– А, Юджиния!

И Юджиния тут же сделала шаг к нему.

– Джини… если позволишь… – Голос Турка звучал тепло и заботливо. – Передай привет отцу, когда встретишься с ним в Сараваке. Скажи ему, пожалуйста, что мы очень благодарны ему за помощь. Человек с головой. Человек, знающий Восток как свои пять пальцев. Он делает мне очень большое одолжение, отправляясь на Филиппинские острова. «Экстельм и компания» ему очень обязаны.

– Обязательно передам, мистер Экстельм. Уверена, ему будет исключительно приятно.

Юджиния удалилась с авансцены, оставив отца и сына вдвоем. Она подозвала жестом дочек и крепко обняла их сильными руками. «Завтра, – пообещала она себе. – Завтра все будет лучше. Несмотря на Бекмана. Несмотря ни на что. Конечно же, я могу подождать до этого времени».

Увидев мать с дочерьми, толпа загудела еще громче. «До чего они скромные! И какие красивые! Вот, если бы мы могли быть такими! Если бы такими красивыми и добрыми были мой отец, мой сын, жена или мать. Какими бы счастливыми мы были бы!»

Джордж попытался улыбнуться, но мускулы лица казались замороженными и неподвижными, как будто это были не его мускулы.

– Можешь рассчитывать на меня, папа, – проговорил он и протянул руку, но Турок не заметил его медленного жеста. Он не спеша прошествовал по сходням, размахивая своей тростью, словно саблей с золотым острием. Толпа пришла в неистовство, приветствуя его криками, свистом, топаньем сотен ног. Этого зрелища они ждали с самого утра.

Потом сходни откатили, оркестр заиграл марш под названием «Далеко, далеко», и друзья, портовые рабочие, докеры, извозчики, шоферы, рыбаки и слонявшиеся в порту от нечего делать в жаркий день ребятишки начали скандировать:

– Счастливого плавания! Счастливого плавания! Благополучного возвращения! Благополучного возвращения!

Турок посмотрел наверх, туда, где тянулись бортовые поручни. Там стоял Огден Бекман. Укрывшись в тени тента, он неторопливым движением поднял шляпу. Жест был простой, почтительный, но и в какой-то мере независимый, и Бекман оставался в этой позе до тех пор, пока не отдали последний швартовый и могучий нос корабля не двинулся вперед между маленькими суденышками, стоявшими на якоре в порту, пока стук его машин и вызывающие восторг размеры не показали всем, что своей статью, стоявшими перед ним целями и заложенной в нем мощью он превосходит все остальные. Затем судно вошло в створ гавани и повернулось в сторону открытого моря.

В следующем дневном выпуске газеты «Филадельфия Леджер» появилась статья, в которой описывался этот живописный день в порту. Ее написал Лоренс Сакрофт, человек, имевший в Филадельфии большое влияние. Отбытие «Альседо» он описывал так:

«Двадцать пятого июля из Ньюпорта отправилось в свое первое плавание самое последнее и, на сегодня, самое впечатляющее приобретение семьи Экстельмов – паровая яхта «Альседо». В истинно экстельмовской традиции, это плавание не станет заурядной морской прогулкой. Мистер Джордж Экстельм планирует совершить с семьей кругосветное путешествие, которое может продлиться целый год.

Джордж Экстельм, как вам известно, младший сын патриарха, которого мы в Филадельфии с любовью называем «Турок», – известного гуманиста и филантропа, так много сделавшего для нашего города. (Среди множества телеграмм, полученных по поводу отправления в плаванье «Альседо», возможно, самой впечатляющей и самой уместной была телеграмма от президента Теодора Рузвельта!)

Захватывающее прощание с отправляющимися в далекое путешествие членами семьи мистера Джорджа Экстельма собрало сливки нашего общества, но никто не мог сравниться с красавицей миссис Джордж Экстельм, урожденной Юджинией Пейн, дочерью достопочтенного Николаса и бывшей Маргарет Толивер (ныне покойной).

Миссис Экстельм была одета в безупречное белое. Ее платье и шляпку сшили специально к этому событию у Уорта в Париже. Ее бархатные с муаром туфельки были сделаны здесь, в нашем «прекраснейшем из городов», они отделаны мелким жемчугом на серебряных и золотых нитках. (Уверяю вас, к этим туфелькам имела отношение наша мисс Гед.) Добавьте к этому двойную нитку жемчуга, подаренную щедрым свекром в день свадьбы. Жемчуг выглядел исключительно эффектно, вызывая зависть у всех, кто имел возможность любоваться им. (Мало кто может позволить себе безделушку почти в миллион долларов!)

