– Раз родители ничего не знают о ваших книгах, как вы объясняете им свою коллекцию оружия и эти плакаты с обложками книг о Джейке Салливане?

Лилиан пожала плечами, стараясь оставаться равнодушной.

– Оружие – не такое уж большое дело. Отец учил меня стрелять еще девчонкой.

– Отец учил вас стрелять из «узи»?

– Нет, – Лилиан усмехнулась, глядя, как пальцы Трейса ерошат шерсть Волосатика. – Они думают, что большая часть оружия принадлежит моему брату. Я не говорила им этого, они сами так решили. А я не стала возражать.

– А книги?

– Мой брат увеличил для меня эти обложки. Когда он привез первую, отец с матерью как раз были здесь. Брат сказал, что решил надо мной пошутить, поскольку инициалы автора совпадали с моими. Еще сказал, что говорит всем в полиции Далласа, что эти книги написала его старшая сестренка, а прототипом героя послужил он.

У Лилиан мелькала иногда мысль рассказать родителям правду, но они так хохотали тогда при одной лишь мысли, что она могла написать книги о Джейке Салливане, что Лилиан не хватило смелости признаться.

– Они не хотели обидеть меня, когда стали смеяться. Родители всегда говорили, что гордятся мной. Но мне было обидно, что они не поверили, будто я способна на такое. Ну и я… решила ничего им не говорить. Вы, наверное, думаете, что это глупо.

– Не глупо, – осторожно произнес Трейс. – Может быть, немного странно. Господи, да если бы кто-то опубликовал то, что я написал, я бы, наверное, дал об этом объявление в «Нью-Йорк Таймс». Вы не собираетесь говорить им?

Лилиан пожала плечами.

– Может быть, когда-нибудь…

Несколько секунд они сидели молча, слышно было только урчание Волосатика и гул работающего холодильника.

– Лилиан, – произнес наконец Трейс. – По поводу прошлой ночи… я… – Вы уверены, что нам стоит говорить об этом?

– Нет, но, черт побери, я просто хочу, чтобы вы знали: мне очень стыдно.

Просто замечательно. Именно то, о чем мечтает услышать каждая женщина. Этому человеку стыдно, что он занимался с ней любовью

– Вы не должны ничего объяснять, – произнесла она вслух. – Мы ведь согласились на том, что это была ошибка.

Трейс вздохнул.

– Я не слишком опытен в этих делах. Я имею в виду отношения между мужчиной и женщиной. Не знаю, как сочетать личную жизнь и работу.

– Вы ведь пытались, не так ли?

Трейс снова вздохнул. Пожалуй, Лилиан собралась вести себя рассудительно.

– Да, я пробовал.

– И все взорвалось, да?

– Взрыв был что надо. Я оказался для нее чересчур копом.

– Вы были слишком увлечены работой, да?

– Слишком тут не подходит, – усмехнулся Трейс, сложив руки на пушистой спине Волосатика.

– А кое-кого не слишком это волновало? Я права?

Губы Трейса искривились в невеселой усмешке.

– Можно сказать и так.

– Хотите, чтобы я вытягивала из вас фразу за фразой или сами расскажете, почему не удался ваш брак?

Трейс вдруг засомневался, что делать дальше. Ему неприятно было бередить старую рану. Не хотелось, чтобы Лилиан знала, какой он на самом деле идиот. Но, может быть, ей нужно было это знать. Может, рассказав ей о Кэрол, он лишний раз напомнит себе: нечего и думать о том, чтобы вернуться потом в этот дом, даже очистив свое имя. Вернуться к этой женщине, в ее объятия, к ее дурацким домашним животным со странными именами.

– Рассказывать особо нечего, – произнес наконец Трейс. – Слишком много пропущенных обедов и вечеринок. Я ни в коем случае не обвиняю Кэрол. Иногда, пообещав быть дома во столько-то, я получал новое задание и срывался с места, даже не позвонив ей. Я слишком часто разочаровывал ее. Этой женщине просто не подходил мой образ жизни.

– Значит, мы поступили правильно, согласившись на том, что ничего не может выйти из… что прошлая ночь была просто…

– Ошибкой?

– Ошибкой.

– Правильно?

– Правильно.

