– Вы шокированы? – спросил он. – Похоже, что да.

– Нет, я не шокирована. Просто подобные выражения нехарактерны для осторожного политика. Наверное, поэтому у меня такой вид.

– А я говорю сейчас вовсе не как политик. И не собираюсь быть осторожным. Я думал, вы поняли это. – Он встретился с ней взглядом. – Что же касается этого слова, то оно считается довольно распространенным. И очень точным.

– Точнее не скажешь.

– Но в то же время оно кажется вам безнравственным, – улыбнулся Хоторн уголками губ. – Не отрицайте, это у вас на лице написано. Вот тут… – Он подался вперед и легонько дотронулся до ее лба, между бровями, сразу же отняв руку. – Вот тут появилась крохотная морщинка. И ваши глаза. Они так много говорят… и осуждают. – Он вздохнул. – Почему, Джини? Что в этом плохого – когда хочешь кого-нибудь вздрючить? Во всяком случае, человек поступает честно, признавая это. Разве не так?

– Нет, не так. – Она торопливо вскочила на ноги.

– А если бы я сказал, что проводил долгие дни в поисках настоящей любви, вам бы это больше понравилось? – Хоторн посмотрел на нее снизу вверх все с той же измученной полуулыбкой. И тоже поднялся. Они стояли совсем рядом. Лицо его посерьезнело.

– Вы бы это предпочли услышать? Как большинство женщин в мире?

– Нет. Зачем? Какая разница?

Она начала медленно отходить от него. Но Хоторн мягко взял ее за руку и повернул к себе лицом.

– Неправда, – произнес он. – Неправда, Джини. Разница огромная. И кому, как не вам, знать это…

Джини слабо взмахнула рукой, чтобы защититься, сама не зная от чего. У нее кружилась голова. Было такое ощущение, будто события неслись вперед, догоняли и опрокидывали друг друга, сливаясь в сплошной поток. Они мелькали стремительно, как огни автомобилей на скоростной магистрали.

– Послушайте, – произнесла она, запинаясь. – Уже очень поздно. Вероятно, вам уже пора идти, и…

Она остановилась. Хоторн взял ее руку и поднес к губам. В тот момент, когда его дыхание коснулось кожи, раздался телефонный звонок. Быстро отдернув руку, она обернулась и непонимающе уставилась на письменный стол, где стоял телефон.

– Осмелюсь предположить, что это Паскаль Ламартин, запаздывающий на два с половиной часа, – ровным голосом проговорил Хоторн. – Может, ответите?

Подойдя к письменному столу, она сняла трубку. На другом конце провода кто-то молчал. Все еще прижимая телефонную трубку к уху, Джини повернулась к Хоторну. Он внимательно смотрел на нее.

– Паскаль? – спросила она молчавшего. Из трубки раздалось потрескивание. И тогда Джини услышала знакомый мужской голос – нет, не Паскаля, а того, другого.

– Джини, – прошептал голос. – Джини, это ты?

У нее перехватило дыхание. Джини почувствовала, как от лица отлила кровь. Сердце замерло от сознания того, насколько она боится – боится панически – обоих этих мужчин: того, который только что целовал ей руку, и другого, который нашептывал ей о своих заветных желаниях. Их желания были так похожи… Она окаменела, глядя на Хоторна. А голос в трубке все шептал.

Хоторн хмурился. Он подходил все ближе, не отрывая взгляда от ее лица. Их разделяло всего полметра, тридцать сантиметров. И тут она поняла, что Хоторн тоже слышит этот шепот. Его глаза неуловимо изменялись, фиксируя каждое похабное словечко. В них не было удивления, но Джини ясно видела, как зло сжался его рот. Постояв так несколько секунд, он протянул руку.

– Дайте трубку, Джини, – попросил Хоторн.

Она подчинилась. Хоторн послушал еще и затем с отрывистым, холодным выговором уроженца Восточного побережья Соединенных Штатов произнес:

– Вы записываете этот разговор? Вы знаете, с кем говорите?

В трубке раздался щелчок, наступило молчание. Должно быть, запись была прервана. Шепота больше не было.

– Если позвоните еще раз, то горько раскаетесь. Уяснили? – Хоторн говорил четко и сжато, словно ни капли не сомневался в том, что его слушают. Его лицо снова стало невозмутимым. Протянув руку, он положил трубку на место.

Выпрямившись, Хоторн стоял прямо перед ней. Джини обнаружила, что приперта к письменному столу. Поймав его взгляд, она увидела, что холодные глаза запылали от гнева, словно невероятным образом воспламенился лед.

