Мэри умолкла, ее лицо поникло. Джини увидела, что мачеха вот-вот расплачется, и почувствовала себя виноватой. Гнев сменился состраданием. Она обняла Мэри. Если отец целый день подогревал себя, готовясь к этой встрече, то можно только представить себе, как ей, бедняжке, за этот день досталось.
– Ах, Мэри, – мягко произнесла Джини, – прости меня. Я потом тебе все объясню. Ты, главное, не огорчайся. Во всем этом нет ни капли твоей вины, зачем же тебе страдать! Это было бы в высшей мере несправедливо.
– Все равно уже вляпалась, – горестно махнула Мэри рукой. – Я ведь тоже не до конца была честна с тобой, Джини, а надо бы. Ведь я все знала о Бейруте. И кто такой Паскаль, тоже знала. Не нужно было мне скрывать этого. Господи, до чего же я ненавижу всю эту ложь…
– Да перестань ты, Мэри. Чепуха все это. Я совсем не обижаюсь. Наоборот, даже рада.
Больше у нее не нашлось слов.
В комнате, за закрытой дверью, кто-то завозился, загремев стулом. Мэри испуганно посмотрела на дверь, потом на Джини. Возбужденно вскинув голову, она быстро заговорила.
– Джини, дело не только в этом. Сэм винит во всех бедах Паскаля, сама понимаешь, так что будь готова к этому. Но…
Она вновь заколебалась. Лицо ее стало почти виноватым. Джини озадаченно посмотрела на нее, затем перевела взгляд на закрытую дверь. Из-за нее раздался отцовский голос. Наступила пауза, после которой заговорил какой-то другой мужчина. Его голос был более спокоен. Джини настороженно напряглась.
– Кто там с ним? – тихо спросила она – Мэри, ведь он не один. Что все это значит?
Ответом ей был лишь молчаливый и горестный взгляд Мэри. Иного ответа и не потребовалось, потому что как раз в этот момент в комнате зашаркали шаги и дверь распахнулась настежь. Сэм Хантер возник на пороге с лицом, пылающим от гнева. В руке он держал полный бокал бурбона. Позади, у камина, стоял Джон Хоторн.
– Та-ак. – Хантер смерил взглядом сперва Джини, а затем Мэри. – Вы войдете или нет? Или, может, будете до посинения перешептываться в прихожей?
У него, судя по всему, было заготовлено еще несколько фраз в том же духе, но Мэри взяла инициативу в свои руки. Подхватив Джини под локоть, она провела ее мимо отца в комнату. Джон Хоторн поприветствовал ее коротким кивком, не произнеся ни слова. Мэри повернулась лицом к Сэму.
– А теперь, Сэм, условимся об одном, – вымолвила она тихо, но твердо. – Это мой дом, а не твой. И если ты тут начнешь шуметь и орать, то можешь выметаться, потому что я не намерена этого терпеть. Понял? Это объяснение не доставляет удовольствия ни мне, ни Джини, ни кому-либо другому из всех нас. И я согласилась на все это лишь при одном условии. Ты скажешь то, что сочтешь нужным. И Джон скажет то, что должен сказать. Вы оба все честно выскажете Джини, после чего мы расходимся по своим делам. Но я не позволю, чтобы это объяснение переросло в одну из тех пьяных сцен, которые ты, Сэм, так любишь. Так что прошу сесть и успокоиться. Тогда, черт возьми, нам, может быть, и удастся выглядеть цивилизованными людьми.
Тон, которым Мэри произнесла это, привел бы в чувство любого, подумала Джини, но только не отца, во всяком случае, не в тот момент, когда он уже набрался.
– А теперь послушай ты, Мэри, – пророкотал он, поучительно подняв указательный палец, – причем послушай внимательно. Если ты думаешь, что я буду прикидываться, будто нахожусь на какой-нибудь паршивой великосветской вечеринке, то глубоко заблуждаешься. Не буду. Не затем я сюда пришел, чтобы рассиживаться в кресле и трепаться о всяких пустяках. Нет уж, я прямо к сути перейду. Моя дочь, дьявол ее побери, должна дать мне отчет в своих действиях! И чем скорее, тем лучше. Я не шучу, разрази меня гром! Не вижу ее, понимаешь, целых два года, а она, черт возьми, тем временем вон что вытворяет!
Он поднял стакан, и в его горле смачно булькнул бурбон. Налитые кровью глаза блуждали по комнате, пока не остановились на Джини.
– Прежде чем мы начнем, ты, Джини, главное, одно уясни. Я виню во всем этого чертова засранца-французишку. Но и с тебя вины не снимаю. Тебе давно уже не пятнадцать. У тебя что, своей головы на плечах нет?
