Делорм вернулась из кухни со стаканом воды, а Кардинал и не заметил, когда она вышла. Не сразу, но Делорм в конце концов удалось успокоить женщину. Вопли стали глуше, перейдя в рыдания, а потом и в беззвучные слезы, после которых та обрела способность говорить.

— Мне надо его увидеть, — сказала она, — иначе я до конца не могу поверить.

— Да, конечно, — отозвалась Делорм. — Мы договоримся с Центром судебно-медицинской экспертизы в Торонто, если желаете. Либо они свяжутся с тем похоронным домом, который вы выберете, и вы повидаете его уже там.

Это вызвало новый приступ слез. Опыт Кардинала подсказывал, что нельзя допускать слишком уж безоглядную скорбь родственников, если желаешь получить от них информацию. Рискуя показаться черствым, он прервал ее рыдания первым вопросом:

— Миссис Тилли, когда вы в последний раз видели сына?

— Совсем недавно. Месяца два-три назад.

— Месяца два-три?

— Ну, скорее два. Моррис был очень занят какими-то планами и так далее. Я месяцами не видела его. А однажды я вернулась от Лоблоу, гляжу, а он сидит за столом в кухне и ест сэндвич. С таким аппетитом и радостный такой. Он хороший сын. Иногда даже цветы мне приносит. В последний раз были тюльпаны. Помнит, что я люблю тюльпаны. Вот братья его — те никогда цветов не приносят.

— Последний его адрес, насколько нам известно, — Марсден-роуд, — сказала Делорм. — Это в Гринвуде?

— Да, в Гринвуде. Он там вместе с друзьями живет.

— Как он выглядел во время вашей последней встречи, каким он вам показался?

— О, обычным, таким, как всегда. Он не меняется с двенадцати лет — одинаковый — веселый, радостный, беззаботный. Немножко рассеянный иногда. Думаю, это из-за марихуаны. Он все говорил, что хорошо зарабатывает сейчас.

— На чем же это?

— Он работал в грузовой компании — погрузить-разгрузить. Работа нехитрая, а платили хорошо.

— Он упоминал название?

— Нет-нет. Сказал только, что предприятие солидное. Так в точности и сказал. «Мама, — говорит, — наконец-то я работаю в солидном предприятии». Я, правда, не очень-то поверила, что это продлится долго. На одном месте он никогда не удерживался. Но я была рада, что у него завелись деньги. Он даже со мной делился. Бывало, ни слова не скажет и уйдет — вижу, под коробкой с печеньем сотенная бумажка лежит.

— Он знакомил вас с теми, на кого работает, с друзьями?

— Нет. Правда, с одним своим другом познакомил. Сэма он иногда приводил ко мне. Сидят, бывало, в кухне и печенье за обе щеки уплетают, целую коробку за один присест умять могли. «Отшельники» особенно он любил. Знаете, печеньица такие — с корицей и изюмом, не очень сладкие? Уж эти-то печенья, если Моррис тут случался, в доме не задерживались!

— Миссис Тилли, а как фамилия этого Сэма, не знаете?

— Нет, не знаю, к сожалению. Красивый такой паренек.

— Описать его можете?

— Лицо бледное. Волосы очень темные, а кожа бледная-бледная. Ростом меньше меня, а во мне-то только пять футов три дюйма.

— Сэм Динс это быть не может? — спросила Делорм. — Коренастый и застенчивый немного.

— Похоже, похоже. Фамилии его я никогда не знала, а Моррис, уж конечно, звал его Сэмми, словно маленького мальчика. На самом-то деле мальчиком оставался Моррис, все никак не мог повзрослеть. Теперь уж не повзрослеет.

Миссис Тилли прикрыла глаза рукой и несколько секунд раздавались всхлипывания. Делорм отыскала коробку с бумажными платками «Клинекс».

— Миссис Тилли, вы абсолютно уверены, что не встречали больше никого из друзей Морриса или его товарищей по работе? — спросил Кардинал. — Это крайне важно.

— Боюсь, что Моррис был не из тех, кто любит приводить в дом гостей. Старался не делать этого. Он был парень компанейский, но к вечеру предпочитал приходить домой один — и всегда так, с самого раннего детства.

Было нетрудно понять, что миссис Тилли практически ничего не знала о делах сына. После еще нескольких вопросов и ответов она проводила их к дверям; плетясь вперевалку за ними следом, она не переставала извиняться, что не так много смогла им рассказать, и прочувствованно благодарила их за доброту.

