ПАМЯТНИК Я при жизни был рослым и стройным, Не боялся ни слова, ни пули И в привычные рамки не лез, — Но с тех пор, как считаюсь покойным, Охромили меня и согнули, К пьедесталу прибив ахиллес. Не стряхнуть мне гранитного мяса И не вытащить из постамента Ахиллесову эту пяту, И железные ребра каркаса Мертво схвачены слоем цемента, — Только судороги по хребту. Я хвалился косою саженью — Нате смерьте! — Я не знал, что подвергнусь суженью После смерти, — Но в обычные рамки я всажен — На спор вбили, А косую неровную сажень — Распрямили. И с меня, когда взял я да умер, Живо маску посмертную сняли Расторопные члены семьи, — И не знаю, кто их надоумил, — Только с гипса вчистую стесали Азиатские скулы мои. Мне такое не мнилось, не снилось. И считал я, что мне не грозило Оказаться всех мертвых мертвей, — Но поверхность на слепке лоснилась. И могильного скукой сквозило Из беззубой улыбки моей. Я при жизни не клал тем, кто хищный, В пасти палец, Подходившие с меркой обычной — Отступались, — Но по снятии маски посмертной — Тут же в ванной — Гробовщик подошел ко мне с меркой Деревянной… А потом, по прошествии года, — Как венец моего поправленья — Крепко сбитый литой монумент При огромном скопленье народа Открывали под бодрое пенье, — Под мое – с намагниченных лент. Тишина надо мной раскололась — Из динамиков хлынули звуки, С крыш ударил направленный свет, — Мой отчаяньем сорванный голос Современные средства науки Превратили в приятный фальцет. Я немел, в покрывало упрятан, — Все там будем! — Я орал в то же время кастратом В уши людям. Саван сдернули – как я обужен, — Нате смерьте! — Неужели такой я вам нужен После смерти?! Командора шаги злы и гулки. Я решил: как во времени оном — Не пройтись ли, по плитам звеня? — И шарахнулись толпы в проулки, Когда вырвал я ногу со стоном И осыпались камни с меня. Накренился я – гол, безобразен, — Но и падая – вылез из кожи, Дотянулся железной клюкой, — И, когда уже грохнулся наземь, Из разодранных рупоров все же Прохрипел я: «Похоже – живой!» 1973 Я ИЗ ДЕЛА УШЕЛ Я из дела ушел, из такого хорошего дела! Ничего не унес – отвалился в чем мать родила, — Не затем, что приспичило мне, – просто время приспело, Из-за синей горы понагнало другие дела. Мы многое из книжек узнаём, А истины передают изустно: «Пророков нет в отечестве своем», — Но и в других отечествах – не густо. Растащили меня, но я счастлив, что львиную долю Получили лишь те, кому я б ее отдал и так. Я по скользкому полу иду, каблуки канифолю, Подымаюсь по лестнице и прохожу на чердак. Пророков нет – не сыщешь днем с огнем, — Ушли и Магомет, и Заратустра. Пророков нет в отечестве своем, — Но и в других отечествах – не густо. А внизу говорят – от добра ли, от зла ли, не знаю: «Хорошо, что ушел, – без него стало дело верней!» Паутину в углу с образов я ногтями сдираю, Тороплюсь – потому что за домом седлают коней. Открылся лик – я встал к нему лицом, И Он поведал мне светло и грустно: «Пророков нет в отечестве своем, — Но и в других отечествах – не густо». Я влетаю в седло, я врастаю в коня – тело в тело, — Конь падет подо мной – я уже закусил удила! Я из дела ушел, из такого хорошего дела: Из-за синей горы понагнало другие дела. Скачу – хрустят колосья под конем, Но ясно различаю из-за хруста: «Пророков нет в отечестве своем, — Но и в других отечествах – не густо». 1973 ДИАЛОГ У ТЕЛЕВИЗОРА – Ой, Вань, гляди, какие клоуны! Рот – хочь завязочки пришей… Ой, до чего, Вань, размалеваны, И голос – как у алкашей! А тот похож – нет, правда, Вань, — На шурина – такая ж пьянь. Ну нет, ты глянь, нет-нет, ты глянь, — Я – правду, Вань! – Послушай, Зин, не трогай шурина: Какой ни есть, а он – родня, — Сама намазана, прокурена — Гляди, дождешься у меня! А чем болтать – взяла бы, Зин, В антракт сгоняла в магазин… Что, не пойдешь? Ну, я – один, — Подвинься, Зин!.. – Ой, Вань, гляди, какие карлики! В джерси одеты, не в шевьёт, — На нашей Пятой швейной фабрике Такое вряд ли кто пошьет. А у тебя, ей-богу, Вань, Ну все друзья – такая рвань И пьют всегда в такую рань Такую дрянь! – Мои друзья – хоть не в болонии, Зато не тащут из семьи, — А гадость пьют – из экономии: Хоть поутру – да на свои! А у тебя самой-то, Зин, Приятель был с завода шин, Так тот – вообще хлебал бензин, — Ты вспомни, Зин!.. – Ой, Вань, гляди-кось – попугайчики! Нет, я, ей-богу, закричу!.. А это кто в короткой маечке? Я, Вань, такую же хочу. В конце квартала – правда, Вань, — Ты мне такую же сваргань… Ну что «отстань», опять «отстань», — Обидно, Вань! – Уж ты б, Зин, лучше помолчала бы — Накрылась премия в квартал! Кто мне писал на службу жалобы? Не ты?! Да я же их читал! К тому же эту майку, Зин, Тебе напяль – позор один. Тебе шитья пойдет аршин — Где деньги, Зин?… – Ой, Вань, умру от акробатиков! Смотри, как вертится, нахал! Завцеха наш – товарищ Сатиков — Недавно в клубе так скакал. А ты придешь домой, Иван, Поешь и сразу – на диван, Иль, вон, кричишь, когда не пьян… Ты что, Иван? – Ты, Зин, на грубость нарываешься, Всё, Зин, обидеть норовишь! Тут за день так накувыркаешься… Придешь домой – там ты сидишь! Ну, и меня, конечно, Зин, Все время тянет в магазин, — А там – друзья… Ведь я же, Зин, Не пью один! 1973 |
