– Что происходит, папа? – Бейбет вышла из особняка и остановилась на верхней ступеньке лестницы. Фред остановился рядом. Из кухни выскочили Эл и Эдвидж. Лети, их няни и гувернантки, учителя с любопытством выглядывали из окон второго этажа.

– Наш друг, будущий герцог Альба, – Алонзо озадаченно смотрел на Габриеля, – обратил в бегство… незваного гостя.

– Герцог Альба? – переспросила Бейбет, пристально глядя на Габриеля. Она недоуменно подняла бровь.

Ее отец с ужасом смотрел то на нее, то на Фреда.

– Господи, спаси и помилуй нас! Бейбет, этот мужчина провел ночь в твоей комнате? – На лице Алонзо проступила восковая бледность. Он ловил ртом воздух.

– О, я забыл попросить руки вашей дочери, – пробормотал Фред. – Я не спросил у твоего отца благословения, любимая. Может быть, сейчас…

– И не надейся, что он одобрит наш брак, милый. Будь иначе, я бы напомнила тебе, что нужно попросить благословения, – Бейбет тяжело вздохнула. – Папа, я… мы… – она встретила потрясенный, неодобрительный взгляд Алонзо, и вся ее бравада исчезла. Она снова почувствовала себя маленькой, провинившейся девочкой.

– Ваша дочь и я поженились в… в муниципалитете, – Фред изумленно улыбался. – Я сыграл для своей невесты Генделя.

Наступила гнетущая тишина. Неожиданное известие поразило всю семью. Алонзо пришел в неистовство.

– Без моего разрешения ты выскочила замуж за нищего уличного музыканта! За иностранца вдвое старше тебя! Соглашайся аннулировать контракт, дочь. Обещай, что никогда не будешь искать встречи с этим охотником за приданым, негодяем без гроша в кармане. Или уходи. – Карвало старался держаться с достоинством. Он привык скрывать истинные чувства.

– Федерико не нужны мои деньги. Он – музыкант, гений. Нет оснований аннулировать брачный контракт. Извините, отец, но брак оформлен окончательно.

– Уходи немедленно! – Алонзо выгонял свою любимую дочь на улицу. – Уходи в чем стоишь и никогда не смей переступать порог моего дома!

– Но, отец… – начала Бейбет. Карвало резко повернулся и ушел в дом, с грохотом захлопнув за собой двери. – Хорошо, что хоть успела нормально одеться, а не в ночной сорочке и пеньюаре, – сказала она покорно.

– Не огорчайся, моя любовь, София даст тебе надеть что-нибудь. Если у нее не найдется подходящей одежды, возьмешь у Дженни, – Фред успокаивающе улыбнулся.

– Дженни уехала, Федерико, – Габриель набросил пиджак на плечи Бейбет. Я хочу найти ее и постараться вернуть ее любовь. Вы поможете мне? Даже если она не захочет меня видеть, она захочет повидаться с вами, пожелать вам счастья. Когда она увидит, как вы любите друг друга, она, может быть, вспомнит меня, я надеюсь.

– Конечно, мы поможем, – решила Бейбет за своего мужа.

Они шли по Пятой авеню. Молодая миссис Фостер бодро постукивала по тротуару изящными шлепанцами.

– Гейб, а что, собственно, произошло?

– Приехал Чарльз Торндайк. Он пытался уговорить ее уехать с ним и выйти за него замуж. Я вел себя ужасно. Из всех ревнивцев я оказался самым глупым. Я ушел, оставив их вдвоем. А должен был стоять рядом с ней.

– Почему ты ревнуешь, ведь Дженни презирает Торндайка. Она сказала мне об этом, – упрекнула Бейбет. Фред взял ее под руку, когда они переходили Вторую авеню под надземной дорогой.

– Она… не прогнала его сразу. Тогда я подумал… Неважно, что я подумал. Я был не прав. Но она исчезла. Я должен найти ее и обязательно найду, – Габриель был полон решимости, но в его черных глазах светилась боль. – Однако сначала мне нужно решить одну очень трудную проблему.

– Габриель, что может быть важнее поисков любимой? – Фред нежно взял Бейбет за руку.

– Приехала Фиамма. Привезла подвенечное платье, перину, короче, все приданое. А я не могу жениться на ней. Эй, Федерико… – Габриель улыбнулся, – ты помнишь, что наговорил о Фиамме и французе? Как ты мог так ошибиться?

– Габриель, почему ты решил, что я ошибаюсь? Великий Фостер никогда не ошибается. – Фред резко остановился. Он упорно стоял посреди дороги. Мимо них проносились повозки и коляски. – Как в опере Вагнера, в воздухе носятся обман, злодейство, искусная уловка.