— Вот с чем я никогда не смирюсь в убийствах, — сказала Делорм, когда они уже сели в машину, — так это с тем, что жертвами их становятся не только убитые, но и их близкие.

— Мы обязаны отыскать парня, который это сотворил, Лиз. Разве не для этого вся наша служба? Расскажи мне об этом Сэме Динсе, о котором ты упомянула. По-моему, в этом вопросе ты меня обштопала.

— Это потому, что я общаюсь в более интересных кругах, чем старшие инспекторы вроде тебя.

— Герои прошедших лет, развалины вроде меня?

— Именно. А Сэмми Динс живет в своего рода общине. В Гринвуде, как нам и сказала миссис Тилли.

В свое время Гринвуд был одним из первых районов строившегося Алгонкин-Бей. Здешний адрес считался как бы элитным, но Гринвуд, как, впрочем, и многое в Алгонкин-Бей, растерял часть своего престижа. Ныне район этот — убежище небогатых пенсионеров, приют малолитражных автомобилей, припаркованных возле кирпичных домиков с их ярко-зелеными лужайками. Некоторые же из улиц вообще утратили всякую живописность.

Одной из таких и была Марсден-роуд, протянувшаяся за ночным магазином Беккера и насчитывавшая всего три дома. В первом обитал какой-то псих, не снимавший даже в жару старой, времен Второй мировой войны, шинели. Второй дом выгорел в пожаре, случившемся два года назад, но из-за каких-то налоговых сложностей не ремонтировался и не сносился.

Последним же на этой улице было двухэтажное строение, некогда белое, теперь же приобретшее серо-черный оттенок. Еще не полностью вытоптанные участки газона покрывал мусор. Выбитые окна загораживали покоробленные листы фанеры. Сквозь асфальт подъездной дороги пробивались сорняки, там же громоздился «малибу» 70-х годов, выглядевший так, будто его сбросили с крутизны.

— Вот прислушайся, — сказал Кардинал, подъехав к дому.

— К чему это?

— Слышно, как машина покрывается ржавчиной. Я ясно различаю звуки.

— Не знала, что ты автомобильный фанат.

— Я и не фанат. Просто терпеть не могу, когда за машиной не следят.

Они поднялись на переднее крыльцо и громко постучали.

— Солнце еще высоко, — сказал Кардинал. — Почему ты считаешь, что они уже проснулись?

Делорм опять постучала в дверь.

— Мне плевать, проснулись они или не проснулись.

За дверью послышалось:

— Кто там?

— Полиция. Откройте.

Кардинал взглянул на часы:

— Сколько времени им потребуется, чтобы спустить в унитаз улики, как ты думаешь?

— Да не больше минуты. Поднаторели.

Дверь открылась, и перед ними предстал молодой человек в одежде, которая была ему велика номера на два. Один глаз косо прикрывала сальная челка.

— Предупреждаю, что у меня уже есть адвокат, — сказал он, — так что без него отвечать на ваши вопросы я не собираюсь.

Типичный потребитель героина, подумал Кардинал. У них всегда вид, как из преисподней, а говорят с трудом, будто словам приходится прорываться сквозь толщу воды.

— Мы не по вашу душу, Сэмми, — сказала Делорм. — Во всяком случае, в данный момент. Можно войти?

— А ордер у вас имеется?

— И обыска мы делать не будем, — заверил его Кардинал. — Хотим лишь задать несколько вопросов по поводу Морриса Тилли.

— Клыка? Я его уже сколько дней не видел.

— А когда видели в последний раз?

— Вот уж не знаю. Давным-давно. В прошлой жизни.

— А поточнее нельзя? — сказал Кардинал.

— Да в чем дело-то? Вы что, опять его замели?

— Кто-то выпустил в него две пули и размозжил ему череп бейсбольной битой.

— О господи, это уж чересчур. Перебор то есть.

— Это преступление, Сэмми. И мы хотим, чтоб преступник ответил за это, был схвачен, для чего нам и нужна связная, толковая информация.

— Твою мать! Простите, ей-богу. Я только что глаза продрал. Не знаю прямо, что сказать.

До чего может докатиться человек, думал Кардинал. И ответ пришел сам собой: до чего угодно, если он это себе позволит.