Вернувшись в Лондон, я обнаружил, что наш офис перебрался из тусклого и безликого Сенчури-хаус в блестящее новое здание на набережной принца Альберта. Целый блок красивых архитектурных зданий занял главенствующее место в самом центре Лондона на южном берегу Темзы. Прямо напротив, на противоположном берегу реки, видны Вестминстерский дворец и Уайтхолл. Расположение и архитектура нашего здания коренным образом изменили представление о нашей службе. Гигантские крылья, распластавшиеся над центральным бельведером, словно над мрачно нахмурившейся головой, напоминали нам штаб-квартиру некоего Терминатора, грозящего любому, кто осмелится бросить вызов его власти. Официально считалось, что величественное здание обошлось казне в 85 миллионов фунтов стерлингов, но любой в нашем офисе знал, что на самом деле затраты на его сооружение превысили эту цифру по меньшей мере раза в три. В еженедельном служебном информационном бюллетене нас предупредили, что всякие разговорчики относительно перерасхода средств будут считаться серьезным нарушением установленных внутренних порядков и надлежащим образом караться.

Воинственный внешний вид фасада соответствовал самому предназначению нашего ведомства, поскольку серьезные угрозы независимости МИ-6 звучали со дня ее основания и продолжались по сей день. Заметное местоположение здания отражало готовность разведслужбы стать признанной частью правящих силовых кругов Великобритании. Но об этом было во всеуслышание заявлено, или же публично подтверждено, в тронной речи королевы при открытии сессии парламента нового созыва в октябре 1993 года. А спустя год в силу вступил соответствующий закон относительно минимальной финансовой отчетности МИ-6. Лишь немногие члены парламента могли получать ограниченные права внимательно изучать бюджет разведки и объекты ее деятельности, но в то же время они не имели права совать нос в оперативные планы, читать доклады и отчеты или же допрашивать офицеров. Эти нововведения допускали лишь поверхностную отчетность разведслужбы перед общественностью и не имели ничего общего с надзором Конгресса США над американским Центральным разведывательным управлением. Министерство финансов, впервые получив разрешение на основательную проверку эффективности разведслужбы, так ловко покромсало бюджетные ассигнования, что пока ничего не было слышно насчет сокращения личного состава.

За время моего отсутствия многие знакомые уволились со службы. Не стало и самого шефа разведслужбы сэра Колина Макколла вместе с заслуженными, но апатичными престарелыми директорами. Они поддерживали друг друга и двигали своих людей на высшие должностные посты; поговаривали, что один из них даже заплакал, узнав, что его повышать не будут. Им на смену пришло молодое поколение руководителей с новым шефом Дэвидом Спеддингом во главе. Он был пробивной специалист по проблемам Ближнего Востока. Ему только что исполнилось 49 лет, и он стал самым молодым чиновником такого ранга за BGJP историю разведслужбы. Особенно быстро он продвинулся по службе во время войны в Заливе, которая разразилась, когда Спеддинг занимал должность заместителя начальника Ближневосточного управления. С началом войны шеф управления отказался возвращаться из отпуска, и Спеддинг воспользовался представившейся возможностью взять бразды правления в свои руки, чем произвел на правительство неизгладимое впечатление. Он же рекомендовал начальству назначить на важные руководящие посты целый ряд своих доверенных людей.

