Пока Джордж сосредоточенно размышлял об «исправлении ошибок», «подведении итогов», «переоценке ценностей» и о том, как «подхватить падующую с плеч мантию власти», его дети, Уитни и доктор Дюплесси во всю разыгрались в «кормление чаек».

Привлекаемые нескончаемым дождем сластей, готовьте бороться за них, птицы пикировали к самому борту корабля и становились все шумнее и нахальнее, подхватывая на лету хлеб, землянику, малину, кусочки дыни или персиков; хлопая крыльями, они кидались головой вниз, стараясь оттеснить соперниц. Крики чаек становились все пронзительнее, все требовательнее, и в воздухе стоял неимоверный гам.

Подзадориваемые этим криком, играющие кидали свое угощение и во все горло вопили:

– Вот здорово! Ты видела, как она схватила? Такая маленькая, а такая бойкая!

Все громко ободряли друг друга, подначивали и детей и взрослых, стараясь бросать выше и дальше других, безудержно смеялись, когда еда падала в море. Они визжали, пищали, шутили, стараясь перекричать других и привлечь к себе внимание.

Джордж ничего этого не видел, позабыл про игру, день рождения Джинкс, улыбки Лиззи. Он мог думать только о Бекмане и Брауне, и ни о чем другом. «Они мне не друзья, – убеждал он себя. – Они здесь только попутчики, и только потому, что отец посчитал «разумным» иметь их на корабле, потому что отец любит расставлять «на всякий случай сети» и «подстраховываться». Но я не позволю всяким проходимцам помыкать мною. Это мой корабль, это моя семья, и я наведу здесь порядок».

– Это связано с русскими в Маньчжурии, отец. – Карлу в конце концов удалось проникнуть внутрь святилища. Он устал от этой дурацкой борьбы, словно на одном дыхании взбежал на верхний этаж. – Это стало известно буквально только что. Но думаю, что этот дипломатический конфликт произошел дней пять тому назад, двенадцатого августа.

Турок не шевельнулся, не двинул рукой и даже не моргнул. Всем своим видом он показывал: конечно же, я этого ждал.

– Так что же это за новость, Карл? – поинтересовался он, и его голос прозвучал мягко, с обманчивой дружелюбностью. – Но прежде чем ты расскажешь мне, закрыл бы ты дверь. По-моему, здесь немного дует.

«В августе? – подумал Карл. – Да здесь жарче, чем в преисподней». – Потом он вспомнил, с кем имеет дело, и понял, что заслужил упрек. Покраснев, он подошел к двери и притворил ее, как было велено.

– Так-то лучше, – проворковал Турок.

«Нет, ты меня, старая ящерица, не проведешь, – подумал Карл, – у тебя во рту масло не растает. Да и лед тоже».

– Ну, так что ты там говорил, Карл?

Как и следовало ожидать, тон Турка переменился, не оставалось и следа теплоты, он заговорил с самодовольной грубостью и прямолинейностью. Нетрудно было догадаться, что этим тоном Турок хотел сказать: «Я знаю все твои слабости, не пытайся обойти меня».

– Русские в Маньчжурии… – начал Карл с того же, не поддавшись на уловку отца, и произнес эти слова ровным, деловым тоном. – Двенадцатого августа японский посланник, действуя по инструкции из Токио…

– Мне показалось, ты сказал «русские», Карл, – прервал его Турок, снисходительно рассмеявшись. – Л теперь ты говоришь, что японский посланник… Ты уж как-нибудь определись, мой мальчик. Так кто это был?

Карл продолжил, как ни в чем не бывало:

– Двенадцатого августа японский посланник в Санкт-Петербурге по инструкции своего правительства передал царю ноту протеста против продолжающейся русской оккупации китайской провинции Маньчжурия.

– Ну? – заметил Турок. – А какое это имеет отношение к нам?

– Дай договорить, отец, – неожиданно резко произнес Карл. Турок не сказал ничего, но это ему явно понравилось. – За этим, на первый взгляд, чисто альтруистическим жестом, отец, будто одна восточная страна заступается за другую перед более сильным противником, стоит завуалированное предложение закрыть глаза на политику царя в Маньчжурии в обмен на свободу рук для Японии в Корее. – Карл на мгновение замолчал, чтобы подчеркнуть трагичность создавшейся ситуации. – Россия и Япония собираются поделить между собой Восток.

