– Том и Эми никогда не позволят ему поступить так, – мягко сказала Танзи.

И, действительно, казалось, что подобная мысль вовсе не волнует молодого господина Мойла. У него было прекрасное настроение, какое и положено иметь человеку, недавно отпраздновавшему свою помолвку. Он весело сказал несколько слов о прекрасном весеннем утре, остановился полюбоваться маленькой фигуркой святого Фрэнсиса, которую Дикон вырезал на двери, одобрительно осмотрел комнату и прежде, чем расположиться в кресле, которое они любезно подвинули ему, воскликнул:

– Да вы просто до неузнаваемости преобразили это старое, запущенное жилище!

– Я очень рад, что вы довольны. Ведь некоторые вещи я сделал без вашего разрешения. Но мне кажется, что вы почти все уже видели в свой прошлый приезд. Не хотите ли попробовать домашнее вино, которое делает Танзи?

– И, пожалуйста, поблагодарите вашу сестру еще раз за этого прелестного котенка, – вставила Танзи.

– Она думала, что вы будете скучать, пока ваш муж в отъезде, – ответил Джон Мойл и протянул руку, чтобы погладить пушистый комочек.

– Значит, вам известно обо всем, что произошло? – спросил Дикон.

– Дорогой мой Брум, ни один человек, если он интересуется строительством, не мог не узнать об этом. Мне кажется, что своим отказом работать с братьями Вертье вы здорово разозлили Орланда Дэйла и перессорили всех в гильдии. Никто не понимает, почему вы так поступили, но мне, поскольку я имею отношение к королевским делам, пришла в голову одна мысль… Скажите, вы нашли работу?

– Ничего определенного, сэр, – признался Дикон. Именно в этот момент глаза Мойла, неравнодушного к красивым вещам, заметили книгу, ту самую прекрасно оформленную «Крепость Фуа», которую подарил Дикону лорд Лоуэлл. Он встал и начал листать ее с таким удовольствием, что, казалось, совершенно забыл о них.

– Мы подумали, что, может быть, вы приехали за деньгами. Пожалуйста, вот они, – сказала Танзи, испытывая некоторое беспокойство.

– Разумеется, если вы настаиваете, – сказал он, и, не отрывая глаз от книги, взял деньги и сунул их в карман. – Но я надеюсь, что это в последний раз.

Танзи и Дикон смотрели на него в изумлении.

– Вы хотите сказать, что не будете брать у нас деньги, потому что мастер Дэйл уволил меня?

– Да, отчасти поэтому. Вот уж действительно прекрасная книга. Такая же великолепная, как та, которую я раньше видел наверху.

Он посмотрел на Дикона поверх разделяющего их стола, потом снова углубился в изучение прекрасного фолианта. Очень осторожно он раскрыл книгу на титульном листе и, держа ее так своими длинными, изящными пальцами, вновь посмотрел на Дикона.

– Похоже, что я не ошибся, – сказал он.

Кровь бросилась Дикону в голову. Он стоял молча, не догадываясь о том, что, вертя кольцо на пальце, только укрепляет Мойла в правильности его догадки.

– Я видел собственноручную надпись короля Ричарда и на той книге, в спальне. Я был очень удивлен тогда, но решил промолчать до поры до времени. Но теперь, поскольку я видел ту книгу, и вот сейчас держу в руках эту, я, кажется, могу предположить, почему вы совершили тот безумный поступок в Вестминстере. Вы пошли на то, чтобы разрушить собственную карьеру только для того, чтобы не участвовать в прославлении Тюдоров.

Дикон молчал.

– Вы сын короля Ричарда, не так ли? – прямо спросил Мойл.

– Внебрачный сын, – помедлив, ответил Дикон с независимым видом.

Он знал, что это признание опасно, что сходство с отцом таит непредсказуемые последствия.

– Я знаю, что на протяжении всех войн между Розами, ваша семья активно поддерживала Ланкастеров. Теперь вы имеете право выкинуть нас из своего дома. Если и лондонская гильдия не может обеспечить меня работой, то уж в других городах шансов еще меньше. Только совсем неквалифицированная работа, быть может. – Он рассмеялся, вспоминая что-то, но этот смех был понятен только Танзи. – Впрочем, мне приходилось видеть более достойных людей, чем я, которые занимались таким трудом.

