Он повернулся к Дикону, словно только сейчас осознал, как мало знает про него.

– Между прочим, кто твой отец?

Хотя двое свидетелей их беседы затаили дыхание от неожиданности, внебрачный сын покойного короля ответил быстро и без колебаний.

– Он был воином, – сказал Дикон спокойно, вспомнив, что всего лишь за несколько дней до этого разговора ему уже приходилось давать точно такой же ответ. – Однако поскольку наших родителей уже нет в живых, никто не может запретить нам пожениться. Но по этой же причине, – добавил он грустно, – нас некому благословить.

И они продолжили беседу, не касаясь больше этой темы. Дикон и Том интересовались Лестером и тамошними новостями.

– Что с королевской кроватью? – спросил Дикон, словно невзначай, застегивая пряжку на башмаке.

– Человек, который купил «Кабана», не намерен ее оставлять. Он сначала тоже хотел показывать ее гостям, но его жена боится привидений. Может, и постояльцы будут бояться, – ответил ему Джордан. – Наверное, он постарается ее продать. Лично я сильно сомневаюсь, что ему это удастся.

Дикон нетерпеливо посмотрел на Танзи и хотел было что-то сказать ей, но, увидев, как она покачала головой, промолчал.

– Эта кровать – настоящий шедевр! – только и произнес он.

Через несколько дней, благодаря сообразительности Тома Худа, а также сговорчивости Джона Мойла, Дикон и Танзи сняли тот самый дом, о котором говорил их друг, за символическую плату.

При свете тусклого ноябрьского солнца, когда улицы Лондона уже были украшены к запоздалой коронации королевы, колокола церкви Благодарения возвестили об их свадьбе. И поскольку новобрачным симпатизировали многие люди, их праздник оказался более шумным и заметным событием, чем они предполагали. Из всех гостей только старый учитель, ставший посаженным отцом невесты, и добродушный конюх с постоялого двора ее отца знали, что Танзи выходит замуж за Плантагенета. Среди тех, кто пришел из церкви в «Голубой Кабан» было двое неожиданных гостей – господин Джон Мойл и его сестра Эми. Ее внимательный взгляд останавливался на веселом шафере чаще, чем это позволяли приличия, но поскольку ее сопровождал брат, сэр Вальтер не возражал против появления своей дочери на этой свадьбе. Своим присутствием брат и сестра Мойл оказали новобрачным большую честь, и Дикон без конца благодарил Эми за то, что она помогла им поселиться в прекрасном доме.

Именно легкомысленная и сердечная Эми Мойл прислала в этот дом лишнюю мебель из отцовского особняка, а госпожа Гудер снабдила Танзи необходимой посудой и прочей кухонной утварью. Обязательный человек, торговец Гаффорд, привез из Лестера на своей телеге тот самый сундук, который отец когда-то подарил Танзи, и кое-что из любимых домашних мелочей ее матери. А Джод в течение двух дней, не разгибаясь, наводил порядок в стойлах, которые давно уже пустовали.

– Понимаешь ли ты, любовь моя, что это первый дом в моей жизни? – спросил Дикон, когда вечером, в тишине, проводив гостей, они стояли вдвоем у ворот своего дома.

– По воскресеньям мы сможем кататься верхом по этим полям, – прошептала Танзи, положив голову ему на плечо.

Дикон посмотрел наверх, на островерхие крыши, залитые лунным светом.

– Вот увидишь, я сделаю из этого дома игрушку, – сказал он. – Многие наши парни уже предложили мне свою помощь. – По его голосу нетрудно было догадаться, что он очень этим доволен.

– А весной я посажу здесь желтые ноготки, – в тон ему ответила Танзи.

– Да, мистер Джордан был прав, когда сказал, что нам пока рано покупать дом. Отсюда я смогу верхом ездить на работу, куда угодно. Теперь, когда я стал членом гильдии и признанным мастером, трудно сказать заранее, где и какая работа может меня ждать. Единственное, о чем я сожалею, что не смог заработать на то, чтобы оплатить это райское жилище.

