Дебора знала, что должна испытывать благодарность. Вместо этого она по-прежнему чувствовала себя ошеломленной – ощущение, к которому она начала уже привыкать.

Мистер Инглмен рассмеялся своим сухим смешком.

– Вам не нужно ничего говорить. Или благодарить меня. Но не забудьте прийти в мою каюту утром. Доброй ночи, моя дорогая. Хороших снов.

Дебора выдавила из себя слова прощания. Но она не думала, что будет хорошо спать сегодня.

То, что сказал ей мистер Инглмен, должно было изменить все ее планы. Да и многих людей на ее месте.

Теперь же, если она осуществит свой план, то лишится наследства, которое ей хочет оставить мистер Инглмен. И если она «покинет корабль», убежит и не вернется, то мистер Инглмен будет думать, что это она украла ожерелье. Ким решил так же, и она, возможно, больше никогда не увидит его. Но зато, она, к счастью, никогда не увидит Эдит и Шубертов.

Как Дебора и предвидела, ей не удалось много поспать в ту ночь. Однако ей не так уж этого и хотелось – она должна бодрствовать, когда «Мэйбл» бросит якорь.

Она поняла, что не сможет взять с собой все свои вещи. Большинству девушек пришлась бы не по душе мысль оставить все эти прекрасные платья, которые она купила для круиза. Подобно большей части людей, она засомневалась именно в тот момент, когда наступила пора решительных действий, особенно при отсутствии соответствующих денежных средств.

Мистер Инглмен не стал платить ей в конце каждой недели, как это было на берегу. Он с самого начала их плавания спросил, хочет ли она получать еженедельный чек или получить один чек в конце на приличную сумму.

Дебора считала, что особенно много наличных денег во время путешествия ей не понадобится, и предпочла оплату по окончании круиза. Она думала, что это хороший способ накопить немного денег. На них она сможет жить по возвращении во Флориду, пока ей не подвернется другой пациент.

Даже при всей нехватке квалифицированных сиделок ей будет нелегко найти работу, если мистер Шуберт выполнит свою угрозу погубить ее карьеру. Она не верила, что он смягчится, даже если она останется на яхте; если же она убежит, спрячется, то адвокат использует этот факт против нее.

Она знала, что вряд ли сможет найти работу сиделки на крошечном тропическом островке в середине Карибского моря. Все же ей необходимо найти хоть какую-то работу, чтобы продержаться некоторое время. Как она говорила Киму, она не боялась работы. Не боялась она также остаться без средств или жить без особой роскоши. Она обходилась без этого раньше, у нее никогда не было больших денег, когда она стала зарабатывать их сама.

Может быть, это была лишь глупая гордыня, но таков уж у нее характер. Возможно, это глупо – бежать, прятаться. Но гордость не оставляла ей выбора. Она вовсе не была обязана выносить дурное обращение Шубертов и Эдит. А также капитана Клея и даже Ренлоу и остальных членов экипажа, которые через некоторое время узнают по слухам, где нашелся пропавший жемчуг. Поскольку мистер Инглмен знал ее характер, то, когда ему откроется все происшедшее, возможно, он поймет, что она убежала вовсе не потому, что была виновна.

Она ворочалась всю ночь, пока не услышала, что вибрация двигателей яхты прекратилась. Еще только начинался рассвет и удалось разглядеть лишь несколько рыбацких лодок. Она быстро оделась, сложила некоторые вещи в самый маленький чемоданчик и оставила короткую записку для мистера Инглмена. В ней она написала, что, покидая яхту, чувствует, что она ему больше не нужна, а ей не нужны не заработанные ею деньги. «Когда-нибудь вы поймете, – писала она. – Со мной все будет в порядке, поэтому, пожалуйста, не пытайтесь разыскать меня».

Она положила записку на то место, где ее обязательно найдет Ренлоу. Она не думала, что кто-нибудь хватится ее, пока «Мэйбл» снова не окажется в море.

