Уму непостижимо: стоило только оказаться рядом с этим человеком, и передо мной открылся путь в красивую жизнь. Поначалу я, конечно, опасалась, что наедине с Дидье, без спасительного прикрытия безликой толпы, мне будет несколько неловко. Однако разговор наш тек легко, а когда Дидье не удавалось подобрать нужное слово, мы переходили на французский. Должна признать, сидеть за столиком на двоих с посторонним мужчиной было несколько внове, хотя мое чувство собственного достоинства невероятно от этого выигрывало. Вы только представьте! Оказывается, я занятный собеседник, и за тринадцать лет, прожитых с Коннором, умудрилась-таки сохранить индивидуальность. На меня то и дело накатывали приливы гордости, когда Дидье смеялся над невзначай отпущенной шуткой или смаковал понравившееся ему слово. Давненько я не чувствовала себя такой интересной: будто родилась заново. Правда, иногда я забывалась, и мне начинало чересчур нравиться общество этого невероятно привлекательного мужчины – приходилось себя одергивать и утешаться мыслью, что общаюсь с нашей великой звездой исключительно по настоянию мамули. К тому же, знаете ли, после откровений Кери насчет переписки и звездно-полосатых… ну, не будем вспоминать – я подумала, что тоже имею право немного гульнуть.
Дидье рассказывал мне о мире шоу-бизнеса – я закинула удочку, чтобы прощупать его позиции касательно данного вопроса, и увлеченно слушала, страстно кивая, как и полагается несведущей в таких делах медсестре. Он так и не понял, что я знаю столько, сколько ему и не снилось. Незаметно перешли на личное, и мой обольстительный собеседник рассказал о Франции. В Париже он ведет городскую жизнь, а по выходным выбирается на гранд-пляж в Биарриц, гоняет с серфингистами, бродит по берегу и, зайдя в какое-нибудь кафе на променаде, любуется закатом. Дидье много рассказывал о дружбе наших матерей, и Дельфина мне как-то ближе стала, я прониклась чувством душевного сродства, которое казалось прежде недосягаемым, как горизонт. Я радовалась, что помогаю Дидье разговориться и в то же время получаю ценную возможность взглянуть на вещи мужским взглядом. С тех пор как уехал Коннор, мне этого страшно не хватало, ведь по телефону всего не объяснишь и не обсудишь, а что касается Дэна, так он, положа руку на сердце, не самый красочный представитель своего пола. (Порой даже я способна утереть ему нос, когда требуется вести себя по-мужски.)
Мне так легко было в компании нового приятеля, что я без раздумий согласилась встретиться с ним снова, и мы договорились во вторник вечером заняться тем, чем занимаются «нормальные люди» (по его собственным словам), а именно сходить в кино. Да, мы сжимали в руках билеты, как восторженная ребятня, и лопали поп-корн из огромных бумажных стаканов, запивая его холодным-холодным «Айрн брю» (прививаю французу любовь к шотландским традициям) – все это было «нормально». Ненормальность же состояла в том, что, во-первых, Дидье замаскировался. Конечно, он не надел ни накладных усов, ни парика, но бейсболка с большим козырьком здорово прикрывала верхнюю часть лица, а кроме того, он по самый подбородок обмотался шарфом; мы вошли со служебного входа; нам совершенно бесплатно вручили билеты на лучшие места; при желании мы могли бы опустошить целый кафетерий, и никто бы нам слова не сказал, ну и, конечно, на последнем ряду сидели неизменные «люди в черном». Надо сказать, водить дружбу со знаменитостями довольно занятное дело, так что мне выпала неплохая возможность скрасить дни вынужденного и, как выяснилось, нелегкого ожидания. С Коннором мы созваниваемся все реже и реже, цветов я так и не получила, и мне уже с трудом верится, что когда-нибудь он вернется и все будет по-старому. Конечно, я его все так же безумно люблю, но теперь этот человек кажется каким-то чужим. Я даже не сомневаюсь, что, когда он приедет, все снова наладится и пойдет по-старому, но, согласитесь, не могу же я свернуться калачиком и впасть в зимнюю спячку на целых четыре месяца. В особенности если вспомнить, что Коннор не сидит сложа руки, а делает себе в Лос-Анджелесе карьеру и раскрывает собственную индивидуальность (надеюсь, на том перечень его достижений заканчивается). Так с чего мне замыкаться в своем мирке? У меня отличная возможность расширить круг знакомств и интересов, а также неплохо продвинуться с помощью знаменитого француза. Вот такие у меня мысли. Назначение предстоящего вечера пока скрыто завесой тайны: во всяком случае, Дидье пообещал мне Роскошь с большой буквы Р. Хорошо для поднятия социального статуса восходящей радиозвезды (притворимся, что это про меня – по крайней мере до ближайшей пятницы), хотя для фигуры, пожалуй, не очень: из-за кулинарных излишеств бедра решительно начинают уподобляться округлостям Джей Ло (только без горячего латиноамериканского колорита).
