Матушка… что ж, она в своем репертуаре. Так же предвзято судит о людях и ведет жизнь юной кокотки, отказываясь принимать тот факт, что ей уже под шестьдесят, – в общем, все по-старому. Между прочим, они с Коннором заключили перемирие: когда мы виделись в последний раз, я пригрозила подарить мамочке внуков, если после всех неприятностей, которые приключились с нами при ее непосредственном вмешательстве, она хотя бы не притворится, что ей по душе мой молодой человек. И самое главное – по большому секрету – мамуля прощена за то, что бросила нас с отцом. Наверное, Дидье был прав: все обернулось к лучшему. Поражаюсь, как зрело я начала рассуждать; тридцать лет – не шутка.

Кери Дивайн раздулась до двадцать пятого размера, покрылась прыщами, ее бросили все ухажеры, и теперь она ночует под мостом и рыщет по помойкам в поисках пропитания. Конечно, я все это выдумала: ничего такого не произошло, только те из вас, кто верит в карму, согласятся, что ей не помешало бы воздать по заслугам. А так я слышала о блудной подруженьке, когда она ушла из «Звезды» и устроилась в очередные «светские бредни» в Лондоне. И знаете кем? Ресторанным критиком. Уму непостижимо.

Свет меркнет, зал утих, нервы натянуты как струны: пошли титры. Коннор, тихонько нырнув в соседнее кресло, крепко сжимает мою ладонь.

– Ну, ни пуха, – говорю ему на ушко. – Все пройдет на ура, можешь не сомневаться.

– Спасибо, – в радостном возбуждении шепчет он. – Кстати говоря…

– Что?

– С годовщиной тебя.

– Четырнадцать лет вместе, – удивляюсь я. – Потрясающе.

– Это ты у меня потрясающая, – с улыбкой отвечает Коннор; вижу блеск глаз, в которых отражается льющийся с экрана свет. – Ах да, совсем забыл: напомни вечером, что я хотел кое о чем тебя попросить, уговор?

– О Боже, – застонала я, игриво хватая его за руку. – Только не это!