По возвращении из Боснии мне предоставили 10-дневный отпуск, который я провел, с удовольствием копаясь в своем запущенном саду. За время пребывания в Боснии я вынес убеждение, что Лондон – это наглый, самодовольный, заторможенный и беспорядочно устроенный город, и перестал вращаться в обществе и встречаться с другими людьми за исключением Сары. Это затворничество нарушил лишь краткий визит Фаулкрука, приехавшего обсудить вопросы моего нового назначения. Он предложил мне поехать под "крышей" в Ирак в качестве члена Комиссии ООН по контролю за вооружениями, но мне хотелось получить следующую должность за рубежом без всякого прикрытия. Поэтому, пока что-нибудь не подыщется, он предложил мне стать руководителем головной секции в Департаменте разработки превентивных мер по предотвращению распространения вооружений (РТСР). Секция занималась подбором соответствующих разведданных и предотвращала попытки государств-изгоев, главным образом Ирана, Ирака, Ливии и Пакистана, приобретать биологическое, химическое и ядерное оружие массового уничтожения. От меня требовалось явиться в департамент сразу же после сессии ООН, но затем это задание перепоручили Барту. Теперь я лелеял надежды воспользоваться подобной возможностью снова, уйти из Восточноевропейского управления и уберечься от скрытой опасности, таящейся в закрученных интригах внутри разведслужбы.

Новое руководство в разведке на Воксхолл-кросс отражало чаяния молодых, сереньких и безликих сотрудников. Возможно, так и надо было вести дело, чтобы отражать финансовые поползновения казначейства. Но пойдет ли все это на пользу самим разведчикам? Я обдумывал эту ситуацию, пока вышагивал целую милю от своего дома до Воксхолла-кросс под моросящим июньским дождичком. Начинался мой первый день в новом здании.

Вместо охранников, стоявших в прежнем здании при входе в вестибюль, которые дружески здоровались с входящими сотрудниками, заглядывая в удостоверения личности и сверяя фотографии, теперь появились автоматы. Шесть автоматических охранных дверей, выстроенных в ряд, словно яйца, отложенные каким-то гигантским насекомым, закрывали проход в главное здание. Позади них выстроилась небольшая очередь сотрудников. Когда подошел мой черед, я всунул свою карточку в узкую щель и набрал цифровой код: 6-9-2-1. Автомат сразу же заработал: в щели зажегся зеленый свет и со свистом откатилась вбок входная дверь. Войдя в тесную капсулу, где мои плечи касались стенок, я нажал на кнопку первого этажа. Так как кроме меня в капсуле никого не было, дверь со свистом захлопнулась, а впереди открылась другая дверь, выпуская меня во внутреннее помещение.

Как и в здании Сенчури-хаус, внутренние помещения напоминали гостиничные коридоры. Однако с той разницей, как если бы во внутренних обшарпанных помещениях гостиницы "Интурист" был проведен ремонт и они стали бы блестеть подобно первоклассным американским гостиницам "Мариотт". Из ниш в высоком потолке лился мягкий флуоресцентный свет, освещая мраморный пол цвета слоновой кости и зеленоватые матовые стены. Бросались в глаза две массивные колонны, в них размещалось автоматическое управление скоростными лифтами. Здесь не наблюдалось суеты, в небольшой очереди перед лифтами люди тихо и спокойно переговаривались между собой. Вокруг колонн были установлены удобные скамейки, обтянутые черной кожей. Справа, из открытого окна в небольшом крытом портике на высокую светлую стенку лился свет. Здесь были установлены огромные и слишком яркие субтропические деревья из пластика. Из центрального портика в разные стороны отходили коридоры, отделанные мрамором. Я пришел на встречу со своим новым начальником на двадцать минут раньше назначенного срока, поэтому решил знакомиться с помещением дальше.

Спустившись вниз на несколько ступенек, я оказался в коридорчике, приведшем меня в библиотеку. Библиотека в старом здании влачила жалкое существование; на металлических стеллажах лежали старинные книги, в ветхих папках хранились подшивки журналов. Здесь же все было устроено удобно и просто великолепно: стояли дорогие читальные столы и скользящие стеллажи для книг. За невысокой перегородкой сидела приятная веселая библиотекарша Дженни.

– Как вы себя чувствуете? – радостно спросила она. – Как там дела в Боснии?

Она рассказала, что во время переезда ее назначили заведующей библиотекой, а прежнюю заведующую Сандру уволили по сокращению штатов, так как она была старше ее и получала большую зарплату.