— Бахало! — Его крик срезонировал от бетонных стен. — Бахало! Семтекне бакунерай пентол!

Не надо становиться на колени, не надо просить — так учил его дядя.

— Бахало. Сеено темтем бакунерай пентол!

Подобно католическому священнику он простер руки над нгангой, на несколько секунд погрузился в размышления — чего именно ему угодно. Собраться, сконцентрироваться — для успеха это главное. Он желает, чтоб дух обрел способность двигаться для него.

— Сеено темтем нака нова валдор.

Он помешал палками вонючую жижу. На поверхность всплыла ступня — бледная, без пальцев. Палками он отогнал ее к краю котла и стал шарить в глубине, пока не показалась вторая ступня.

— Сендекере мам коко, пантиби. Иди для меня, дух, для меня, давшего тебе ноги, чтобы передвигаться, повелевшего тебе идти, двигаться во имя мое, прозревать во имя мое.

Погрузив ступни обратно на глубину, он стал шарить в поисках рук. Рук как таковых не было, были только беспалые кисти, отрубленные в запястьях, и сами пальцы, отдельно, которые он отрезал один за другим для нганги. Воспоминание об ужасе жертвы, об агонии заставляло его сердце биться сильнее. Ужас, агония — это те врата, через которые смертная плоть входит в бессмертие духа. Через ужас и агонию он, Рыжий Медведь, достигает духа умерших, чтобы повелевать ими. Ужас и агония — его друзья.

Некоторые из палок были расплющены на концах, образуя нечто вроде ложек. Он выловил ими несколько пальцев. Пальцы были белые и сморщенные. На одном оставалось кольцо с изображением черепа и костей.

— Кандопей варонауэй д'кран. Бентак по бентак мам тинпей. Нактак по нактак мам кеннетей. Приблизься ко мне, дух. Сплоти воедино моих союзников. Ополчись на моих врагов.

Рыжий Медведь вновь помешал темную жижу, упиваясь запахом. Теперь в нганге выплыл самый крупный предмет. Он возник ныряльщиком из адских пучин, колышась на поверхности, медленно вращаясь. Из глаз и ноздрей струйками стекали вода и кровь. Полуоткрытые глаза были устремлены куда-то вдаль, поверх плеча Рыжего Медведя.

Рыжий Медведь стал читать нараспев заклинание на непонятном языке:

— Дух, начинай движение во имя мое, учись во имя мое, чтобы дать мне знание. Дух, мозгом, которым я одарил тебя, открой мне то, что мне требуется знать. Ступай, дух, ступай и выполняй то, что тебе велено.

Кардинал сидел у стойки бара «Д'Аннунцио» — помеси фруктовой лавки с кафетерием, — достопримечательности Алгонкин-Бей, которую он помнил чуть ли не с младенчества. Здесь торговали лучшими в городе сэндвичами, почему Кардинал и находился сейчас здесь. Куриный салат на булке он давно уже заглотал, но все сидел за старой деревянной стойкой, составляя наметки плана.

Джон Кардинал уже давно не верил ни в какое вдохновение. И даже в ловкость и ум свои он перестал верить. Он не признавал за собой особого следовательского дара, а убедился в том, что для успешного расследования требуется лишь не жалеть на него времени. Ты не гений и не Шерлок Холмс, ты лишь частица, более или менее успешная, некой структуры, занимающейся всесторонним рассмотрением совершенного преступления до тех пор, пока оно не будет раскрыто.

Поэтому, когда впервые он ощутил вдохновение, в которое не верил, он отбросил его как нечто совершенно излишнее. Слишком легко, решил он. И мало правдоподобно.

Он составлял наметки плана, как станут они допрашивать байкеров. Пока что повесить на них убийство Вомбата он не мог, не имея существенных доказательств. «Привлечь Масгрейва», писал он. «Заняться видеозаписями». И «позвонить Джерри Комманде». Запись «проверить Обратный справочник» он вычеркнул.

Эту задачу он уже выполнил. Уголовный розыск располагал справочниками не только по Алгонкин-Бей, но и по всем крупным городам Канады.

