На секунду его большие голубые глаза наполнились обидой. Потом он тоже рассмеялся:

– Я натуральная сволочь, правда?

– Ты не натуральная сволочь. Ты сверхъестественная сволочь, Джон.

Он перестал смеяться и откашлялся:

– Честно говоря, вот уже две недели никто не приходит смотреть дом, – он сделал извиняющееся лицо. – Я думаю, что агенты потеряли надежду заработать на нем свои проценты.

– Да, но я тем временем свои проценты плачу исправно, – сказала она с нескрываемым раздражением.

– Я позвоню им в понедельник, ягодка, пошевелю их, – успокоил ее Джон.

Джуно бросила взгляд на его наручные часы. Десяти еще не было. Он схватил ее руку и крепко сжал:

– Ты ведь еще не уходишь, нет?

Джуно посмотрела ему в лицо: открытое, выразительное, с глазами, в которых отражались все его чувства. Его эпизодические неуклюжие попытки помириться вызывали у нее то надежду, то раздражение. Джон вел себя как избалованный ребенок в кондитерской: ему хочется всего сразу, и он закатывает истерику, когда выясняется, что денег на все не хватает. Бездумный гедонизм превратил его в человека, который разбивает сердца, не задумываясь об этом. На Рождество он дарил подруге тысячу поцелуев и открытку ручной работы, а через неделю забывал про ее день рождения. Он был ленив, рассеян, безответствен.

– Я не могу тебя пока простить, Джон, – Джуно забрала свою руку. – Это все еще слишком больно.

– Ты сказала «пока», – он вздохнул. – Значит, есть надежда, что со временем ты меня простишь?

– Что? – Джуно не расслышала его слов из-за шума в зале.

Он повторил вопрос так громко и отчетливо, что несколько человек поблизости обернулись и посмотрели на них.

– Мне пора идти, – Джуно огляделась в поисках своей сумки.

– Побудь еще чуть-чуть, – умоляюще попросил он. – Или давай пойдем в «Рац». Ты выберешь себе что-нибудь вкусненькое. Ты ведь всегда уговаривала меня сходить туда.

– В «Рац»? – Джуно удивленно посмотрела на него. Ужасное воспоминание выпало из ящика Пандоры, куда она заперла все ночи, которые провела без сна в слезах и терзаниях, когда поняла, что отношения с Джоном рушатся, ночи, о которых стремилась забыть.

– Да. Я знаю, ты любишь это место, – он поднял подбородок, гордясь тем, как замечательно все устроил. – Говорю тебе, заказать там столик было чертовски трудно, но для меня ведь не существует слова «нет». Это мое кредо. Сегодня я угощаю. Я плачу. Пожалуйста, прошу тебя, Джуно. Я никогда там еще не был, – он напоминал маленького мальчика, который уговаривает маму сходить с ним в цирк.

«Рад» – один из самых модных ресторанов в северной части Лондона. Это было снобистское заведение с хорошей кухней и идиотски строгим дресс-кодом. Его обожали молодые светила масс-медиа и всевозможные стиляги. Джуно терпеть не могла «Рац».

Она смотрела на Джона почти с ужасом. Как он мог так жизнерадостно, так глупо все перепутать? Это Шон любил «Рац», а вовсе не Джуно.

– О, Джон, неужели ты все забыл?

– Что забыл?

– День рождения Шона в марте, – она попыталась расшевелить его память.

– В марте… – он наморщил лоб, потом отрицательно покачал головой.

О, этот треклятый март! Джуно хотелось завыть. Она откинулась на спинку стула и начала свой рассказ непринужденным голосом, хотя ей стоило отчаянных усилий, чтобы он не дрожал:

– По этому случаю Триона заказала большой стол в ресторане, – Джуно осторожно подталкивала его память.

– Да, она вообще молодчина, – кивнул он с воодушевлением.

– А мы с тобой опаздывали…

– На нас это очень похоже, – он нежно погладил ее по щеке.

– Мы хотели сделать Шону сюрприз: его введут с завязанным глазами, а когда повязку снимут, он увидит всех своих друзей за столом с бокалами шампанского в руках.

– Да, да, что-то припоминаю, – неуверенно соврал он, поглядывая на часы.

– Помнишь, да?

– Ну конечно, девочка, конечно, – подтвердил он, дотронувшись до ее руки. – А почему бы нам не отправиться в «Рац»? Продолжишь свой рассказ за ужином. Предадимся, так сказать, воспоминаниям.