Джини и Мэри заговорили одновременно. Мэри попыталась что-то возразить, Джини незамедлительно выпалила резкий ответ. Сэм Хантер решил переорать обеих, и тогда впервые в разговор вступил Джон Хоторн. Его голос – холодный, резкий и властный – заставил замолчать всех, включая Сэма.
– Хватит, Сэм, – произнес он. – Мэри права. Подобные сцены до добра не доведут. И такие выражения. Тебе бы лучше сдержаться. Потерпи, сделай милость. И сядь. Кстати, может, все сядем? Сегодня вечером Джини находится здесь из-за меня, и поскольку она сделала мне одолжение, явившись сюда, я чувствую себя обязанным ответить ей любезностью. Я хотел бы кое-что объяснить.
Джини ничего не сказала. Она только смотрела на своего отца, поражаясь той легкости, с какой Джон Хоторн приструнил этого неуправляемого человека. Ей было больно видеть это, но Сэм капитулировал, даже не пикнув. Лишь напоследок он бросил на нее взбешенный взгляд и свирепо засопел. Повернувшись к ней спиной, отец потопал в другой угол комнаты и плюхнулся на стул слева от камина, не выпуская из руки стакана.
Увидев, насколько он изменился за те два с половиной года, что они не виделись, Джини была потрясена. Его внешность стала еще более грубой и вульгарной – этого невозможно было не заметить. Конечно, одет он был, как всегда, с иголочки. На нем был один из тех темных костюмов, которые он сшил на заказ в Лондоне, и щегольская рубашка от Пола Стюарта с несколько кричащими полосами. Изящные туфли ручной работы были начищены до солнечного блеска. Однако раздавшийся живот, тяжелая, шаркающая поступь, обвисшие щеки и покрывшаяся пятнами кожа старого пьяницы – все эти черты бросались в глаза. Отец выглядел одновременно агрессивным, неуравновешенным и глубоко несчастным.
Джини безмолвно вышла на середину комнаты и села на стул напротив Джона Хоторна. Мэри принялась как-то несуразно хлопотать вокруг подноса с напитками. Она подала Джини бокал вина с таким видом, будто это и в самом деле была случайная встреча друзей, а потом сама уселась поодаль, словно сознательно устранившись из полукруга, который образовался перед камином. В центре этого полукруга находился Хоторн. Джини отметила про себя, что вопреки собственному призыву сесть и успокоиться сам он остался стоять.
В отличие от ее отца Хоторн был само спокойствие и самообладание. На нем был темный, отлично сшитый костюм. Его манеры отличались невозмутимостью, и когда он посмотрел на Джини сверху вниз, ей почудилось, что в его глазах мелькнуло то ли сожаление, то ли презрение, как если бы она не оправдала его надежд. Со стороны все выглядело так, словно он пригласил ее на экзамен, а она с треском провалилась.
– Начнем с того, – заговорил он вновь, – что я предлагаю не терять времени попусту. Я не намерен в течение предстоящего часа выслушивать ложь и оправдания. Поэтому лучше сразу установить какие-то определенные параметры. Итак, можем ли мы принять как свершившийся факт то, что дней эдак девять назад «Ньюс» начала расследование моих дел и моей личной жизни, поручив это дело Джини и французскому фоторепортеру Паскалю Ламартину?
При этом он в упор смотрел на Джини. Но та и не думала отвечать. Сзади тихонько вздохнула Мэри. Тяжело завозился на стуле отец.
– Послушай, Джини, – подался он вперед, – ведь Джон прав. Может, не будем здесь вешать друг другу лапшу на уши? Он знает, что ты работаешь над этой историей. И я знаю. Все мы тут, черт подери, знаем это. Так на кой же дьявол отпираться, попусту теряя время?
– Если все вы тут настолько хорошо информированы, – осторожно заговорила Джини, – то должны также знать и то, что в прошлый вторник меня отстранили от этого задания. Так распорядился мой редактор. Насколько мне известно, эту тему вообще зарубили… Просто ходили кое-какие слухи, и меня попросили их проверить, только и всего, – добавила она после секундного колебания. – Однако я ни до чего не докопалась. Такова одна из причин, почему от расследования решили отказаться. Другая, насколько мне известно, состоит в том, что на владельца «Ньюс» кое-кто оказал давление. Причем, как я слышала, такое сильное, что под вопросом оказалось даже рабочее место моего редактора. Чего я никак не могу взять в толк, – подняла она глаза, чтобы встретиться взглядом с Хоторном, – так это почему вы, обладая таким влиянием, решили теперь оказать его на меня. Не вижу смысла. Ведь я больше не работаю над статьей.