Ах, как тебе родиться пофартило
Почти одновременно со страной!
Ты прожил с нею все, что с нею было,
Скажи еще спасибо, что живой.
В шестнадцать лет читал ты речь Олеши,
А в двадцать встретил год тридцать седьмой.
Теперь иных уж нет, а те – далече…
Скажи еще спасибо, что живой.
Служил ты под началом полотера.
Скажи, на сердце руку положив:
Ведь знай Лаврентий Палыч – вот умора! —
Кем станешь ты, остался бы ты жив?
А нынче в драках выдублена шкура,
Протравлена до нервов суетой.
Сказал бы Николай Робертыч: «Юра,
Скажи еще спасибо, что живой!»
Хоть ты дождался первенца не рано,
Но уберег от раны ножевой, —
Твой «Добрый человек из Сезуана»
Живет еще. Спасибо, что живой.
Зачем гадать цыгану на ладонях —
Он сам хозяин над своей судьбой.
Скачи, цыган, на «Деревянных конях»,
Гони коней! Спасибо, что живой.
«Быть иль не быть» – мы зря не помарали.
Конечно, быть, но только – начеку:
Вы помните, конструкции упали?
Но живы все. Спасибо Дупаку.
«Марата» нет – его создатель странен.
За Турандот – Пекин поднимет вой.
Можайся, брат, твой Кузькин трижды ранен!
И все-таки – спасибо, что «Живой».
Любовь, Надежда, Зина – тоже штучка,
Вся труппа на подбор – одна к одной,
И мать их – Софья Золотая Ручка…
Скажи еще спасибо, что живой.
Одни – в машинах, несмотря на цены,
Им, пьющим, – лучше б транспорт гужевой.
Подумаешь, один упал со сцены!
Скажи еще спасибо, что живой.
Не раз, не два грозили снять с работы,
Зажали праздник полувековой.
Тринадцать лет театра, как зачеты:
Один за три, спасибо, что живой!
Что шестьдесят при медицине этой!
Тьфу-тьфу, не сглазить… Только вот седой.
По временам на седину не сетуй,
Скажи еще спасибо, что живой.
Позвал Милан, не опасаясь риска,
И понеслась! – живем-то однова.
Теперь – Париж, и близко Сан-Франциско,
И даже – при желании – Москва!
Париж к Таганке десять лет пристрастен —
Француз театр путает с тюрьмой.
Не огорчайся, что не едет «Мастер»,
Скажи еще мерси, что он живой.
Лиха беда – настырна и глазаста —
Устанет ли кружить над головой?
Тебе когда-то перевалит за сто —
И мы споем: «Спасибо, что живой!»
Пей, атаман, – здоровье позволяет.
Пей, куренной, когда-то Кошевой!
Таганское казачество желает
Добра тебе – спасибо, что живой!
1977
Мы из породы битых, но живучих,
Мы помним всё, нам память дорога.
Я говорю как мхатовский лазутчик,
Заброшенный в Таганку – в тыл врага.
Теперь в обнимку, как боксеры в клинче,
И я, когда-то мхатовский студент,
Олегу Николаевичу нынче
Докладываю данные развед…
Что на Таганке той – толпа нахальная,
У кассы давятся – Гомор, Содом! —
Цыганки с картами, дорога дальняя,
И снова строится казенный дом.
При всех делах таганцы с вами схожи,
Хотя, конечно, разницу найдешь:
Спектаклям МХАТа рукоплещут ложи,
А мы, без ложной скромности, без лож.
В свой полувек Олег на век моложе, —
Вторая жизнь взамен семи смертей,
Из-за того, что есть в театре ложи,
Он может смело приглашать гостей.
Артисты мажутся французским тончиком —
С последних ярусов и то видать!
А на Таганке той – партер с балкончиком,
И гримы не на что им покупать.
Таганцы ваших авторов хватают
И тоже научились брать нутром,
У них гурьбой Булгакова играют,
И Пушкина – опять же впятером.
Шагают роты в выкладе на марше,
Двум ротным – ордена за марш-бросок!
Всего на десять лет Любимов старше,
Плюс «Десять дней…» – но разве это срок?!
Гадали разное – года в гаданиях:
Мол, доиграются – и грянет гром.
К тому ж кирпичики на новых зданиях
Напоминают всем казенный дом.
Ломали, как когда-то Галилея,
Предсказывали крах – прием не нов,
Но оба добрались до юбилея
И дожили до важных орденов.
В истории искать примеры надо —
Был на Руси такой же человек,
Он щит прибил к воротам Цареграда
И звался тоже, кажется, Олег…
Семь лет назад ты въехал в двери МХАТа,
Влетел на белом княжеском коне.
Ты сталь сварил, теперь все ждут проката —
И изнутри, конечно, и извне.
На мхатовскую мельницу налили
Расплав горячий – это удалось.
Чуть было «Чайке» крылья не спалили,
Но, слава богу, славой обошлось.
Во многом совпадают интересы:
Мы тоже пьем за старый Новый год,
В обоих коллективах «мерседесы»,
Вот только «Чайки» нам недостает.
А на Таганке – там возня повальная,
Перед гастролями она бурлит, —
Им предстоит в Париж дорога дальняя,
Но «Птица синяя» не предстоит.
Здесь режиссер в актере умирает,
Но вот вам парадокс и перегиб:
Абдулов Сева – Севу каждый знает —
В Ефремове чуть было не погиб.
Нет, право, мы похожи даже в споре,
Живем – и против правды не грешим:
Я тоже чуть не умер в режиссере
И, кстати, с удовольствием большим…
Идут во МХАТ актеры, и едва ли
Затем, что больше платят за труды.
Но дай Бог счастья тем, кто на бульваре,
Где чище стали Чистые пруды!
Тоскуй, Олег, в минуты дорогие
По вечно и доподлинно живым!
Все понимают эту ностальгию
По бывшим современникам твоим.
Волхвы пророчили концы печальные:
Мол, змеи в черепе коня живут…
А мне вот кажется, дороги дальние,
Глядишь, когда-нибудь и совпадут.
Ученые, конечно, не наврали,
Но ведь страна искусств – страна чудес,
Развитье здесь идет не по спирали,
А вкривь и вкось, вразрез, наперерез.
Затихла брань, но временны поблажки,
Светла Адмиралтейская игла.
Таганка, МХАТ идут в одной упряжке,
И общая телега тяжела.
Мы – пара тварей с Ноева Ковчега,
Два полушарья мы одной коры.
Не надо в академики Олега!
Бросайте дружно черные шары!
И с той поры, как люди слезли с веток,
Сей день – один из главных. Можно встать
И тост поднять за десять пятилеток —
За сто на два, за два по двадцать пять!
1977
