Ричард смотрит на мою руку у себя на рукаве, как на птичий помет, и спрашивает тоном человека, смирившегося с судьбой:
— Вы сможете пообедать со мной?
Я в раздумье отпускаю его рукав и разглаживаю ткань.
— Это уже лучше. Где и когда?
Ричард, нацарапав адрес на листке со стола Арнольда, протягивает его мне, но тут же забирает и добавляет еще что-то.
— Вас устраивает?
Адрес ресторана и время — восемь часов.
— Вполне. — Я разглядываю первосортную мелованную бумагу. «Арнольд Уотерс». Еще бы написали: «со стола…»
Собираясь на свидание с Уотерсом, я думаю о том, что следствию по делу Барнс слишком много препятствует. То, что тело Ривы оказалось в Южном Централе, свело на нет самые обычные полицейские процедуры, например опрос свидетелей в районе происшествия. А убийство сторожа там же, на леднике, вообще прошло мимо внимания властей, не дав им даже занять обычную наплевательскую позицию, и еще одна нить загублена безвозвратно.
Тщательная уборка снизила уровень плохого в моей квартире до слабого гула. Все почти терпимо, пока я, собравшись поискать нечто шикарное для встречи, не обнаруживаю, что Фредди Варне, или кем он там был, этот громила, прошелся и по моим вечерним платьям. Еще один пунктик для страховой компании — однако даже столь выдержанный мужчина, как Ричард Уотерс, не поймет меня, если я заявлюсь в блестящих полосочках, на которые вандал порезал мои классные шмотки.
Это меня крайне огорчает. Я всегда забочусь о том, как выгляжу, и стараюсь одеваться соответ-
ственно случаю. Сойдет, пожалуй, что-нибудь короткое с избытком украшений для компенсации — к примеру, прозрачное мини, совсем невинное.
И белья не надевать. Хотя бы меньше буду переживать из-за того, что не так одета. Нагота нынче в моде. Не явная, а как бы прикрытая. Все модели вовсю демонстрируют свои мальчишеские тела — женского в них только и есть, что треугольничек волос внизу.
Одеваясь, я суммирую то, что удалось узнать. Бентсен боится Трейнора. Отец и сын Уотерсы, похоже, поменялись ролями. «Целлюдин», похоже, тупик, если я не добуду дополнительной информации. Меня подмывает позвонить Диди на предмет того, как совмещаются звонки Ривы с прочими обитателями вселенной, но я решаю этого не делать.
Ну и наконец, Фредди Барнс — сидит, точно чертик в табакерке, чтобы выскочить, когда сочтет интересным.
Вот я и готова выйти в свет. Действие таблеток дока Николсона кончается, и я думаю, принимать еще одну или нет.
Что-то подсказывает мне: не надо.
«Тропик» обязан своим названием тому, что расположен вокруг рыбного садка, достаточно большого, чтобы держать в нем акул. Многие женщины ненавидят это заведение из-за зеленой подсветки, сводящей на нет самый искусный макияж. Да и на нервы немного действует сидеть там, когда наступает время кормежки.
Я приезжаю рано, и служитель припарковывает мой неказистый маленький электрокар рядом с подзарядкой. На чай не даю, потому что он пялится на то, что у меня под платьем. Хватит с тебя и этого, паренек.
Мне думается, что Ричард прикатит на магнитолевитационном лимузине, из тех, что смахивают на искусственный член — любопытно будет поглядеть, как живет один процент населения. Да и не хочется пока подвергать свои несчастные мозги нестройному галдежу внутри.
Ночь ясная и холодная, обещающая, быть может, такое нечастое явление, как дождь. Я слежу за подъезжающим лимузином, и тут Ричард Уотерс трогает меня за руку.
— Откуда вы взялись?
— Я здесь уже некоторое время. Хотел немного понаблюдать за вами изнутри, но потом понял, что вы ждете меня здесь.
На нем отпадный двубортный костюм с панковской черной футболкой внизу. Штанины ниспадают на черные, надраенные до блеска штиблеты. Он похож на богемного мальчика прошлых времен, этакую хипповую творческую личность, раз в* жизни оказавшуюся в нужном месте в нужное время.