– Как я тебе говорил, Карл, какое отношение это имеет к нашим интересам? У американцев есть Филиппины, у англичан – Сингапур, остальное пусть достанется дьяволу.

– Но как ты не видишь, отец? Русский флот в Порт-Артуре… – Карлу стали очевидны прорехи в его собственной логике. Исключительное по важности сообщение, которое, как он надеялся, вызовет одобрение отца, начинало выглядеть, как пересказ старой сплетни.

– Порт-Артур находится в стороне, в Маньчжурии, Карл. Это очень далеко, очень далеко от Борнео. Что же касается готтентотов, то пусть они сожрут друг друга полностью и без остатка. Япония, Корея, Сеул – ну кому какое дело?

– Но, отец, я думаю об оружии. Там теперь будет его в избытке. Это может поставить под удар наши…

– Сомневаюсь. – Турку стал надоедать этот урок истории. – Единственное, что нас должно заботить, – это стабильность наших позиций в Маниле, Уильям Генри Тафт и другие. Наше господство на Филиппинах – вот ключевая проблема. Впрочем, в конечном итоге и это может оказаться не столь значительным, как мне представлялось поначалу.

Турок заговорил как бы задумчиво. Казалось, он размышляет над недавно ставшими ему известными фактами и, разговаривая с сыном, прокручивает их в голове.

– Сделки совершаются как между друзьями, так и врагами… – продолжил он свою мысль, – … и, случается, проще довериться врагам.

– Согласен, но все равно думаю, что Джордж не годится для такого рода международных…

– А кого мне было посылать вместо него, Карл? Тебя?

Карл не сумел понять, что значит отцовский тон и его смешок, и неправильно его истолковал, подумав, что услышанное им – предложение откровенно обменяться мнениями относительно позиции фирмы «Экстельм и компания» на Востоке.

– Но, отец, этот вопрос с винтовками… вот что внушает мне беспокойство. Я никогда не считал, что Джордж обладает…

– Сядь, Карл, – приказал Турок, и тот немедленно опустился в кресло. – Нет необходимости обсуждать причины, по которым твоему брату поручили это небольшое задание. Я так решил, и поскольку это мое решение, оно не подлежит обсуждению. Если ты до настоящего времени не понял методов моей работы, то уже никогда не поймешь.

Незаметно голос Турка потеплел.

– Есть одно выражение, Карл, которым пользуется с недавнего времени имперская Германия. Это слово «Weltmächt», что означает «мировая держава». Неотвратимая, как закон природы, говорят немцы… Так что выбрось из головы Маньчжурию и всех этих желтокожих чертей… Пусть дерутся за камни, скалы… А мы будем ловить рыбку покрупнее… Кроме того, мой мальчик, как ты любишь напоминать, с Джорджем находится Бекман, а Бекман не совершает ошибок.

Юджинии хотелось присоединиться к мужу и детям. Стоя у борта позади них, она наблюдала за игрой, представляя себе, что веселится вместе с ними, – Джинкс и Поль толкались совсем рядом с ней, Лиззи гордо посматривала на родителей. Юджиния рисовала себе, как она крикнула бы детям: «Браво, Поль!», «Молодец, Джинкс!», «Лиззи, дорогая!» Потом она вообразила, как мог бы посмотреть на них с одобрением Джордж и как их родительские глаза задержались бы друг на друге.

Но каждый раз, как только она делала шаг в сторону веселящихся детей, она замечала что-нибудь такое, что заставляло ее остановиться. То гордо выпрямленную спину Поля и то, как он держал за руку отца, то радостную улыбку Джинкс или смех Лиззи и женственный поворот ее плечей, когда она повернулась к отцу, чтобы сказать ему комплимент.

«Ничего у меня не выходит, – подумала Юджиния. – Я была эгоцентричной, недоброй, и меня все покинули. Я неразумная женщина в бальном платье, и во всем мире у меня нет ни одной достойной цели».

Юджиния стояла, навалившись всем телом на перила, и смотрела на воду. Ей казалось, что она стоит на высоченной горе, и стоит ей перегнуться и глянуть вниз, как она полетит в тартарары.