– Раньше такое случалось?

– Да.

– Когда? С какого времени у вас раздаются подобные звонки?

– На этой неделе. Я забыла, когда позвонили в первый раз. Во вторник… Нет, в понедельник. В тот день я вернулась из Венеции…

Она поспешно замолкла. Это признание вырвалось помимо ее воли. У нее не было возможности обдумать свои слова. Джини полностью сконцентрировала внимание на Хоторне, стоявшем вплотную к ней, и жестком крае письменного стола, подпиравшем ее сзади. В глазах Хоторна блеснула искорка понимания, едва она упомянула о своей поездке. Джини густо покраснела. Хоторн легко вздохнул. Джини буквально кожей почувствовала, как он полностью расслабился.

– Джини, Джини, – проговорил Хоторн низким голосом, в котором звучали одновременно горечь и легкая насмешка. – Да знаю я, что вы туда ездили. И знаю, зачем. Все. Это не имеет никакого значения. Лучше доверьтесь мне. Дайте мне хотя бы несколько дней. Если бы вы вняли этому совету, то я… – Он неожиданно оборвал фразу на полуслове. – Не всякая ложь заслуживает веры. Боже праведный…

Подняв руку, он коснулся ее волос.

– У вас удивительные волосы, Джини, они просто великолепны… Знаете, Джини, когда я смотрю на вас…

– Не надо. – Она уперлась руками ему в грудь, пытаясь оттолкнуть. Однако он наваливался все сильнее, взяв ее за затылок так, чтобы ее лицо оставалось повернутым к нему.

– Вы это всерьез говорите? – допытывался он. – Вы уверены, что именно этого хотите? Посмотрите на меня, Джини. Нет, только не отворачивайтесь. Да. Вот так.

Джини полностью оцепенела. Она стояла и смотрела ему в лицо. Его дыхание участилось, было видно, что им овладело возбуждение. Это пугало. В глубине его глаз пряталось отчаяние, крепкая хватка его пальцев выдавала растущее волнение. Он заговорил, но тут же остановился. Потом, понизив голос и взяв ее за руку, заговорил вновь.

– Вот что ты со мною делаешь… Ты должна знать. Это случилось, как только я впервые увидел тебя. Меня тогда словно молния пронзила. И все повторилось на вечеринке у Мэри. О чем мы тогда говорили? Даже не помню. Я доподлинно знал, зачем ты явилась туда, но даже это не имело для меня никакого значения. В комнате было полно людей, но мне было наплевать. И сегодня, когда твой отец приблизился, чтобы ударить тебя… Мы так похожи. Мы – родственные души. Я знаю: то же самое чувствуешь и ты. Я вижу это по твоим глазам – они не лгут. И вот что еще они говорят мне…

Он крепко стиснул и прижал к своей груди ее руку. Кончиками пальцев она ощутила, как бьется его сердце. Хоторн сжал ее ладонь еще сильнее и повел вниз – вдоль их тел, притиснутых друг к другу. Его пенис находился в состоянии эрекции. Доведя ее ладонь до этого места, Хоторн содрогнулся от возбуждения.

– Послушай, Джини. Посмотри же на меня.

Он все сильнее наваливался на нее, прижимая к письменному столу. Отворачиваясь, Джини отчаянно вертела головой.

– Прекратите, – бормотала она. – Все это ложь! Убирайтесь прочь отсюда. Прекратите сейчас же…

– Скажи то же самое, глядя мне в глаза. Не можешь… – злорадно произнес Хоторн. Но стоило ей взглянуть ему в лицо, и он тут же запечатлел на ее губах жаркий поцелуй. Со стоном оторвавшись от ее рта, он начал ласкать ей груди. Джини застонала. Хоторн немного отстранился, и она увидела, насколько изменилось его лицо, которое выражало теперь страсть и торжество одновременно. Заведя ей руку за спину, он навалился на нее всем своим весом и почти оседлал ее. Его твердый член уперся Джини между ног. Хоторн принялся расстегивать ее блузку. Она с содроганием ощутила прикосновение к своему телу его руки. Горячие пальцы сжали ее грудь.

– Не говори ничего. И не отбивайся. Не надо, дорогая… – Она попыталась его оттолкнуть, но он перехватил ее руку и снова завалил Джини на стол. Раздвинув ей ноги, он начал тереться возбужденным стволом о ее тело. Потом вдруг притиснул Джини к себе и, вцепившись ей в волосы, запрокинул ее голову назад. Она снова завопила, но он тут же прильнул ртом к ее губам, просунув между ними свой язык.