Заметив этот жест, Юджиния от всего сердца рассмеялась и позволила посмотреть ему в глаза. Вернее, не то, чтобы позволила. Решение и импульс возникли одновременно, и она не знала, что было раньше.
«Я скучала по тебе, – хотелось сказать Юджинии. – Я хочу, чтобы ты был со мной».
По счастливой случайности она не произнесла этих слов, потому что в этот момент к ним подошел Джордж. Он уже некоторое время наблюдал за женой и молодым лейтенантом, и хотя не находил в поведении Брауна ничего предосудительного, все равно это ему решительно не нравилось. «Околачивается, понимаете, – так сказал бы Джордж сейчас о Брауне. – Назойливый тип. Не дает Юджинии ни минуты покоя. Не его собачье дело, как она себя чувствует. Я признателен ему и все такое за его своевременную помощь в Африке, но сколько можно. Нужно дать Джини возможность самой прийти в себя».
– Я вижу, ты захватила с собой на палубу мой маленький презент. Надеюсь, он тебе нравится.
Джордж потрогал книжку, лежавшую рядом с ее дневником. Он старался держаться самоуверенно и браво, но рядом с Брауном выглядел каким-то фигляром.
– Ах, Джордж! А я тебя и не видела! – притворно засмеялась Юджиния, чтобы не показать своего смущения. – Да, да. Мне нравится.
Она солгала. «Рассказ об африканской ферме» вызывал у нее отвращение, как и девица Линал, и Уальдо с его религиозным горением, и проклятые немцы, и то, как они издевались над своими детьми. По правде говоря, Юджиния не смогла бы сказать о книге ничего положительного. «Мы ведем свою борьбу в одиночку – ты свою, я свою». Эта строчка из книги запомнилась. Не очень-то удачная цитата для завязывания разговора.
– Ну что же, посмотрим, что мы тут имеем. Джордж взял в руки синий с золотом томик.
– Должен признаться, я еще не смотрел ее. Удалось отыскать этот экземпляр только перед самым отходом из Момбасы.
Джордж довольно хохотнул. Он был доволен собой, погодой, женой, такой нежной, как весенний ягненок.
– Обегали всю Момбасу, чтобы найти автора, авторшу, если быть точным. Не в обиду слабому полу будет сказано.
Джорджу очень хотелось, чтобы Браун понял намек и скрылся. Какая наглость торчать здесь совсем рядом! Должны же муж с женой иметь право на уединение. Дни сафари, когда все было просто и никаких условностей, давно позади. Пора вернуться к благовоспитанности цивилизованного общества. Браун пусть отправляется к себе подобным.
– Так, посмотрим…
Джордж откашлялся и начал листать книжку. У Юджинии появилось опасение, что он вознамерится прочитать всю ее вслух. Он повернул страницы к свету, как будто вчитывался в строки, потом отвел ее в сторону, словно ожидая вдохновения. Казалось, от гордости он того и гляди лопнет.
– Значит так, возьмем этот кусочек: «…Я не очень-то тороплюсь класть голову под сапог первого попавшегося мужика и совершенно не в восторге от детского ора…»
Джордж остановился на полуслове. Воцарилась такая тишина, что можно было подумать, будто корабль потерял скорость.
– Да, понимаю… – наконец произнес Джордж, затем очень осторожно закрыл книгу и продолжал держать в руках, не зная, как поступить со своим подарком. – Да… несколько того, – продолжил Джордж с явной неловкостью в голосе, – …тяжеловато. Ты не находишь, Джини? Я хочу сказать, что вся… вся она… – Джордж попытался изобразить непринужденный смех. – Ну, знаешь, я бы не стал покупать тебе эту книжку, если бы знал, что она такая… разлагающая… И, конечно же… конечно же, – Джордж запутался в словах. Он старался не смотреть на жену. Я имею в виду, что… ну, орущие дети и все такое, Юджиния… Я подразумеваю… У меня и в мыслях не было ставить под сомнение тебя как мать…
Это уже был удар против правил, и Юджиния от возмущения чуть было не задохнулась. Можно быть замужем, можно думать о муже, что он болван и грубая дубина, поняла она. Можно быть к нему такой же равнодушной и жить с ним, как с совершенно чужим человеком и разговаривать на разных языках. Но факт останется фактом, вы состоите в браке. И знаете друг друга, как свои пять пальцев.
«Нужно говорить, – сказала себе Юджиния, – нужно произнести какую-нибудь нейтральную, ничего не значащую фразу»… Но не могла выдавить из себя ни единого слова.
