– Спасибо.

– Я тебя уверяю: все утрясется, и вы будете счастливы, как прежде.

– Спасибо.

Может, он и не эксперт-психоаналитик, но все равно приятно услышать хоть что-нибудь хорошее. Умеет Дидье все-таки сказать именно то, что нужно.

Пытаюсь подавить зевок.

– Ну все, мадемуазель, я вижу, вы устали – пора ложиться. Да, и если не возражаете, можно я останусь у вас? Уже поздно, да и в гостинице народу полно. Я в другой комнате на диване переночую. – Он застенчиво улыбается. – Нечасто выпадает возможность пожить нормальной жизнью.

Улыбаюсь, стягиваю ботинки и подхожу к подголовью кровати.

– Оставайся, конечно, – киваю я, откидывая одеяло и заползая в уютную теплую постельку – прямо в одежде.

(Не стану же я раздеваться в присутствии такого мужчины, согласитесь, – подожду пока он заснет, а после быстренько футболку накину.)

Дидье с торжественным видом подходит ко мне и, наклонившись, целует в лоб.

– Bonne anniversaire, cherie.[114] Желаю тебе от души повеселиться. Спокойной ночи.

Спокойной ночи? Скорее, спокойного дня – ночь уже под большим вопросом. А с другой стороны, у меня дома на диванчике притулилась всемирно известная звезда французской эстрады… не так уж, наверное, все и плохо!

ВРОЗЬ[115]

Где-то рядом трещит звонок. Первая мысль – в башке звенит с похмелья. Второе, что приходит в голову: «А ну и пусть, у меня сегодня день рождения!» И тут же: «Ого! Да мне уже тридцать!» Энджел Найтс, новопосвященный член клуба «Кому за…». В голове не укладывается. Такое чувство, что я так и застряла где-то в районе двадцати пяти, хотя, спору нет, тогда я чувствовала себя гораздо более зрелым человеком. Да что говорить, в восемнадцать я знала о жизни практически все.

Что за шум-то, в конце концов? Ай, да это в дверь звонят. Подарки! Такие огромные, что в почтовый ящик не помещаются, и почтальону пришлось доставить их на дом. Какой нетерпеливый – видно, подарков много, тяжело держать. Гуляем! Вываливаюсь из постели и ковыляю к двери, то и дело спотыкаясь о разбросанные по всему полу предметы гардероба.

– С днем рождения меня, с днем рождения меня, – напеваю, врываясь в гостиную, – с днем рождения лучшего на свете диджея, с днем рождения меня.

На цыпочках перебегаю по ковру мимо опустевшего дивана и выскакиваю в прихожую.

– Дидье? Эй, Дидье, ты где? Скорее сюда, обними покрепче име…

«Именинницу». Так я хотела сказать, но, увидев человека, который стоит на пороге, выдавливаю что-то больше похоже на «имепхмхм». Вернее, увидев двух совершенно обалдевших мужчин, в полном недоумении пялящихся друг на друга.

Это что, мой Коннор? Протираю заспанные глаза. Его смуглую кожу позолотило солнце, волосы подстрижены короче, и похудел – почти такой же стройный подтянутый мальчик, с каким я когда-то познакомилась, – вне всяких сомнений, он. Мой милый Коннор. А напротив него, одной рукой придерживая открытую дверь, а другую, положив на пояс обтягивающих черных шортиков, стоит Дидье. Минуточку, черных шортиков? Обтягивающие шортики и обнаженный торс. Опускаю взгляд на выглядывающие из-под старой футболки с «Джеймсами» голые ноги. Провожу рукой по взъерошенным, примятым со сна волосам. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но выглядит это, прямо скажем, не очень…

– Коннор, – глухо, не своим голосом, проговорила я, – как ты здесь оказался?

Не нашлась сказать ничего лучше – не ожидала его увидеть. Да и ситуация не из простых: двое мужчин столкнулись лицом к лицу в дверях. Нам-то с вами ясно, что все объясняется вполне невинно, но, на беду, у меня всегда виноватое лицо. Да на меня в ряду подозреваемых сразу пальцем покажут, пусть даже и нужен им лысый громила с татуировками. А тут я своим видом и подтвердила все шевельнувшиеся в голубых глазах моего возлюбленного подозрения.

Наконец обретаю дар речи.