– Ты действительно считаешь, что сегодня у тебя больше шансов пройти туда, чем в прошлый раз? – прорычала она.

– То есть? – непонимающе взглянул он.

– День рождения Шона праздновали в «Раце», Джон.

– Не может быть! – он искренно удивился. – Ты ошибаешься, ягодка. Я никогда не ужинал в «Раце», клянусь.

– Да, ты не ужинал с нами в тот день, – спокойно сказала она.

– Как это?

– Когда мы приехали в ресторан, тебя не пропустили, потому что ты был без галстука, – она посмотрела на его футболку с логотипом «Лидс Юнайтед», который расплывался у нее перед глазами, полными слез.

– Неужели?

– Они требуют, чтобы мужчины были в галстуках. Это глупо, но ничего не поделаешь, у них такой дресс-код: не допускаются мужчины без галстуков, не допускаются женщины в брюках, не допускаются посетители в темных очках. Я ужасно нервничала из-за нашего опоздания, и забыла проверить, в галстуке ты или нет.

– А я был без галстука? – его ошарашила эта история.

– Без галстука. На тебе была футболка с надписью «Мерзкий Гарри, ты слопал мои бутерброды».

– Точно, моя любимая футболка! – его глаза расширились при этом приятном воспоминании. – И что же дальше?

– Ты сделал вид, что ужасно оскорблен отказом метрдотеля пропустить тебя без галстука, – Джуно изо всех сил старалась не расплакаться, даже челюсть заболела от напряжения. – Ты настоял, чтобы я пошла без тебя: ведь это был день рождения моего брата. Ты сказал, что быстренько смотаешься в Клапам, наденешь смокинг с бабочкой, вернешься на такси обратно и покажешь этим гадам, кто есть кто.

– Вот как? Неплохо придумал, по-моему, – он был доволен собой.

– Но ты не вернулся, Джон. И когда я пришла домой в полночь, тебя не было дома. Я ждала, гадая, что с тобой: напился ты или попал под машину. Ты ввалился в два часа ночи, ты на ногах не стоял, и разговаривать с тобой было бесполезно. Утром ты сказал, что по дороге домой встретил старых друзей, заболтался и потерял счет времени.

– Неужели? – Джон закашлялся.

– Да, – Джуно сжала зубы. – Но ты был совсем не с друзьями. Ты был с Дебби.

Он опустил голову от стыда.

– Ты совсем забыл этот вечер, да?

– Ну, только то, что касается ресторана, – с подкупающей честностью признался он. – Вот сейчас, когда ты рассказала мне, я восстановил в памяти какие-то эпизоды. Помню, как этот идиот не пускал меня без галстука. Черт, сегодня же тоже нужно было надеть галстук! Какой я дурак, правда, ягодка?

Джуно посмотрела вверх, на ставший уже знакомым потолок с сияющими люстрами.

– Прости меня, Джон, но я не могу пойти с тобой сегодня в «Рац», – спокойно сказала она и перевела взгляд на его лицо – лицо маленького мальчика. – Как там поется в песне: «Я не могу пойти с тобой, ведь эта нить оборвалась».

– Фил Коллинз. «Жизнь после разлуки». 1985 год, – грустно угадал он.

– Милый Джон… – она вздохнула, целуя его в щеку. – Милый Джон… – Она поправила свое шикарное платье и, громко стуча высоченными каблуками туфель, купленных специально ради «Дж.», вышла из бара «Око».

Джуно ужасно не хотелось возвращаться домой. Балансируя на своих каблуках, она обшарила сумку по дороге к метро и обнаружила три фунта монетами, пригоршню мелочи и месячный проездной билет. Часы на станции показывали пять минут одиннадцатого.

Она села на поезд, идущий в южном направлении, намереваясь добраться до Вест-Энда и подождать появления Элли и Дункана в «Меццо». Стакан минеральной воды она сможет себе позволить. А когда они придут после спектакля, она займет у них немного денег. Приставить же к их столику еще один стул – не большая проблема. Финлэю будет интересно посмотреть на нее в новых тряпках, кроме того, ей не терпелось узнать, что Элли с Дунканом думают о нем. Элли была, естественно, несколько удивлена, когда Джуно позвонила ей – довольно пьяненькая – из клуба «Неро» и сообщила, что она не сможет пойти в театр, но пришлет вместо себя одного совершенно нового человека.