– Да, дорогой, мы знаем, – Бейбет ласково усмехнулась и повела своего эксцентричного гения через дорогу.

– София, я не могу уехать навсегда, не простившись с тобой, – Дженни вбежала в кухню Агнелли. В легком белом платье и соломенной шляпке с широкими полями она была очаровательна. – Я уже собиралась сесть в кеб, но не смогла не поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделала. – На ее глазах блестели слезы. Она смахнула их ресницами, и сияющая улыбка озарила ее лицо.

– Ты такая хорошенькая, Дженни, похожа на принцессу или невесту. Боже мой! Куда ты едешь? – София опустила подбородок на руки. Ее плечи скорбно опустились. Она встала из-за стола, за которым они с Фиаммой пили чай. Вероника и Велентайн, спасаясь от жары горящей плиты, ушли с шитьем на пожарную лестницу. Им было легче и приятнее работать на свежем воздухе. Июльский день обещал быть ужасно жарким. Уже неделю в Нью-Йорке стояла удушающая жара. В квартирах, лишенных вентиляции, было словно в топке из-за непрерывно горевших плит. Не спасала ни ночная прохлада, ни открытые настежь окна, занавешенные влажными простынями и одеялами.

– Куда ты едешь, Дженни? Ты мне стала как родная дочь. Почему ты уезжаешь? – София вытирала лицо и шею носовым платком.

Дженни бросила взгляд на Фиамму. Она очень красивая женщина.

– Чтобы спасти мою девочку от Чарльза Торн-дайка, он хочет отнять ее у меня… И дать Габриелю свободу. Для нас все кончилось. Я знала это с самого начала, но… надеялась. С сегодняшнего дня ушли сказки и мечты, наступила реальная жизнь. А Габриель… пусть осуществит свое дело чести и женится на женщине, которой это обещал.

Фиамма, словно поняла ее слова, подняла от шитья глаза и самодовольно улыбнулась. Дженни и раньше замечала у нее такую улыбку. Она отвернулась и окинула взглядом знакомую маленькую кухоньку. Она полюбила ее, потому что любила людей, которые доброжелательно и ласково приняли ее в свою семью. Хотя по старой штукатурке разбегались трещины, кухня была тщательно вымыта. София приложила немало усилий, чтобы украсить ее и придать ей уютный вид. На одной стене висел красочный календарь с видом на итальянские Альпы. Рядом – розовощекая Мадонна с младенцем. Горячий воздух был наполнен опьяняющими ароматами вчерашнего ужина и тяжелым запахом керосина от горящих день и ночь ламп. Дневной свет совсем не проникал в комнаты.

Дженни подошла к двери. Рядом на стене аккуратно развешены инструменты Габриеля. Она ласково провела кончиками пальцев по резной ручке пилы, по рубанку. Его руки прикасались к ним, гладили их, работали ими. Она взяла гладкий деревянный гвоздик, сделанный им, и зажала в ладони. Немного подумав, взяла бледную кудрявую стружку, тонкую, как пергамент, зацепившуюся за лезвие рубанка. Она будет хранить ее вечно вместо пряди волос потерянного любимого. Ей часто будет вспоминаться кухня Софии. Она будет так же тосковать по ней, как по кухне матери в их домике в Швеции. Дженни крепко обняла Софию. Из-под опушенных век тихо струились слезы.

– Как я узнаю о тебе? – спросила женщина. – Ты мне напиши, а Рокко прочтет мне твое письмо. Дженни оглянулась. В кухне по-прежнему была одна Фиамма.

– Я не напишу, София, потому что… по почтовому штемпелю можно узнать, откуда пришло письмо. Глэдис будет знать, где мы и как живем, – тихо сказала Дженни. В глазах Софии блеснуло понимание.

– Она везет вас в лагерь? – с облегчением шепнула она. Дженни прижала палец к губам.

– Не беспокойся. Я никому не скажу, а Фиамма не знает английского. О'кей, Дженни. Теперь мне немного легче.

– Мама, я уезжаю с ней… все равно, куда, – Рокко стоял на пороге кухни. У Дженни перехватило дыхание. На губах парнишки мелькнула быстрая улыбка, сверкнули белые зубы.

– Мальчик мой, у меня камень с души свалился впервые с тех пор, как… случилось несчастье. Ты покинешь ту, кто заботится о тебе… беспокоится о тебе, любит тебя? – София подняла глаза к небу, но увидела только потрескавшийся, закопченный потолок своей кухни.