– Коннор, ты все-таки приехал. Невероятно…

Кидаюсь к нему, буквально сметая на своем пути француза. Бросаюсь вперед и обнимаю свою половину – такое все родное; да, и запах его – «Дюна» после бритья, приправленный его собственным мужским ароматом. Ни с чем не перепутаешь. Он настоящий, мой парень, только почему-то такой холодный, в переносном смысле слова. Обхватив его поджарые бедра, отстраняюсь, чтобы хорошенько взглянуть и осмотреть. Коннор устал, немного измотан с дороги, но выглядит отлично: загорел, окреп и даже, пожалуй, еще симпатичнее стал. Волосы свои черные подстриг спереди и сзади – такой простоватый паренек получился, типично американский стиль. На нем джинсы цвета хаки и опрятный синий свитер, а поверх – джинсовая куртка (у него плечи и так немаленькие, а в ней – еще шире кажутся). Мельком взглянув на ноги, вижу: все те же верные (может, несколько неудачное словцо для такого случая) поношенные ботинки. К горлу ком подступает: он такой… такой мужественный, высокий и стройный – и весь мой.

– Ты у меня такой красавчик, – нежно обращаюсь к нему.

Радостно заглядываю в его пронзительные голубые глаза, а лицо так и светится от любви. Только вот он почему-то смотрит на меня и не улыбается. Хмурюсь и вдруг, затаив дыхание, вижу, как его глаза застилает влага, и слезинка скатывается по щеке.

– Нет, Коннор, не надо. Что с тобой?

Рискую показаться вам старомодной, но мне больно видеть, когда мой мужчина плачет – плачет от тоски.

– Привет, малыш, – говорит он с мягким шотландским акцентом. – Решил вот: заеду с днем рождения тебя поздравить.

Улыбаюсь и прижимаю его к себе. Что ж ты меня не обнимешь? Забыл, как это делается? Ну же, руки в стороны, прижаться туловищем; вот так, полегче. Делаю новую попытку, но скоро отстраняюсь, заметив, что Коннор смотрит на Дидье. Откашливается.

– Только, судя по всему, на праздник я уже опоздал.

– Что? Коннор, ты все не так понял.

Перевожу взгляд с одного на другого и в растерянности опускаю глаза в пол, туда, где под моими ногами разверзается пропасть адских мук.

– Ха-ха. Слушай, я знаю, что со стороны это выглядит… э-э, странновато, Кон, только честно, ха-ха, это просто…

– А ведь Кери предупреждала, – резко обрывает он.

– Она тут еще причем?

– Говорила мне, что с тобой что-то нечисто, и даже сказала, что у нее имеются доказательства. А я еще не поверил: думал, ты на такое неспособна. А теперь собственными глазами во всем убедился.

– Хватит, Коннор, – хватаю его за руку. – Не в чем тебе убеждаться. Давай проходи: поговорим обо всем спокойно, а потом отпразднуем день рождения и…

– Ты его целовала?

Я чуть замертво не свалилась, услышав этот вопрос – так, бывает, мушка плюхнется в лобовое стекло спортивного автомобиля с турбоинжектором.

– Что-что?

– Ты его целовала?

Говорит он монотонно. Я смотрю на него, а лицо будто льдом сковало. Как парализованная стою, не в силах и слова вымолвить – да и что тут ответишь?

На секунду наши взгляды встретились, и Коннор все прочел в моих глазах – ведь он «зеркала моей души» изучает еще с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать. Ничего от него не утаишь.

– Кажется, мне пора, – говорит Дидье, как-то вдруг его голос потерял для моих ушей всякое благозвучие.

– Кажется, да, – холодно соглашается мой голубоглазый.

– Стой! – взвизгиваю я. – Не глупи.

– Ну, уж глупостью я бы точно это не назвал.

Коннор отступает на пару шагов, собираясь уходить, как вдруг в коридоре за его спиной появляется какой-то человек. На нем шляпа, и лица почти не видно за фотоаппаратом. В голове промелькнуло, что где-то я его уже видела, хотя не пойму где. Уж простите, я в эпицентре кризиса оказалась.

– Эй, что вы?.. – хотела, было, спросить, но Коннор меня перебивает:

– Ты его целовала?

– Я ухожу, – добавляет Дидье.

– Да, я его поцеловала, но это не…

Не успеваю я договорить, как меня ослепляет яркий свет. Зажмурившись, заслоняю лицо руками. Что это, я падаю? В ад проваливаюсь? Или кто-то вспышкой щелкнул? Открываю глаза, однако незнакомца и след простыл. Растерянно верчу головой.