Увидев, что Жан Вивер встал, поеживаясь, чтобы налить себе еще стаканчик бургундского, она участливо спросила:

– Вы замерзли, мистер Вивер?

Пока она просила пробегавшего мимо мальчика-слугу подбросить дров в камин, который теперь, осенью, зажигали очень рано, мистер Вивер вежливо пробормотал что-то по поводу ее комнат, в которых всегда уютно и тепло, и о пронзительном ветре с реки, продувшем его до костей. Однако, подбодренный ее доброй улыбкой, он все-таки рискнул продолжить разговор:

– Неужели вы действительно думаете, что король может так расправиться с ним?

– Нет. Один из членов городской управы был недавно в суде и сказал моему мужу, что, как всегда, король проявил милосердие и всего лишь приговорил его к пожизненному заключению.

– Почему пожизненное заключение всегда принимают за милость? – удивился Дикон.

– Вы только что назвали этого Ричарда Саймона «бедным и добрым», мисс Танзи. Вы что, знакомы с ним? – спросил Вивер, обернувшись к девушке.

Танзи рассказала ему о том, как Ричард Саймон оказал им гостеприимство, когда они по дороге из Лестера в Лондон приехали в Оксфорд, и было совершенно, очевидно, что ей его искренне жаль.

– Да, похоже, он действительно добрый человек. Да поможет ему Бог! – согласился Вивер, внимательно рассматривая свою пустую кружку.

– Вы тоже знакомы с ним? – спросила Танзи.

– Да, я встречался с ним, – признался Вивер, и по тому, как он ответил, было понятно, что он не склонен к продолжению разговора на эту тему.

В тот вечер Вивер распрощался со всеми более поспешно и ушел на свое судно раньше, чем обычно. Казалось, этот человек успел побывать всюду и познакомиться со всеми. Танзи была обеспокоена тем, что он очень часто появлялся в «Голубом Кабане» и явно искал ее общества.

Вокруг было немало мужчин, которые добивались ее благосклонности, но все они были и моложе, и беднее. Она могла смеяться, отвечая на их шутки и комплименты, но они ровным счетом ничего не значили для нее, к тому же та жизнь, которую она вела, давно научила ее ставить мужчин на место. Поскольку она искренне любила Дикона, ей были совсем не интересны другие подмастерья и прочие лондонские ухажеры. Помимо любви, Танзи испытывала к Дикону такое уважение, что сама возможность обратить хоть какое-то внимание, пусть самое поверхностное, на другого мужчину казалась ей невероятной. И в глубине души она признавала, что эти чувства во многом связаны с тем, что ей известна тайна его происхождения.

– Этот тип, Вивер, пристает к тебе? – спросил однажды вечером Дикон в присутствии миссис Гудер, иронизировавшей по поводу того, что их гость не отходит от Танзи, когда появляется в таверне.

– Нет, нисколько. Его нельзя не любить, – ответила Танзи. – Но он все время откладывает выход своего судна, а мы так заняты. Я часто не успеваю сделать всего того, о чем просит миссис Гудер. Представьте себе, что кто-то отвлекает вас, когда вы должны сосредоточиться на какой-то важной работе для мистера Дэйла.

– Конечно, я понимаю. Например, все эти разговоры про бунт. К счастью, все закончилось. – Он взял ее руки в свои и заглянул девушке в глаза. – Он не пытается ухаживать за вами, Танзи? Если да, то…

Она рассмеялась и нежно поцеловала его в лоб, пытаясь поцелуем стереть с лица выражение тревоги и неудовольствия.

– Нет, нет, Дикон, – заверила она его, – ничего подобного. Он рассказывает мне про жизнь во Фландрии да так интересно, что мне самой захотелось там Побывать. Впрочем, мы слишком много о нем говорим. Наверное, потому, что мне все-таки нравится бывать в его обществе. Мне кажется, что он очень интересуется вами, и когда мы с ним вдвоем, он засыпает меня вопросами.

– О чем он спрашивает?

– О многом. Где вы живете, например. Если вы живете один, он хотел бы навестить вас. Я сказала, что вы живете вместе с товарищами-подмастерьями. Еще он спрашивал, говорите ли вы по-французски и знаете ли латынь. И всякие другие вопросы. Где вы жили во время правления короля Эдуарда?