Кардинал искал в нем ванкуверский номер, по которому Терри звонила из больницы, но номер этот там не значился. Тогда он обратился в справочную Ванкувера, но и там этого телефонного номера не оказалось. Молодой человек на другом конце провода сообщил ему, что это номер мобильника.

Тогда он позвонил в компанию «Белл» и сказал, что произошел несчастный случай — застрелена молодая женщина, и он пытается известить ее близких. Единственное, в чем смогла помочь ему компания «Белл», — это сообщить, что номер зарегистрирован на имя Кевина Тейта. Адреса его у них нет, так как за обслуживание он заплатил карточками предоплаты. Нет, сказать, почему телефон отключен, они не могут. Скорее всего, абонент перерасходовал оплаченное время. На получение более подробной информации требуется соответствующее разрешение.

Чтобы получить разрешение, Кардиналу нужен был час-другой. Но он не хотел сейчас тратить время на изучение этой стороны дела. Так что же в результате он узнал? Терри Тейт звонила брату на мобильник. Не бог весть какая ценная информация. Предполагать, что Кевин Тейт находится за пределами Ванкувера, оснований нет. Но с другой стороны, это номер мобильника, а значит, он может пребывать где угодно.

Следующим шагом Кардинала явился просмотр криминальных дел. Выяснилось, что Кевин Тейт три года назад был осужден за хранение героина с целью его сбыта и приговорен к двум годам без одного дня.

Звонок в Ванкуверскую полицию оказался безрезультатным. Полицейского, который арестовал Тейта, перевели в другое место, а оставшиеся и не могли, и не горели желанием помочь Кардиналу. Он продиктовал свою фамилию и номер телефона детективу Отдела по борьбе с наркотиками, который обещал ему перезвонить.

Это все ладно, но где ты, Кевин Тейт? Кардинал понаставил в свой блокнот знаки вопроса. Но тут на передний край выступила другая мысль: что, если Терри Тейт в Алгонкин-Бей не чужая? Что, если это не первый ее приезд сюда, а возвращение? Мысль вдохновляла, хотя он и боролся с этим. Но возможен ли подобный сценарий? Ведь если Терри Тейт выросла здесь, к этому времени, несомненно, кто-нибудь стал бы ее разыскивать. Но может быть, они жили здесь не так уж долго.

Вернувшись на службу, Кардинал позвонил в Школьный комитет Ниписсинга. Строго говоря, записи там — это конфиденциальная информация, и на получение справки требуется разрешение. Но строгостей, как в крупных компаниях типа «Белл», здесь нет. Иногда при известной гибкости можно добиться послабления, все зависит от того, с кем говоришь. В его случае это оказалась молодая женщина, хрипловатый голос которой заставлял предполагать, что она только что кричала и ругалась. На первый же вопрос Кардинала женщина отозвалась досадливым, но решительным «нет».

— Я понимаю ваше нежелание, — сказал Кардинал. — Я даже восхищаюсь им. Нужны именно такие люди, как вы, чтобы информация не попала в руки злоумышленников.

— Но почему бы вам не запастись разрешением, а тогда уже и наводить справки?

— Такое, конечно, возможно. Но это отняло бы много времени, а я не хочу из кожи вон лезть, чтобы потом вы мне сказали, что подобной информацией не располагаете. Поэтому, не вдаваясь в подробности, не могли бы вы просто подтвердить, что некая Терри Тейт обучалась когда-либо в местной школе?

— Просто подтвердить? Вам не нужны ее оценки и всякое такое?

— Нет-нет. Я никогда бы не посмел интересоваться этим, не имея на то разрешения. — При этом он думал: я притворщик, каких мало, мог бы и в актеры податься. — Если бы вы поделились со мной этой информацией, я был бы вам крайне признателен.

На другом конце провода Школьный комитет Ниписсинга погрузился в молчание. Даже в молчании этом явственно чувствовалось раздражение.

— Повторите по буквам фамилию, пожалуйста.

— Терри Тейт, — громко и отчетливо повторил Кардинал, а потом это же сказал по буквам. К счастью, имя писалось не совсем обычно.

Последовала долгая пауза, во время которой Кардинал рылся в телефонной картотеке «Ролодекс», ища телефон Комитета частных школ. Туда будет его следующий звонок.