Рикард поглядел на атамана с искренним уважением:
— Все-то ты знаешь! А как изгибом пробовать, слышал?
Ратин кивнул:
— Отец саблю «медвежьей стали» не пожалел: сломал, когда показывал. Здешние и северные клинки можно отогнуть не более, как на одну восьмую длины. А «медвежью сталь» только на тринадцатую часть. Отогнутый и отпущенный, клинок должен вернуться в прежнее состояние, точно, как был. А по доске плашмя хлопать — «медвежью сталь» вовсе нельзя, из-за хрупкости. Здешний же клинок должен давать чистый звук, без дребезга. Ладно, я тебя перебил. Говори дальше: отковал вам отец мечи, и потом?
— Так ведь чего больше рассказывать? В первую ватагу к Берту, когда еще сам Неслав набирал, я просто опоздал. Ну, а потом уже, когда Сэдди на хутор людей звал… При Ингольме я кузнецом не назывался, против него я щенок. Вот мастер был! — Олаус привычно подергал ус, и опять шумно перекатился на другой бок. Вздохнул:
— По правде говоря, и не лежит душа на месте сидеть. Моя бы воля, наняться с караваном далекодалеко на север, за Княжество. До самого Юнграда. Или на запад, за Финтьен сходить. Да хоть бы и на юг, к Хрустальному морю! Мир посмотреть.
— Нет, мне бы в лесу жить… — Дален Кони опустил плечи: — Там тихо. Птицы только. Ветер иногда. Ну, кабан рыкнет. Медведи сами тишину любят, я их и не видел никогда. А ведь с шестнадцати лет лук ношу.
Тут все вспомнили привычку Далена напевать под нос, и заухмылялись: еще бы, медведи тишину любят! Потом Братство заворочалось, устраиваясь на ночь. Спарк посмотрел на звезды, не очень хорошо понимая, что можно сказать. И мир повидать неплохо было бы. И в лесу пожить: тут лес хороший… Обычные мечты у ватажников. А его мечта: дождаться Ирку и убраться восвояси. Все.
— Хорошая у тебя мечта, проводник.
Спарк вздрогнул и открыл глаза. Ратин сидел перед костром, насаживая на прутик небольшой ломоть сушеного мяса.
— А, не спишь? — атаман пристроил прутик у огня, мясо повисло над углями.
— Подгорит… — лениво заметил волчий пастух.
— Плевать. Хорошая у тебя, Спарк, мечта: город на Ледянке. Я потому от Ратуши и ушел, что они столько лет живут рядом со степью, и до сих пор с ней не сговорились. А ведь можно было ее застраивать, пока Охоты нет. Уж купцам бы хватило денег, не сомневайся… Знаешь что? — атаман вытер пальцы и полез в мешок за следующим куском. — Когда я был маленький, у меня даже была книжка. Ага, настоящая, не удивляйся…
Спарк вспомнил подвалы Ньона-библиотекаря. Книжные полки Усатого-Полосатого — там, давно и далеко, на Земле. Улыбнулся легонько.
— В книжке был нарисован грифон. — Ратин точным движением насадил мясо на следующий прутик. Протянул руку, перевернул первый кусок.
— И такой был красивый грифон, золотистый… Как тебе сказать… Радостный, понимаешь? Ну вот… Я потом рос. Отец меня учил: рубиться, ездить верхом. Людей, если надо, по голове бить. Потому что: «добрый наместник — первая причина бунта»… — отчеканил Ратин явно заученное правило. Выдохнул так, что над углями поднялось синее пламя. Продолжил:
— Ну, я и учился. Знал же, что все мне останется: замок, земля, старый спор со Сноуром Синим из-за Трех Колодцев. И что невесту надо будет выбирать из Скильдингов, или, на худой конец, из Райсов — все прочие нам давно в родстве, так чтобы кровосмешения не было. А другие нам не ровня; а третьим уже мы сами не ровня… Вот. А грифона я все равно помнил. Я даже боюсь, может нашему роду потому и не стало удачи, что я слишком много думал о личных делах… Ты все еще не спишь?
Волчий пастух приподнялся на локте, взял первый прутик, стряхнул мясо на ладонь. Перекинул на другую: горячее. Поднял взгляд:
— Я тебя слушаю.
