Она обняла их еще сильнее и нежнее и, наконец, отпустила, но в эту секунду Томас зацепился своим ухом за пуговку на ее рукаве.

– Ой! – схватился он за больное место.

– Не плачь, маленький, – поддразнил его Бен, и они все трое весело рассмеялись. Напряжение развеялось, как туман.

– Ну, идите, – сказала Энни, – помойтесь и спать. – «Вот и еще день прожила» – подумала она, когда дети побежали наверх. Сыновья еще не спали, когда вернулся Мартин. Он устал после встречи с одним особенно требовательным клиентом и вошел в кухню, утомленный, потирая глаза ладонью.

– Был тяжелый день? – спросила Энни. Мартин погладил жену по щеке, подошел к буфету и взял бутылку вина.

– М-м… чертовски трудный… так вкусно пахнет, что ты готовишь. А как у тебя прошел день?

– … Как обычно, – осторожно ответила она. Мартин плеснул себе вина, взял вечернюю газету и направился к дивану в дальнем конце комнаты. Он сделал большой глоток и со вздохом облегчения опустился на диван.

– Хвала Господу за мир и покой, – донеслось до Энни его бормотание.

Она стояла у плиты, без особой надобности помешивая деревянной ложкой содержимое кастрюли, и думала «сказать, не сказать». Вдруг я скажу, и получится, что я не смогла это скрыть. А не скажу, получится еще хуже: он может заподозрить, что тут что-то не так».

Энни склонилась над кастрюлей, из которой поднимался ароматный запах. Трудно давалась ложь…

– Мартин! – Неестественно громко позвала она.

– Да?

– Думаю, завтра с утра мне надо будет отправиться по магазинам. Съезжу в Вест-Энд – надо купить кое-что мальчикам, да и себе хочу что-нибудь присмотреть. Бенджи до обеда, как всегда, будет в садике, а потом придет Одри, она обещала.

Мартин оторвался от своей газеты.

«Хороший знак – она снова чувствовала себя в состоянии посещать универмаги, переполненные людьми.» – Он улыбнулся, пытаясь определить, волнение или желание что-то скрыть от нею придало голосу жены натянутость.

– Отличная идея. Слушай, может, мне сходить с тобой. На весь день я, конечно, не освобожусь, но пару часов после ленча я бы выкроил.

– Нет нужды… – взгляд в кастрюлю. Потом короткий взгляд в одном направлении, потом – в другую сторону. Глубокий вздох. – Это роскошное занятие… Я хочу купить Томасу спортивную куртку.

«КАК ПРОТИВНО ЛГАТЬ ЕМУ!»

Мартин на секунду смутился, увидев, как она отводит глаза, посмотрел на ее профиль, и потом безмятежно сказал:

– О'кей. Если ты уверена, что все будет в порядке, иди одна. Возьми чековую книжку, – там на такой случай есть пара сотен фунтов.

– Спасибо, – сказала Энни. Итак, на обратном пути надо будет заскочить в магазин Джона Льюиса и купить все, чтобы муж поверил, будто она целый день поисками нужных вещей.

Внезапно Энни осознала, что вид пищи вызывает у нее тошноту. Она подумала уныло о причинах такой реакции. То ли это потому, что ее любовь к Стиву оказалась низким чувством, то ли ложь и увертки стали тому виной…

Она позвонила Стиву два дня назад, когда поняла, что больше не может жить, не увидев его. У нее дрожали руки, когда она набирала его номер, но чувство уверенности вернулось сразу, как только он поднял трубку и она услышала его теплый спокойный голос.

– Я могу освободиться на целый день, до самого вечера, – сказала она.

– Когда?

– В четверг, хорошо?

– Конечно! Где-нибудь вместе проведем ленч. Вот так они и договорились.

…Энни положила деревянную ложку в раковину к грязной посуде.

– Мартин, обед готов.

– Отлично!

Вечер прошел, как обычно. Но в эту ночь Энни плохо спала, беспокойно ворочалась, разрывалась между чувством вины и счастьем от предвкушения предстоящей встречи.

