Может быть…
Ночь была темная-претемная, безлунная. Но не тихая. Проклятая собака выла за дверью, чтобы ее впустили в дом. Мамочкина сучка, которую она нянчит, холит, прижимает к груди! Он эту собаку ненавидел. Отключив сигнализацию, бесшумно открыл дверь, схватил пуделька за горло, с наслаждением слушая сдавленный скулеж. Мамочка будет скучать по этой глупой твари, если ее не станет. Да, она будет очень скучать. Улыбаясь, он вытащил свой скаутский нож, коротко и точно полоснул по собачьему горлу. И жадно слушал, как повизгивание сменяется бульканьем…
…Рейчел рывком села на кровати. Должно быть, ей приснился какой-то кошмар, но она ничего не помнила, абсолютно ничего… И все-таки сон, каков бы он ни был, оставил противный вкус во рту, а ночная рубашка прилипла к мокрой от пота спине. Рейчел сидела, обняв колени, тихонько раскачивалась и пыталась понять, что же ее разбудило.
Кошмары ей снились на удивление редко – несмотря на то что она постоянно выслушивала чьи-нибудь признания. Наоборот, когда кто-то сознавался в особенно тяжком грехе, она видела чудесные, радостные цветные сны, как будто рассудок после дневных ужасов старался воссоздать нормальный миропорядок. Однажды, после того как один разведенный папаша признался ей в похищении своих детей, ей приснилось, что она сама, этот человек, его жена и дети живут счастливо все вместе в желтой подводной лодке… Рейчел улыбнулась этому воспоминанию: в то время она до одурения слушала старые записи «Битлз».
Она рассеянно взглянула на часы и вскочила с кровати как ужаленная. Полдесятого! А в десять придет Дрейк… Значит, не услышала будильника. Опять не услышала!
Вихрем носясь по квартире, Рейчел успела кое-как умыться, принять душ и облачиться в любимый полосатый сарафан, но заплести в косу влажные волосы не успела. Раздался звонок. Она застонала и побежала открывать дверь, одной рукой придерживая полузаплетенную косу.
– Входите. – Она отступила в сторону, пропуская Дрейка. – Извините, я проспала и потому бог знает на кого похожа.
Он вошел, окинул ее быстрым взглядом с головы до ног.
– По-моему, вы прекрасно выглядите.
Сам он между тем выглядел каким-то издерганным и усталым, несмотря на непривычно элегантный льняной бежевый костюм и белоснежную рубашку с распахнутым воротом. Круги под глазами свидетельствовали о бессонной ночи. Рейчел хотелось спросить, почему он не спал, но она понимала, что ответа не будет.
С трудом поборов желание дотронуться до его плеча, она показала ему на диван.
– Вы не посидите минутку? Я сейчас закончу причесываться…
Но Дрейк не стал садиться. Он неожиданно взял ее за руку, придерживавшую волосы, коса тут же расплелась, и влажные пряди рассыпались по плечам.
– Так вам больше идет, – серьезно объяснил он. – Правда – так лучше. Оставьте их распущенными.
У Рейчел перехватило дыхание, но она не стала возражать. А Дрейк вдруг помрачнел, отступил от нее и чопорно присел на край дивана, ворча, чтобы она поторопилась. Что ж, она уже начала привыкать к его постоянным приближениям и отступлениям, к отрывистым приказам, через секунду сменяющимся нежностью. Судя по всему, он просто не знал, что с нею делать. Да и неудивительно: в жизни ему выпало столько огорчений…
Рейчел метнулась в спальню за сумкой и задержалась на секунду перед зеркалом, чтобы посмотреть на себя с распущенными волосами. Конечно, правильней было бы сегодня заплести косу – тем более что они с Дрейком собрались гулять, а не сидеть в помещении. Однако она вспомнила грустные нотки в его голосе и решила оставить так, как есть.
Как только они вышли из дому, в лицо пахнуло жаром, и Рейчел возрадовалась, что надела сарафан и тем спасла себя от теплового удара. Но день, по крайней мере, выдался ясный, и можно было дышать – в дождливые дни жара становилась вообще невыносимой.
Она оглянулась, ища глазами машину Дрейка, но он взял ее за локоть и повел на середину бульвара, которую коренные горожане называли «нейтральной полосой».
– Поедем на трамвае, – пояснил он. – Во Французском квартале можно состариться, пока найдешь где поставить машину.
Дойдя до остановки и убедившись, что они одни, Дрейк заговорил о деле:
– Как там обошлось вчера, когда Фэйрчайлд вернулся в контору? Я весь вечер с ума сходил от беспокойства.