– Ты еще успеешь, любимый, когда мы станем старше. Тогда ты будешь преуспевающим мастером, как Орланд Дэйл, и сможешь купить мне те самые дорогие наряды, которые обещал нам этот настойчивый купец из Фландрии. Ты ни разу не пожалел, что отказался поехать с ним в Бургундию? Риск был так велик, что я не знаю, как бы мы справились со всем этим. А теперь в Англии у тебя есть возможность добиться признания в любимом деле. О чем еще нам мечтать?

Танзи стояла, широко раскинув руки, так, словно собиралась прижать к своей груди все счастье, о котором когда-либо мечтала.

– Здесь мы будем слушать пение птиц. Сюда не долетит ни запах пива, ни уличный шум. И мы по-прежнему будем видеть прекрасную Темзу.

– И до конца наших дней мы останемся вместе, – сказал Дикон, уводя ее в гостиную, где горел камин.

Он закрыл за собой входную дверь так, словно отгораживал себя и свою возлюбленную от всего мира.

– Ты не рассердился на меня из-за королевской кровати? – тихо спросила Танзи, когда они медленно поднимались в свою спальню под самой крышей. – Я поняла тогда, что ты надумал купить ее, когда узнал, что новый хозяин «Кабана» не намерен оставлять кровать у себя. Может быть, нам даже удалось бы найти для этого деньги, но у меня с ней связаны такие воспоминания… Я никогда не смогла бы…

– Нет, нет, любовь моя. Ты была права. Эта кровать из нашего прошлого, а в нем было много горя у нас обоих. Она не могла бы стать ложем для юных супругов, которые надеются на счастье.

И он подвел ее к их постели… Они слишком долго ждали этого дня и чувствовали себя бесконечно счастливыми. И будущее, открывавшееся перед ними, обещало быть не менее радостным, ибо на пути к нему они преодолели немало трудностей.

Дикон не только впервые почувствовал себя хозяином дома и мужем, он, наконец, получил возможность хранить где-то свое бесценное сокровище – книгу «Высказывания философов» – и наслаждаться чтением.

– Она всегда хранилась в этом футляре, который я сделал вскоре после приезда в Лондон. Я очень редко мог вынуть ее и хоть немного почитать.

– Конечно, только тогда, когда ты оставался один, – сказала Танзи.

Она сразу же вспомнила, каким юным и смущенным он был, когда они встретились впервые, и как он сетовал, что, постоянно живя вместе с другими учениками, никогда не имеет возможности побыть наедине со своими мыслями и чувствами.

– Совсем не потому, что мои товарищи могли бы испортить ее, – поспешил он объяснить ей. – Некоторые из них происходят из семей, в которых есть книги, и даже жалеют, что не попали в учение к печатникам, поскольку считается, что это самое современное и модное ремесло. Но были и другие, которые не представляли себе ценности книг и запросто могли поставить на нее свечку или швырнуть в приятеля во время потасовки.

– Теперь она будет в полной безопасности. Можешь мне поверить, я никогда не стану мешать тебе болтовней, когда тебе захочется почитать. Я всегда буду помнить о том, как часто у тебя не было возможности побыть наедине и спокойно посидеть над книгой. Давай положим ее на тот стол, который тебе сделал в подарок Ред Лакин, и накроем ее маминой салфеткой.

– Нет, я думаю, что не стоит. Люди могут заинтересоваться ею, начать расспрашивать… Пусть она лежит возле нашей постели, раскрытая.

Как и все новобрачные, они с гордостью и удовольствием занимались благоустройством своего первого дома. Джон Мойл и его друзья часто приезжали на охоту, и Танзи всегда встречала их с радушием. Иногда вместе с ними появлялась и его сестра. И даже сам Том Худ. Казалось, он стал полноправным членом этой семьи.

Между тем наступила весна, и в саду появились первые всходы ноготков. Дикон с помощью своих друзей отремонтировал дом – обновил фасад, прорубил окно в кухне, чтобы Танзи было светлее и приятнее там находиться, починил крышу. И однажды, проводив своих друзей, Джон Мойл специально задержался, чтобы посмотреть все это.

– Худ говорит, что вы заметно улучшили мою собственность, – сказал он. – И я очень рад убедиться в этом перед возвращением в Кент, где наше старое поместье превратилось в источник забот и расходов, потому что нуждается в основательном ремонте.