— Пойдемте. — Он галантно берет меня под руку и ведет в ресторан. Его манеры, не в пример дневному времени, приобретают даже некоторое подобострастие, что сразу делает меня нервной и подозрительной. Мы подходим к дорогостоящему столу — подальше от прочей швали, в плюшевой норке, утопленной в пол. Пианист наигрывает что-то, сидя на помосте посреди нашего салона. Столики вокруг пока свободны, но заказаны.
— Мы ведь не случайно оказались на этой ничейной земле?
— Обычно я бываю здесь с деловыми партнерами, — усмехается он. — Больше вероятности, что не подслушают.
— Привычка — вторая натура. Но имея при себе на пятьдесят кредиток электроники, можно подслушать все, что угодно.
Ричард кивает.
— Верно — но здесь всех проверяют у входа на подобные… устройства.
Мы садимся. Официант по винам возникает автоматически и наполняет бокал Ричарда. Ричард спрашивает, не хочу ли и я попробовать.
— Посмотрим, что пьют влиятельные лица. — Это приятное калифорнийское шардонэ. — Годится. Налейте.
Ричард убирает бумаги со стола в плоский «дипломат». Как видно, он работал до моего прихода.
— Что у вас тут такое? Скупаете страны третьего мира?
У Ричарда вырывается смешок.
— Что-то вроде этого.
— Так почему же я не получаю от вас никакой помощи по делу Ривы? Или по делу ублюдка Трейнора?
— Мне кажется, мы удовлетворяем все ваши требования. Трейнор, кстати, здесь.
— Где?
— Где-то поблизости. Каждый раз, когда я отправляюсь в небезопасное место, меня сопровождает охрана, и Трейнор ее возглавляет — по крайней мере сегодня.
— Где этот гнусный убийца? Ричард смотрит на меня.
— Он поблизости.
— Послушайте, я не знаю, какую игру вы ведете у себя наверху, но этот парень опасен.
— Я знаю.
— Так почему бы не предпринять что-то по этому поводу?
— Я согласился встретиться с вами сегодня отчасти и по этой причине.
— Вы хотите, чтобы я составила письмо о его увольнении?
Ричард в раздумье подносит к губам бокал.
— Скажем так: Трейнор стал… проблемой.
— Бросьте, Ричард. Он убивает людей — любого, кто не хочет играть по вашим правилам. Если это не входит в особый раздел его служебной инструкции, я бы сказала, что проблема у вас будь здоров.
— Вы не слышали выражение «бизнес — это война»?
— Нет. А вы не слышали выражения «убийство противоречит закону»?
— Не смешно. Я пытаюсь сказать, что иногда нам требуются солдаты для грязной работы.
— И Трейнор — такой солдат?
— Да. И много лет он был преданным солдатом.
— Преданным кому?
— Моему отцу.
— И что это значит?
— Это значит, что за долгие годы он накопил много компрометирующей информации. И так просто уволить его нельзя.
— Это бомба замедленного действия. Ричард пожимает плечами.
— Я заметил, что в последние годы у нашей службы безопасности появилась тенденция несколько перегибать палку. Некоторые, скажем так, эксцессы были крайне неприятными.
— Как в случае с Адой Квинн. — Ах ты, ублюдок, дерьмо собачье. Она погибла, а ты пытаешься это оправдать.
— Как в случае с Адой Квинн.
— Почему бы не сделать с ним то же, что он сделал с Адой?
— У него есть файлы, которые нужно постоянно перекодировать — иначе они уйдут в общедоступную сеть. Так он, во всяком случае, утверждает.
— А вы не можете как-то это проверить?
— Мы думаем, что любая проверка приведет к немедленному разоблачению.
— Что же вы такого могли натворить, если так от него зависите?
Ричард качает головой, и я впервые сознаю, что его внутренний голос весь вечер безмолвствует. Черт бы побрал эту «маску»!
— Ну хорошо. — Переведи дух, Джен, и вцепляйся в горло. — Это имеет какое-то отношение к «Целлюдину»?
Холодный пристальный взгляд.
— К «Целлюдину».
— Впервые слышу.
— Почему же тогда Джереми Бентсен отреагировал так болезненно, когда я его об этом спросила?
— Бентсен дурак, и убийство жены не улучшило его умственных способностей.