– Да, с бракованными узлами всегда проблем не оберешься, – гремит в наушниках голос Кувалды. – Только при чем здесь дети?
– Мне кажется, ты немного перепутал, Кувалда, – улыбаюсь я. – Мы говорим не о технике, а о нерушимости брачных уз.
– Ах да, понял. Брак – дело серьезное. А я-то думал, мы про детей.
– Хм, не знаю, Кувалда. Поставить тебе какую-нибудь песню?
– И то верно, ангел. Мы тут с ребятами в гараже хотели послушать «Летучую мышь из ада» Митлоуфа, если не внапряг.
– Конечно, без проблем.
Как бы я ни старалась поднять музыкальный рацион своей передачи до удобоваримого уровня, за вкусы своих постоянных слушателей я не в ответе.
Нерушимость брачных уз. Тему сегодняшней дискуссии подняла Глэдис – да, я по-прежнему веду шоу, во всяком случае, до пятницы. Она только что обнаружила, что ее сноха Мэнди наставила рога своему мужу Майклу с мастером, который пришел устанавливать домашний кинотеатр. Судя по всему, установив систему и вручив инструкции, он под замечательное звуковое сопровождение решил наглядно продемонстрировать, как пользоваться «ручной настройкой». Как потом выяснилось, Мэнди также переспала с газовщиком, наладчиком стиральных машин, почтальоном и всеми остальными представителями противоположного пола, когда-либо переступавшими порог семейного гнездышка этой милой четы, за исключением разве что члена секты «Свидетелей Иеговы» (остается надеяться). Глэдис дозвонилась первой и сразу придала ускорение нашей дискуссии.
– После того как Майкл обо всем узнал, на нем лица нет, бедняжечка, – жалуется она, нисколько не стесняясь полоскать грязное белье своей семьи в радиоволнах нашего эфира. – А ведь он был предан девчонке как старый пес. Я ему сказала: «Майкл, да не стоит она тебя. Гони ее в шею и найди себе приличную девушку, которая не станет крутить шашни с первым встречным». А он так к ней привязан, к этой уличной девке, так привязан – вот и мается, бедолага.
Глэдис смачно отхлебывает чай, а я, пользуясь моментом, выбираю следующую запись, принципиально решив ничего не напоминать своей пожилой собеседнице. Предоставим ей сколько угодно делать вид, будто запамятовала, что «святой Михаил», «преданный старый пес», и сам пускался во все тяжкие и время от времени примыкал к шайке бродячих собак, о чем Глэдис лично призналась в прямом эфире. На мой взгляд, этот четвероногий просто встретил в уличной кошечке Мэнди родственную душу. Мне только остается, не вмешиваясь в лиричные рассуждения Глэдис о супружеской верности, молча поражаться подобным парам. Если они с самого начала собирались друг друга обманывать, чего же ради тогда сходиться и корчить друг перед другом преданность? Или именно в этом и заключен весь смысл их отношений? Если судьбе было угодно свести людей, склонных к измене, может, так и надо? Семейная стабильность им в радость, а заодно можно и на стороне интрижки заводить. А может быть, такие отношения стали нормой наших дней? Кстати, не далее как сегодня утром мы с Дэном прочли в «светских бреднях», что тридцать процентов пар не моногамны. Так что если дела и на самом деле обстоят столь плачевно, тогда разговоры о верности попросту неактуальны.
Хотя тему для сегодняшней беседы выбрала не я, против ничего не имею. Неплохо послушать другие мнения, чтобы самой хоть чуть-чуть навести в мыслях порядок: после того как мы с подружками мило побеседовали за карри, в голове носятся всевозможные гипотезы, как стая борзых за зайцем. Я превратилась в Фому неверующего. Стоит только закрыть глаза – сразу представляются горячие ванны, бикини и сцены, которые могут происходить разве что в порнофильме дрянного пошиба. Причем, что самое неприятное, – Коннор неизменно исполняет главные роли, в то время как его лидирующая партнерша – Хани-Милашка (никогда не видела эту девицу, но в моих фантазиях она как две капли воды похожа на Барби, что, думаю, недалеко от истины). Неприятно сомневаться в близком человеке, но, учитывая, какое нас разделяет расстояние, все может случиться. Как представлю его с другой женщиной, наизнанку выворачивает. Коннор Маклин принадлежит мне. Он мой уже тринадцать лет. Его тело – моя собственность: я холила ее, мяла, гладила и облизывала примерно (специально подсчитала на калькуляторе) сорок четыре процента своей жизни. Это моя территория, я взрастила ее, точно клумбу с нежными тропическими цветами. И если кто-то другой сунулся с лейкой в мои оранжереи, тогда они мне больше не нужны. Правда в том, что, когда Коннор уезжал, у меня и в мыслях не было, что он способен изменить, однако Кери заронила семя сомнений в благодатную почву.