Дебора была уверена, что никто не видел, как она спускалась вниз по трапу на шаткий причал. Владелец яхты и его гости спали; экипаж находился внизу. Капитан Клей был на корме, следя за заправкой. Когда он пройдет на нос, то не узнает удаляющуюся тоненькую фигурку, сливающуюся с тенью верфи. На Деборе были брюки и рубашка; волосы она убрала под кепку. В таком наряде она скорее походила на мальчика и уж определенно – не на сиделку.

Было еще слишком рано для рыбаков. Пеликан, сидевший на причале, приоткрыл один сонный глаз. За доками маленькая деревушка ждала появления солнца.

Она изумилась, когда чей-то голос воскликнул:

– Эй, ты! Подожди!

Она едва не сорвалась с места и не побежала. Потом догадалась, что голос доносился с одной из рыбацких лодок, на корме которой стоял мужчина и махал ей рукой. Она не знала, зачем ему понадобилась. Но подумала, что он не хочет причинить ей какой-то вред, и не ускорила шаг. Она находилась уже довольно далеко от «Мэйбл». А поскольку она не знала точно, куда ей идти, то лодка могла оказаться хорошим местом, чтобы переждать, пока яхта не поднимет якорь и не выйдет в море.

Она повернулась и медленно направилась к маленькой лодке. Мужчина казался ей силуэтом, более темным, чем постепенно светлеющие море и небо позади него. Он был высокий, широкоплечий, сильный. Настоящий рыбак.

– Можешь мне подсобить? У меня проблемы с мотором. Когда я заведу его, ты… Черт меня подери!

Он уставился на нее, потом расхохотался.

– Я решил, что вы – мальчик. Простите за беспокойство.

– Никакого беспокойства. Я, правда, не особенно разбираюсь в моторах и лодках, но с радостью помогу вам, если вы скажете, что мне нужно делать.

С минуту он разглядывал ее, потом покачал головой, словно в нерешительности. На нем была капитанская фуражка, довольно потертая, свитер и брюки цвета хаки. К тому же он был небрит. И моложе, чем ей показалось на первый взгляд.

– О'кей, прыгайте на борт.

Несмотря на то, что лодка не была привязана к причалу, Деборе удалось перелезть через борт лодки, втаскивая за собой маленький чемоданчик. Она весила немного, но все же качнула лодку, потеряла равновесие и плюхнулась на ящик с инструментами.

– Я вижу, вы не очень знакомы с лодками, – сказал мужчина. – В лодку надо ступать, а не прыгать. С вами все в порядке?

– Да, но вы могли бы привязать ее поближе, я чуть не оказалась в воде.

– Теперь она будет учить меня, как привязывать лодку! У нас не много сухопутных крыс на борту – или девчонок. Если бы мне было до того дело, я спросил бы тебя, что ты делала в такую рань на доке?

– Я рада, раз вы понимаете, что это вас не касается. – Если бы у меня было больше здравого смысла, подумала Дебора, я выбралась бы отсюда обратно на причал. – Скажите, как вам помочь, потом я пойду заниматься своим делом.

– Ты всегда так разговариваешь с людьми? – Он уже смеялся.

– Нет, только когда они надо мной насмехаются.

– Почему бы не посмеяться в ответ? Хорошо иметь чувство юмора. Но догадываюсь, тебе не потребуется чувство юмора, чтобы держать фонарь и передавать инструменты. – Он повернулся к ней спиной и склонился над мотором.

Дебора подняла фонарь, лежавший неподалеку, включила его и стала держать, освещая двигатель.

Он повозился немного, потом попросил кое-что передать ему из ящика с инструментами.

Словно во время операции, подумала Дебора. Ей не раз приходилось подрабатывать операционной медсестрой, и она знала, как быстро и тихо надо передавать инструменты.

Она обнаружила, что поглощена занятием так, будто находилась в больнице, а не на маленькой, утлой лодчонке в море. Каждую минуту мотор начинал трещать, потом захлебывался и глохнул – мужчина ругался, еще более увлеченный работой, чем его помощница, и делал новые попытки, пока не получал очередной протест двигателя.

Никто из них не обратил внимания, что небо тем временем окрасилось в золотистые тона, возвещая о начале нового дня, ни на то, что на доках больше не было длинных теней, ни на то, что большая белая яхта подняла якорь и вышла в море.