Дети Экстельмов, мисс Лизабет и мисс Юджиния, а также их младший брат, мастер Поль, были одеты под стать матери, и ребятишки получили от праздника такое же удовольствие, как и родители.

По слухам, по крайней мере часть путешествия будет носить деловой характер, так как мистер Джордж Экстельм намеревается основать горнорудное предприятие на острове Борнео – месте, безусловно, весьма романтическом, но одновременно исключительно важном для нашего военно-морского флота, базирующегося в Манильской гавани (Экстельмы положительно не та семья, которая может спокойно почивать на лаврах!)

Мы желаем семейству доброго пути и, если нам позволительно перефразировать речь миссис Экстельм при спуске на воду новой яхты мужа, «дней зимородка» всем, кто находится на борту, а также успешного и радостного возвращения!»

Л. С.

Юджиния стояла в своей каюте. Их первый ленч на борту позади, а впереди полностью в ее распоряжении все время до ужина. Она оглядела каюту, похожую на комнату, потянулась, подавила зевок, потом скинула туфли и принялась распускать пояс на талии, одновременно расхаживая по ковру. Куда бы она ни поворачивалась, за ней всюду следовал свет. Он был желтым и голубовато-белым отсветом от волн внизу, так торопливо скачущим по ковру, будто спешил передать какое-то известие. Юджиния проследовала за солнечным лучиком и протянула руку, чтобы поймать его. Но лучик был слишком быстрым. Он промчался мимо нее, вскочил на туалетный столик, скользнул по щетке с золотой ручкой, эмалевой коробочке для пуговиц и выстроившимся в ряд хрустальным флаконам духов и потом перепрыгнул вверх, на потолок. Там, среди гипсовых листиков с цветочками, солнечный луч рассыпался на множество светлых пятнышек – десятки и десятки алмазиков-узоров разбежались по комнате, покачиваясь с волнами в ритме самого корабля. Юджиния улыбнулась, рассмеялась, затем закрыла глаза, раскинула руки и закружилась в танце. Она двигалась, повинуясь словам вспомнившейся ей мелодии, и весь корабль вокруг нее подхватил эту прелестную песенку.

«Я готов ко всему», – пел корабль, устремляясь вперед через океан, смело рассекая носом волны, набегавшие на него, непрерывной чередой от берегов Испании, Ирландии или Португалии, а может быть, от темного и таинственного континента Африка. Судно взлетало, опускалось, кидалось в сторону, его водило в создаваемых им самим водяных струях, и вместе с ним кренились стюарды, убиравшие посуду после ленча, кондитеры, замешивавшие тесто к ужину, повара, сушившие свои медные котелки, прачки у каландров, команда кочегаров, поддерживавшая огонь в топках.

– Та-ра-ра – рамп-та-ра… – напевала Юджиния. В ее голове чистым колокольчиком отдавались звуки вальса. – Та-ра… ра-ра… – «До чего же приятно кружиться по комнате!» Она посматривала на свое отражение в зеркале после каждого оборота. Белая юбка вскользь задевала за персикового цвета легкое кресло, касалась столбиков кровати и витых ножек письменного стола.

– Та-ра, та-ра… – Юджиния кружила мимо гардероба, двери в ванную, мимо сундуков, поставленных один на другой, вокруг стола и кресла, а отсвет моря продолжал впрыгивать в окна, набрасываться на ее серьги, ожерелье, браслеты, заставляя их искриться множеством серебристо-золотых точечек.

Неожиданно Юджиния подумала о том, что делает, и остановилась, оглянувшись вокруг, словно ее захватили за неподобающим занятием.

– Боже! – рассмеялась она, чтобы скрыть смущение. – Больше это не повторится!

Сделавшись вновь серьезной дамой, Юджиния расстегнула остальные пуговицы, перешагнула через спустившееся на пол платье, бросила его на кресло, потом подошла к письменному столу, из тайничка вытащила дневник и взяла ручку и чернильницу. «Буду обязательной, как ребенок, – решила она. – Буду осмотрительной и смиренной». Оставшись в сорочке и чулках, Юджиния начала писать.