Утром, когда дом опустел и все затихло после торопливых сборов, она медленно, как во сне, обошла все комнаты, поправила подушки на старой софе, завела маленькие французские часы на каминной полке и, наконец, поднялась наверх. Энни подержала в руках флакон лосьона для тела, потом открыла ящик комода и посмотрела на белье, аккуратно уложенное там. У нее был один комплект дорогого шелкового белья, но это был подарок Мартина, сделанный им год назад на ее день рождения…

Энни взяла простое обычное белье и задвинула ящик. Потом сняла с вешалки вельветовое платье и одела его, стараясь не смотреть на свое отражение в зеркале платяного шкафа. Одевшись, Энни пошла в ванную, зачесала свои волосы так, чтобы они волнами легли вокруг ее лица. Немного поколебавшись, она достала пару гребней из черного янтаря, которые ей подарила Тибби, сказав при этом: «Мне они не нужны, у меня волосы стали слишком редкие». Этими гребнями Энни заколола волосы назад и только теперь посмотрела на себя в зеркало. Глаза блестели, на скулах горели пятна румянца, словом, вид у нее был такой, будто она собиралась сделать нечто ужасное и отчаянное. В полдень она одела свое серое пальто, купленное взамен того, что было на ней тогда, на Рождество. Господи, когда это было? Энни взяла чековую книжку, оставленную Мартином, и положила ее в сумку. Несколько мгновений она стояла глядя на телефон, думая, что еще есть время позвонить Стиву. «Скажу, что не смогу прийти». И тут же подумала о том, как он сидит в своей пустой квартире и ждет ее прихода.

«Я должна идти. Я не могу сейчас звонить. Не сейчас».

Энни вышла из дома. Она собиралась как обычно захлопнуть дверь, но на этот раз, что-то остановило ее, и она тихо прикрыла за собой. Та издала легкий, мирный щелчок.

Стив жил на последнем этаже огромной многоэтажки, недалеко от района Харроудз. Энни вошла в зеркальный лифт, и он повез ее наверх. Она старательно отворачивалась от собственных неприветливых отражений. Наконец, двери открылись и, Энни оказалась в длинном коридоре, устланном толстыми коврами. Она заколебалась, бросила последний взгляд на свое отчаянное, испуганное лицо в зеркале лифта и пошла, утопая в глубоком, мягком ворсе. Энни позвонила, и Стив медленно открыл дверь.

Он поцеловал в щеку, взъерошил ей волосы и произнес:

– Заходи.

И она вошла вслед за ним.

Комната казалась пустой, удивительно высокой, была окрашена в серые и кремовые тона. Немногочисленная обстановка производила впечатление изысканности и достатка. В дальнем углу комнаты стоял длинный черный стол, заваленный бумагами.

– Ты работаешь? – спросила Энни. В этом окружении Стив внезапно показался ей совсем чужим, незнакомым.

– Пытаюсь… – его кривая усмешка выдала волнение и тревогу, которую он испытывал так же, как и Энни. Он спросил:

– Хочешь чего-нибудь выпить?

Энни вспомнила разговор, который они когда-то вели в больнице. Стив тогда сказал:

– Я не предлагал тебе выпить в каком-нибудь укромном баре. Я даже не знаю, что тебе больше нравится: белое вино или водка с мартини.

«Ну вот, достаточно укромное место, – подумала она. – Почему мы раньше не понимали, что все в конце концов, придет именно к такому финалу?»

– Просто белого вина, – сказала она, – и содовой, пожалуйста.

Стив кивнул. Энни поняла, что он тоже помнит этот разговор.

Она подошла к черному дивану, продолжая осматривать пустынную комнату. Стив налил ей вина, подал стакан, и Энни отпила с наслаждением, чувствуя терпкий букет напитка.

– Почему тут ничего нет, – внезапно спросила она. – Ни украшений, ни сувениров?

Стив обескуражено оглянулся.

– А что, это плохо?

– Такое ощущение, что ты собрал чемоданы. Ничего, что я спрашиваю?

Стив расхохотался.

– Ничего страшного, в самом деле. Думаю, мне не хотелось, чтобы о чем-нибудь мне напоминала.

– Иди ко мне, – попросила Энни, взглянув на него снизу вверх. Они сели рядом, почти соприкасаясь головами.

– Не очень похоже на твой дом, правда? У тебя дом полон воспоминаний.

– Да… – ответила она. – У тебя легче.

Они еще выпили, помолчали. А когда Стив заговорил, его голос звучал легко, жизнерадостно, словно что-то изменилось и все вокруг стало абсолютно другим.