Дикон быстро окинул взглядом набитую посетителями таверну.

– Не кажется ли вам, что где-нибудь за границей он мог встречаться с Джервезом? И что он предполагает…

– Нет, нет. Откуда? Не волнуйтесь, Дикон. Я рассказала вам об этом только для того, чтобы вы не ревновали.

– Ревновать?

– Ведь вы же ревновали к Тому…

– И снова буду, когда он вернется.

– Почему? Ведь я уехала из Лестера и все бросила только для того, чтобы быть с вами.

– Это не совсем так. После всего, что произошло там, вы должны были уехать. И если бы за вами приехал Том…

– Боже мой, Дикон! Ну почему вы так думаете?

– Потому что вы лучше подходите друг другу. Потому что вы, наверное, лучше понимаете его, чем такого мрачного, сомневающегося человека, как я. Потому что Том – веселый и блестящий, и я немного завидую этому. Но с таким характером надо родиться, его невозможно приобрести.

Танзи знала, что Дикон говорит правду. Она до сих пор скучала по веселому смеху Тома и его шуткам.

– Если бы я хотела, я могла бы выйти замуж за Тома. Но я не хотела этого, – медленно и рассудительно сказала Танзи.

– И ваша жизнь теперь была бы гораздо легче. Хотя я и люблю вас преданнее, чем любой другой мужчина в мире стал бы вас любить, мне кажется, что вам со мной будет нелегко, моя дорогая. Но я родился именно таким, это какие-то наследственные черты. И еще, – добавил он, глядя на нее виновато, – я, наверное, слишком увлечен своей работой, чтобы быть хорошим мужем.

Танзи подошла и обняла его.

– Я все это понимаю, и я люблю вас таким, какой вы есть, – просто сказала она. – Каждый день я благодарю Бога за то, что дождалась вас. Смех – очень милая вещь, но такая преданность – большая редкость.

Дикон прижал ее к себе, зная, что любовь Танзи – огромное счастье для него, и давая себе слово не позволять больше ревности овладевать собой, хотя он и понимал, что ревность – это проявление его природной скромности и неуверенности в себе.

Несмотря на эти благие намерения, встретив Жана Вивера в «Голубом Кабане» в очередной раз, Дикон не удержался и спросил, когда он собирается покинуть Лондон.

– Я обратил внимание на то, что погрузка давно закончена, – добавил он.

– Да, и получился вполне порядочный груз шерсти для наших ткачей. Но я должен вначале закончить кое-какие личные дела. Сказал бы я вам о них, но только не здесь.

– Почему не здесь?

– Давайте спустимся к реке.

– Что вам от меня нужно? – грубо спросил Дикон. Вивер положил ему руку на плечо.

– Спросите лучше, что я хочу предложить вам. Я собираюсь в Бургундию, и именно там вы можете сделать себе состояние.

– Бюргерам Дижона понадобились новые мосты?

– Насколько я знаю, нет. Но герцогине очень нужен такой молодой и надежный англичанин, как вы.

– Для работы при ее Дворе? – спросил Дикон, явно заинтересованный разговором.

Торговец взял свое пальто и направился к двери.

– Давайте выйдем отсюда, и я все расскажу вам. Если вы даете слово молчать.

– Я не болтун. Как только дом для сэра Вальтера Мойла будет готов, я стану искать другую работу. Если ваше поручение – секрет, клянусь, я никому не скажу об этом. Кроме Танзи, конечно.

– Женщины не умеют хранить секреты, – возразил он, останавливаясь в дверях.

– Танзи умеет. Она хранит один секрет уже в течение многих лет.

– Вы полностью доверяете ей, не так ли?

Каждый день и каждый час, подумал Дикон, я вверяю ей свою жизнь. Но ничего не ответив Виверу, он обернулся, чтобы позвать Танзи, и они втроем вышли из таверны на темную улицу.

– Я хотел бы пригласить вас к себе на судно, – сказал он, чем вызвал восторг Танзи.

Полюбовавшись лондонскими огнями с палубы маленького суденышка и заглянув в его набитые доверху трюмы, они расположились в тесной каюте Вивера, где, к его удовольствию, им никто не мог помешать.

– После того, как мы немного поговорили возле Тауэрских ворот, я понял, Брум, что вы не слишком любите Тюдора, – начал Жан Вивер, не желая терять время попусту.