Трейс и Лилиан умудрились провести вместе целый день, не нарушив своего необъявленного перемирия. Возможно, потому что почти не разговаривали друг с другом. Трейс не заходил больше в кабинет Лилиан и вообще старался не попадаться ей на глаза. Он все время повторял про себя слово «ошибка». Оно стало чем-то вроде его личной мантры.

Трейс вспоминал ту ночь, когда спрятался в фургоне Лилиан. Ошибка. Вспоминал, как заставил ее обработать и перевязать свою рану и как ему хотелось в тот момент, чтобы руки ее касались его тела совсем по-другому. Ошибка. Вспомнил о наручниках и о том, где лежал ключ. Ошибка. Как позволил Лилиан встретиться лицом к лицу с Рэкли, защищая его. Опять ошибка. Потом он вспомнил, как поцеловал ее. Первый раз. Второй. Ошибка, ошибка– одна за другой. А две ночи назад, собравшись вместе, все эти ошибки взорвались ему в лицо.

Сейчас Трейс наблюдал за Лилиан через окно спальни. Опустившись на колени, она полола клумбу, тянувшуюся вдоль забора. Лилиан успела испачкать щеку, в волосах ее запуталась сухая трава. Трейс вспомнил, как распустил ее хвост и погрузил пальцы в густые темные волосы. Еще одна ошибка.

Если в ближайшее время он не услышит от Харпа ободряющие новости, если дело не обернется так, что Трейс сможет убраться из этого дома, самая большая ошибка в его жизни окажется на втором месте, потому что он совершит новую.

То есть снова займется любовью с Лилиан.

Надо выбираться отсюда. Трейс понимал, что ответ на все вопросы лежит где-то в глубине его памяти. Но он не мог вспомнить, в чем же было дело.

Выругавшись, Трейс оторвал взгляд от Лилиан и пошел по коридору, опустив голову и засунув руки в карманы. Он снова попытался сосредоточиться. Он должен вспомнить, причем как можно скорее.

Через несколько секунд Трейс уже стоял у окна в комнате для гостей и смотрел на соседнее пастбище. Новорожденный ягненок, шатаясь под порывами ветра, вставал на подгибающиеся ножки. И тут недостающий кусочек воспоминаний неожиданно встал на место.

Странно, как устроена человеческая память. Ведь эта информация все время присутствовала в его мозгу. И пряталась там так долго, что он успел впасть в панику, Лили успела проникнуть в его душу, он потерял контроль над собой, а потом они сделали друг другу больно. Но теперь, когда все улеглось и напряжение начало потихоньку спадать, выпрыгнул на свет Божий недостающий кусок головоломки. Трейс подумал о том, сколько неприятных минут удалось бы избежать им с Лилиан, вспомни он обо всем раньше, и чуть не ударил кулаком в стену.

Затем он посмеялся над горькой иронией судьбы. Опасности, угрожавшей его жизни, оказалось недостаточно, чтобы мозг включился и заработал. Старина мозг вообще отказывался сотрудничать, пока не возникла опасность, что он снова захочет Лилиан.

Если это не знак того, что он снова собрался повторить свою ошибку, то что же тогда считать знаком. Трейс побежал в спальню, открыл окно и позвал Лилиан.

– Зайдите на секунду в дом, – тихо попросил он. – Это очень важно.

Уронив тяпку, Лилиан поспешила внутрь.

– Что? – запыхавшись, спросила она. – Что случилось?

– Ничего не случилось. Просто мне нужны ваши ключи.

– Мои что? – Лилиан нахмурилась.

– Ключи от вашего фургона. Они нужны мне.

Лилиан еще не видела у Трейса такого выражения глаз. Это были глаза охотника, напавшего на след добычи. Каждый мускул его тела словно излучал энергию.

В ту ночь, когда они встретились, перед Лилиан был отчаявшийся человек, твердо решивший спастись во что бы то ни стало. Потом она имела дело с человеком, попавшим в трудные обстоятельства, который то расстраивался, то злился, то смеялся, то был страстным любовником. И почти всегда раздражал ее.

А теперь он был копом. Этот взгляд нельзя было спутать ни с чем. Немного дикий, очень откровенный и полный твердой решимости. Ко всему этому примешивалось явное возбуждение. Трейс снова готов был приняться за работу, идти по следам нехорошего парня. И это очень нравилось Лилиан.