– Сэр, сколько нам еще идти до Сейшелов? – Браун решил, что пора разрядить обстановку. В общем, книжка есть книжка, что тут особенного. Если у Джорджа дурное настроение, так ему и надо. И Юджиния тут ни при чем.
– Что, что? Сейшелы? – не понял Джордж, совершенно забывший, что здесь стоит Браун.
– Наш переход через Индийский океан, сэр? До следующего захода в порт. Сколько это займет времени?
«Джордж – настоящая медуза, – сказал себе Браун, – а Бекман – дубина. Единственный разумный человек находится за десять тысяч миль отсюда».
– Сколько? – повторил Джордж. Ему хотелось, чтобы Браун немедленно отошел от кресла жены и дал ему наконец перевести дух. Он чувствовал, что его изучают, ждут каких-то действий или что-то в равной степени неприятное. – Шесть-семь дней, полагаю. Так сказал мне капитан Косби. Между Африкой и островами большой участок океана.
«Что дает этому щенку право расспрашивать меня? – разозлился Джордж. – Ему положено чистить медь или… ну, там… чем-нибудь заниматься. – Джордж не мог придумать ничего другого. – Черт бы его побрал», – закончил он свою мысль. И от этого несколько приободрился.
– У вас есть причины задавать этот вопрос, лейтенант?
Юджиния уловила перемену в тоне мужа. От любезности не осталось и следа.
– Никаких, сэр. Абсолютно никаких. Просто поинтересовался, когда будем подходить к Борнео.
Браун не пошевелился и не сдвинулся с места у кресла Юджинии. Скорее, даже стал ближе. И он, и Джордж не сдали позиций.
«Так вот оно в чем дело, теперь ясно! – все внутри у Джорджа перевернулось. – Борнео! Когда мы доберемся до этого проклятого Борнео? Да, Бекман заодно с Брауном. А ну-ка, старина Джордж, покажи ему, этому педику с мозгами обезьяны на веревочке».
– Не думаю, чтобы Борнео уплыл без нас, – ответил Джордж. За шутливым тоном слышалась угрожающая нотка.
– Ну, что вы никак не можете разобраться с этим Борнео? – спросила Юджиния. Она произнесла эти слова ясным жизнерадостным голосом, но ей вдруг захотелось, чтобы оба они, и Джордж и Джеймс, ушли и оставили ее в покое. Борнео, бизнес, течения, пройденные мили и следование расписанию – все это детские игры. Они кричат, как дети: «Это ты! А я больше! Я быстрее! Я выиграю! А ты проиграешь! Ты умер!». Какая это, в сущности, бессмысленная суета.
– Я устала, – сказала, не дожидаясь ответа мужа, Юджиния. – Пойду к себе в каюту. Мое падение в Африке, должно быть, отняло у меня больше сил, чем я думала. А может быть, я уже отвыкла от яркого солнца.
Ни тот, ни другой не разобрали в ее словах иронии.
Юджиния быстро поднялась. Не стала ждать, что муж или Браун предложат ей руку. Она двинулась в ту сторону, где стоял Джеймс, но только потому, что так было ближе к двери. Другого мотива у нее не было.
Браун протянул руку, чтобы поддержать ее, но Юджиния его оттолкнула. Ей не хотелось чувствовать на запястье его пальцы, его руку на локте – ничего теплого. Ей хотелось прохладных простынь, свежих подушек, а потом чего-нибудь непритязательного, вроде воспоминаний.
– Я закажу обед в каюту, – проговорила она, не оборачиваясь. Зная, что за ней пойдут, добавила – Я чувствую себя хорошо. Провожать меня не нужно. Я сама позабочусь о себе. И не посылайте за доктором Дюплесси.
Юджинию душил гнев. Подобно голоду, он глодал внутренности, отбивал разум и чувство благопристойности. «Я ненавижу себя, – сразу подумала Юджиния. – Я ненавижу себя и ненавижу их обоих. Я допустила, чтобы произошла жуткая вещь».
Юджиния проснулась в полной темноте. «Женщина, несмотря на самое себя», – подумала она. Слова эти не были частью сна, но звучали в голове, словно их упорно нашептывал кто-то, прячущийся совсем рядом.
– Женщина, несмотря на самое себя, – громко произнесла Юджиния. Слова начали терять таящуюся в них силу. Юджиния не могла вспомнить, почему вынесла их в свой бодрствующий мир.