– Нет, дорогая. Не думаю. Я заказывала билет несколько дней назад.
– А-а… – Барри поникла. – Ну да ладно, ничего, миссис Хастингс. Я договорюсь, когда он вернется.
– Вот и хорошо, дорогая, – ответила та и добавила доброжелательно: – Не огорчайтесь из-за этой поездки. Я уверена, он собирался сказать вам. Просто он был ужасно занят и страшно расстроен последнее время.
– Понимаю, – неуверенно согласилась Барри. – Спасибо.
– Что-нибудь стряслось? – спросила Даниель, как только трубка коснулась рычага.
– Он улетает сегодня вечером, а мне ни словом не обмолвился об этом.
– Может, забыл.
– Дани, последний месяц он был у меня почти каждую ночь. Конечно же, он нашел бы минутку сообщить мне, что отправляется в Нью-Йорк. Уж не собирается ли он позвонить сегодня вечером с Восточного побережья и сказать: «Да, между прочим, не жди меня сегодня вечером. Я за три тысячи миль от тебя».
– Барри, – предостерегающе произнесла Даниель.
– Что «Барри»?
– Ты заводишься из-за того, что не стоит и выеденного яйца.
– Не стоит выеденного яйца?
– В данный момент не стоит. Дай ему возможность все объяснить самому.
– Какая ты щедрая! Разве ты не должна быть на моей стороне?
– А я и так на твоей. Потому и стараюсь успокоить, пока ты не взорвалась и не натворила чего-нибудь такого, о чем потом сама пожалеешь.
– Я не стану жалеть, если выскажу ему все, – стояла на своем Барри.
– Язык твой – враг твой.
– Спасибо тебе большое.
– Не за что.
Майкл все же позвонил Барри из аэропорта и предупредил, что улетает. Она постаралась не сказать ничего лишнего, только попрощалась и пожелала доброго пути. Но ей это далось с трудом, и она пожаловалась Даниель:
– Мне было бы намного легче, если бы я сказала все, что у меня накопилось.
На следующее утро, купив по дороге в студию газеты, выпускаемые для работников телевидения, она пожалела еще больше, что заставила себя сдержаться. В обеих газетах на первой полосе говорилось о снятии с эфира нескольких осенних телесериалов. Особое место в обеих статьях занимала «многообещающая комедия» «Снова до свиданья».
«Одна из любимиц вице-президента Майкла Комптона, она с самого начала страдала анемией рейтинга, – писал один из авторов. – Но даже благосклонность руководства в конце концов не спасла ее».
Барри читала со стиснутыми кулаками. А когда закончила, то буквально заскрежетала зубами. Если бы Майкл сидел сейчас в своем кабинете, она бы побежала туда и изо всех сил влепила бы пощечину по его сексуальной физиономии. Как он мог ночь за ночью ласкать ее, а потом так нагло, так жестоко отменить ее телесериал, ни слова не сказав ей об этом? Она должна была узнать о своем провале от него, а не из треклятых газетенок. Нечего и удивляться тому, что он удрал в Нью-Йорк. Конечно, ему лучше находиться от нее подальше.
Она принялась бормотать себе под нос, сделает с ним, как только он попадется ей в руки. Фарш! Вот что она сделает из него. И неважно, что это он, а не она, заработал репутацию человека, которому ничего не стоит растоптать своих врагов. Она так разделается с Майклом Комптоном, что бедняжка Том Сойер по сравнению с ним покажется серым волком. Она не позволит ему безнаказанно делать из нее идиотку. Для начала она просто спустит с него шкуру!
Барри схватила пресс-папье из перегородчатой эмали, его подарок, и с размаху швырнула в другой конец кабинета. Оно врезалось в дверь за секунду до того, как ее приоткрыла Даниель.
– Я так понимаю, что ты прочитала статью.
– А как же, можешь быть уверена, – выкрикнула Барри и потом минут десять упражнялась в таких выражениях, от которых нехорошо стало бы и самому матерому матросу. Даниель с опаской вошла и присела на диван. Она ждала, когда у Барри иссякнет запал. Наконец та остановилась.
– Все? Закончила? – весело поинтересовалась подруга.
– Ну да… Высокомерная скотина, самовлюбленный истукан, жестокий сукин сын… – снова завелась она.