Так он поэтому всю ночь не спал? Охваченная внезапной нежностью, Рейчел хотела дотронуться до его щеки, но сдержалась, боясь, что он опять оттолкнет ее.
– Вам не о чем было беспокоиться. Он накричал на меня, и все. – Она покраснела. – Правда, мне пришлось сочинить историю о пылкой влюбленности, чтобы объяснить, зачем меня понесло на стройку.
– Он вам поверил?
– Думаю, да. Уолли точно поверил. – Рейчел улыбнулась, лукаво взглянула на Дрейка. – Кстати, Уолли одобрил наше предстоящее свидание. Сказал, что вы – хороший парень. Неразговорчивый, но надежный.
Дрейк скорчил комичную гримасу.
– Только Уолли мог так отрекомендовать бывшего заключенного.
– Может, он догадывается о вашей врожденной добродетели?
Дрейк фыркнул и полез в карман за мелочью на билеты.
– Пеннелл не узнал бы добродетель в лицо, даже если бы она сама вышла к нему и возгласила о себе. Этот человек расчетлив, вероломен, умен…
– И добр к своим секретаршам, – закончила Рейчел.
Дрейк испытующе посмотрел на нее.
– Только не говорите мне, что он вам нравится.
– Не то что нравится, – пожала плечами Рейчел, – но… даже не знаю, как объяснить.
– Попытайтесь.
Она подумала о манере Уолли ухаживать, не распуская рук, – в отличие от его компаньона Фэйрчайлда. Каждый раз, когда Уолли смотрел на нее, она чувствовала к нему необъяснимую симпатию. Ну как объяснить такое Дрейку?
– Он не досаждает мне, как Тед, – сказала она в конце концов и невольно передернулась, вспомнив, как он взял ее за подбородок.
Сузив глаза, Дрейк отдал ей мелочь.
– Ладно, понял. А теперь, Рейчел, скажите мне правду: что у вас вчера произошло с Фэйрчайлдом?
– Я уже сказала.
– Сказали, но не все. – И, когда она недоуменно взглянула на него, добавил: – У меня тоже бывают предчувствия, помните? И я хочу знать, не обидел ли вас этот подонок.
Рейчел мотнула головой и стала глядеть вдаль, куда уходили рельсы, мысленно прося трамвай появиться поскорее, чтобы ей не пришлось отвечать на вопрос Дрейка. Когда трамвай наконец подошел, Дрейк как-то по-хозяйски обнял ее за талию и помог подняться в вагон.
Трамвай был почти пустой, но Дрейк тем не менее направился в самый конец, подальше от всех. На следующей остановке через два квартала вошел всего один пассажир; Дрейк напряженно проследил за ним взглядом и, нагнувшись к уху Рейчел, прошептал:
– Этого парня я уже где-то видел, так что ни о чем важном сейчас не говорим. Может, это один из приятелей Фэйрчайлда.
Она успела только испуганно взглянуть на него, потому что пассажир прошел по проходу и уселся как раз напротив них. Дрейк положил руку на плечо Рейчел, а у нее бешено забилось сердце. Неужели Фэйрчайлд установил за ними слежку? Значит, он кого-то из них подозревает? А если да, то кого?
Человек напротив развернул газету и стал читать, но Рейчел заметила, что он не переворачивает страницы.
– Ну как вам «Хисторик хоумз»? – светским тоном спросил Дрейк, предупреждающе сжав ее плечо.
Рейчел все поняла и принялась подробно рассказывать о своей первой неделе на новой работе, особенно упирая на то, какие чудесные люди ее окружают. Дрейк вскользь упомянул о несчастном случае, и она сочувственно поахала, жалея незадачливого Марко и Лолу. Дрейк смотрел на нее с явным одобрением, и она вдруг поняла, что ловит каждую его улыбку. Почему он ведет себя так, только когда они разыгрывают спектакль для посторонних?..
Как бы то ни было, к удивлению Рейчел, поездка становилась довольно приятной, несмотря на пристальное внимание читателя газеты к каждому их с Дрейком слову. Сначала она просто поддерживала разговор, на ходу сочиняя воспоминания для своего двойника – молодой вдовы Рейчел Брэдли, выпускницы католического колледжа Лойолы. Потом ее воображение исчерпало себя, поскольку она все-таки не имела никакого представления о том, как это – быть замужем, и ни разу не бывала в кампусе колледжа Лойолы.