Джон Мойл аккуратно закрыл книгу и, быстро подойдя к Дикону, положил руку его на плечо.

– Ричард Брум, за кого вы меня принимаете? – спросил он. – Да, я – лояльный сторонник ланкастерского дома. Имея неплохое образование в области финансового права, я надеюсь сделать достойную карьеру, служа королю Генриху. Признавая заслуги моего отца и отдавая ему должное, король уже оказал мне честь. Я уважаю его как делового человека и труженика. Даже те из вас, кто смотрят на него, как на узурпатора, не могут не признать, что, возложив на себя корону, он вместе с ней взял на себя немалые обязательства и ответственность, связанные с ней. Будучи выходцем из Уэльса и гордясь этим, он заботится о процветании всей Англии. Европа больше не смотрит на нас, как на незначительный маленький остров, и, благодаря ему, мы начинаем занимать достойное место среди других стран. Однако я отдаю должное храбрости и верности, и для меня не имеет значения, кто проявляет эти качества. И я не могу не уважать вас за то, что вы отказались от такой престижной работы как часовня Тюдора. – Он снова бросил взгляд на «Крепость Фуа», но на сей раз – поверхностный и беглый. – Мне только хотелось бы надеяться, что, окажись я на вашем месте, у меня хватило бы мужества поступить точно так же.

– Мой отец выбрал в качестве собственного девиза слова «Верность обязывает», и единственное, что остается мне, – жить в соответствии с этими словами, – ответил Дикон, потрясенный таким великодушием. – Что же касается мужества, мне никогда не приходилось участвовать в сражениях, и, кроме того, с тех пор, как я узнал правду о своем рождении, меня ни разу не узнавали, никто ни разу не признал во мне сына короля Ричарда.

– Бывает разное мужество, Брум. Ваша храбрость определяется девизом вашего отца – «Верность обязывает». Я представляю себе, как трудно вам было, когда пришлось выбирать между порядочностью и благополучием вашей семьи. И как художник, хотя, конечно, я всего лишь дилетант, я тоже могу понять, чем вы пожертвовали.

– У меня такая жена, которая могла бы составить счастье любого мужчины, – сказал Дикон, притягивая к себе и обнимая Танзи, чтобы она не подумала, что он винит ее в своих профессиональных неудачах. – Можете мне поверить, что, даже оставаясь в полной безвестности, я буду продолжать поступать так, как приказал мне мой отец.

– Прекрасно. Я рад, что он сказал вам именно это. Именно ему, одному из многих, было прекрасно известно, какие страдания несет и слава, и бесславие. Но все же давайте надеяться, что вам не грозит полная безвестность.

Мойл сел и выпил вино, которое Танзи поставила перед ним.

– Поскольку, к моей радости, вы сейчас не имеете другой работы, я хотел бы кое-что предложить вам. И поверьте мне, что мое предложение не имеет ничего общего ни с состраданием, ни с милостью – для этого я слишком высокого мнения о вашем мастерстве. Сядьте, пожалуйста, оба и послушайте. Ваше вино великолепно, миссис Брум, и если этот упрямец, ваш муж, согласится переехать в Кент, чтобы работать у меня, не исключено, что вы найдете себя в том, чтобы обеспечить им весь дом!

– Работать у вас в Кенте? – воскликнули они почти в один голос, и на их молодых лицах появилось выражение нетерпения.

– В Иствелле. Я собираюсь жениться. На родственнице моей покойной матери, которая происходит из старинной семьи Друри. И с разрешения отца я надеюсь снести большую часть старого дома и перестроить его заново. Возможно, мой отец долго не проживет, тогда оба дома – и там, в Кенте, и лондонский – будут принадлежать мне. Мне нужен дом, соответствующий моему положению при Дворе, но и я, и моя невеста – мы оба любим деревню и надеемся, что именно Иствелл станет нашим главным домом. Вам известны мои пристрастия в строительстве, Брум, и я хотел бы, чтобы вы взяли под свою опеку оба дома.

Дикон, преисполненный благодарности и чувства облегчения, почти не мог говорить.

– Я не могу не принять это предложение с радостью, – наконец, произнес он.