– Тебя хватит удар, если не успокоишься, – как бы между прочим заметила Даниель, перебив этот кипящий от ярости словесный поток. – Кроме того, – добавила она, – все это добро изливается на мою бедную голову. Если тебе так уж требуется вылить помои, то лучше все-таки прибереги их для Майкла.
Внезапно глаза Барри наполнились слезами, и она положила голову на стол.
– Как он мог? – пробормотала она совершенно убитым голосом. – Дани, как он мог это сделать, даже не сказав мне? Боже мой, а я-то думала, он любит меня.
– Душенька, может, в этом-то и все дело?
– Что ты хочешь сказать?
– Он знал, каково тебе услышать такое. Может быть, он не мог решиться.
– Майкл не трус.
– Но ведь и жестокости в нем нет.
– Я никогда об этом не думала. – Барри шмыгнула носом, ненавидя себя за столь откровенное проявление слабости.
– Значит, должно быть какое-то объяснение.
– Да во всем свете не найти этому нормального объяснения! Пусть он теперь объясняется до скончанья веков, все равно предательство останется предательством.
Когда на столе зазвонил телефон, она наотрез отказалась поднять трубку.
– А что, если это Майкл? – спросила Даниель.
– Пусть то, что он хочет сказать, напишет в служебной записке. Кажется, ему это больше нравится.
– Так себя на работе не ведут.
– А мне наплевать, что я на работе. Я женщина, которой нанес удар в спину любимый человек.
Пронзительный звонок прекратился, но тут же зазвонил опять.
– Я этого не вынесу, – с содроганием сказала Даниель и, подскочив к телефону, сняла трубку. – Кабинет Барри Макдоналд.
Как ни хотелось Барри притвориться, что это ее не интересует, она прислушалась, чтобы узнать, не Майкл ли это.
– Да, она на месте, но в настоящий момент говорить не может, – сдержанно произнесла Даниель. – Нет, Майкл. Я не знаю, когда.
Какое-то время Даниель молча слушала, потом сказала:
– А как, по-твоему, может она себя чувствовать? Плохо.
Майкл опять что-то долго говорил, и Даниель заключила:
– О'кей, я передам, но не уверена, будет ли она слушать. Пока.
– Ну, что он сказал?
– Что очень сожалеет. Что этому есть объяснение. Что очень любит тебя. Думаю, в целом это все.
– Очень хорошо! – саркастически воскликнула Барри.
– Он перезвонит через пять минут.
– Я не буду говорить с ним.
– А почему бы и не поговорить? Мне кажется, он не намерен складывать оружия.
– Ну и что же он может сделать, чтобы заставить меня слушать, если он за три тысячи миль отсюда?
– Он не может заставить тебя, но ведь таким образом ты только отсрочиваешь неизбежное. Рано или поздно он вернется.
Когда телефон зазвонил еще раз, Барри сидела и широко открытыми глазами смотрела на него. Даниель нехотя взяла трубку.
– Нет, она все еще не расположена говорить. – Выслушав ответ Майкла, она повернулась к Барри: – Он говорит, что если ты не хочешь говорить с ним, то ты трус.
Барри вырвала у нее трубку.
– Кого, черт побери, ты называешь трусом? – спросила она. – А ты-то сам не трус? Подумать только, как я тебе доверяла!
– Барри, ну что я могу тебе сказать? Прости, – извиняющимся голосом начал он. – Я хотел сказать тебе сам, но это так неожиданно просочилось в газеты, что я просто опоздал. Вообще-то мы не планировали объявлять об этом до следующей недели, когда будут утверждаться замены снятым с эфира передачам.
– Ты собирался позвонить из Нью-Йорка или послать телеграмму?
– Я собирался сказать тебе лично, как только вернусь. Я бы ни за что не поступил так, кто бы ни был продюсером. И я, конечно, не сделал бы ничего подобного в отношении тебя, будь у меня выбор.
– О, у тебя был выбор, был! Только ты сделал неправильный выбор, а теперь пытаешься вывернуться.
– Но это же смешно. Я люблю тебя. Я бы ни за что на свете не смог намеренно сделать тебе больно.
Барри не знала, плакать ей или смеяться. Еще недавно ей так хотелось услышать, что он любит ее. А вот теперь он повторяет это чуть не в каждой фразе, но она не верит.