Атаман, напротив, глаза опустил:
— Я вот думаю: иногда мы предаем свой род не тем, что забываем имена предков или их славные дела. А тем, что становимся слишком другими. Думаем о грифонах, когда надо добывать деньги и выслуживаться перед князем…
Снова долетела воющая перекличка дозорных. Спарк грыз мясо: с одного края почти сырое, со второго чуть-чуть не горелое — и про себя поражался. Прожить три зимы в стенах Волчьего Ручья; три осени водить караваны, спать под одним плащом, рубиться плечом к плечу… и только тогда, наконец, услышать такое откровение! Видимо, Ратину недавние бои тоже дорого встали.
— Знаешь, как протягивают проволоку на кольчуги? — наконец, спросил Спарк.
Ратин удивленно кивнул.
— Иногда я чувствую себя такой вот проволокой… — волчий пастух прищурил глаза. — Некоторые… Мудрые люди, наверно так их можно назвать… Вот, они говорят, что всякий отрезок жизни можно рассматривать, как подготовку, учение перед чем-то важным. Что все испытания — это инструменты в твоих руках, они увеличичивают твою силу. Чтобы ты что-то сделал. Важное или нужное тому, кто дает тебе силу.
Атаман догадливо кивнул:
— Тогда, чем сильнее тебя гнет и ломает сейчас, тем более трудное дело тебе предстоит.
— Вот! — выдохнул Спарк, — Я и беспокоюсь: что же у нас впереди? Если сейчас дни, будто пролитый кипяток: только что мирно булькал в котле… два или три года… потом плюх! Потекли горячие струи, успевай прибирать руки!
— Да нет, — не согласился Ратин, — Эти стычки — обычное дело для городской стражи. Я ведь как в Ратушу на службу попал: сначала…
«Для городской стражи!» — вскричал внутренний голос Спарка, — «Но я-то! Я же из иного мира! У нас так часто не убивают!» Здесь Игнат вспомнил раздел криминальной хроники, и переставил слова: у нас не так часто убивают. Вся разница.
Да и не сунет судьба в совсем уж незнакомый мир. Незачем. Невыгодно брать на работу абсолютного новичка: его натаскивать встанет дороже, чем использовать потом…
… - Потом меня послали на Волчий Ручей… — атаман уже говорил негромко, видимо, опасаясь, что Братство отнесется к службе в Ратуше не так спокойно, как волчий пастух.
Спарк молчал. Ратин посмотрел прямо на него. Проводник поднял голову: карие и зеленые глаза встретились. Атаман невесело улыбнулся:
— Что там завтра будет, неизвестно. А только, когда я увидел, как ты город рисуешь, я сразу вспомнил ту книжку. И грифона.
«Панталера ты не видел,» — подумал Спарк — «Вот уж кто и золотой, и красивый».
Некоторое время оба молчали, понимая, что слова не нужны. Потом, наконец, Ратин тихо сказал:
— Давай теперь спать. Завтра опять бой.
Спарк кивнул. И, удивительное дело — снова не ощутил страха. Только радость неизвестно отчего. Словно бы сам увидел в книжке золотого грифона.
* * *
Золотой грифон лениво кувыркался в голубом весеннем небе Истока Ветров. Человек и еж оторвали от него взгляд с одинаковым сожалением.
— Хорошо, почтенный, — ежик-предсказатель передвинул по прилавку восемь метательных звезд:
— Эти возьму.
Торговец подул на пальцы: в его роду жест всегда приносил удачу. Да и день выдался холодный. Даром, что в долинах уже лист на деревьях. Исток Ветров высоко, и теплеет в нем поздно.
— Четверть золотого.
Ежик кивнул. Хотел было наколдовать кошелек — подумал, что торговец, пожалуй, откажется брать магическое золото. Крикнул:
— Господин Скор!
От соседнего прилавка не спеша подошел Рыжий Маг. Без лишних слов вынул кошель, развязал горловину. Еж запустил лапки в мешок: пожалуй, мог и нырнуть. Позвенел мелочью, вынул несколько белых листочков серебра. Сосчитал, кивнул, и толкнул по доске в руки оружейного купца.
— Удачи тебе, колючий господин!
Рыжий Маг ухмыльнулся. Ежик снизу вверх посмотрел на него сурово, и Скорастадир тотчас сделал чинное лицо, подобающее Великому Магу Академии. Потом Дилин забрался по красно-белой мантии на плечо, и оба отправились искать госпожу Вийви.
— Дорого взял, — не поворачивая головы, шепнул Скор. — Здешние оружейники за четверть золотого дают дюжину, этот — всего лишь восемь.
— У здешних заточка не такая, — возразил еж-предсказатель. — Эти, говорят, могут в руку возвращаться, вроде как петлей летят.
