Из одной коляски в другую летят в виде маленьких боевых гранат вкусные румяные плоды. Целый град их, целый запас. Девочки ловят их со смехом. Аврора Васильевна волнуется и говорит, что это неприлично: так бросаются только уличные дети.
Monsieur Диро очень беспокоится за участь своего пенсне:
— О, мои оченки… Они разобьются… и я останься без оченков! — кричит он, невозможно ломая русский язык.
Но вторая коляска уже промчалась, далеко опередив первую; из нее доносится веселый смех…
Один Орля только грустен среди общего веселья. Невольно сорвавшаяся с губ Счастливчика фраза об исчезнувшем Ахилле не дает ему покоя.
Из-за него добрый, милый барчонок Кира, из-за него, Орли, лишился своего сокровища! А чем ему отплатили за его поступок? Его обули, одели, приняли, как родного, в дом, человеком сулят сделать, «барином», и Галю тоже ровно барышню воспитают, а он-то… Эх! Правда, он вытащил из огня Киру… Да ведь он должен был это сделать, и нечего за это себя превозвышать. Не давать же было погибать человеческой жизни. Подумаешь, геройство какое! Нет, не стоит он всего этого счастья, так незаслуженно посыпавшегося на него и сестренку. Обездолил он Кирушку, обокрал его…
И мрачно блуждают по сторонам глаза цыганенка. Хмурятся черные брови… Затихает он в своем уголке.
Видя настроение Орли, никто не хочет его тревожить. Все делают вид, что не замечают грусти Орли, его тоски, чтобы не раздражать легко воспламеняющегося гневом мальчика.
А лошади все мчатся вперед да вперед, и неистово заливаются колокольчики под дугой…
Глава XIV
Проехали верст восемь, еще две остаются… Миновали поля, въехали в лес.
Здесь хорошо и привольно. Не пыльно, прохладно, тенисто. Пахнет смолою, грибами и тем, чуть заметным, запахом, который несет с собою осень.
Глаза Орли жадным взором впиваются в чащу. Вдруг невольный крик, готовый вырваться от неожиданности, замирает на его губах.
Среди начавшейся золотиться и багроветь по-осеннему чащи он видит грязно-серые пятна… Потом что-то высится яркое над кустами. Одновременно слышится какая-то возня и как бы задавленное ржание лошади…
Взор Орли зорче проникает в чащу… Что-то пестрое, ярко-красное, наполовину с желтым и зеленым, висит прицепленное к ветке дерева… Какие-то лохмотья…
Едва сдерживая свое волнение, мальчик потянул носом. Так и есть — запах гари!..
Поднял голову: чуть заметной струйкой вьется дымок над шатрами кустов и деревьев.
— Цыгане! Табор! Наш табор! — вихрем пронеслась в голове Орли быстрая мысль.
Его соколиные, по зоркости, глаза приметили все тог чего не видели другие. Неимоверно развитые жизнью среди природы слух и обоняние подтвердили догадку.
Мальчики и Мик-Мик не могли заметить там, далеко в чаще, ни спрятанных в кустах телег с навесами, ни сушившихся на дереве цыганских лохмотьев, ни высокого шеста с красной тряпкой, который служил как бы флагом и знаменем дяди Иванки.
Этот красный значок был значком их табора, и теперь в присутствии здесь дяди Иванки со всей его цыганской семьей Орля не сомневался больше.
* * *
— Наконец-то!.. А я уж думала, не дождусь дорогих гостей!
Натали Зараева стояла на крыльце своего домика, утонувшего в зелени акаций и сирени, окруженная детьми Сливинскими: веселой институткой Сонечкой, Катей, Толей и Валером. Тут же, с трубкой во рту, находился сам полковник, под руку с женой.
Тетя Натали была в простом темном платье. На ее печальном лице играла какая-то странная, загадочная улыбка. Она протягивала руки приезжим и издали кивала головою.
— Добро пожаловать, дорогие гости!.. Пожалуйте в столовую!.. Обед на столе!
Дети с шумом выскочили из экипажей и стали здороваться с семьею Слививских.
— Tante Natalie! Можно перед обедом обежать сад и показать его нашим друзьям? — ласкаясь, как кошечка, просила Сонечка.
— Обед на столе, мы ждем вас! — успела только ответить та.
Но шумная ватага, вырвавшись из гостиной, уже мчалась по запущенным аллеям сада.
— Господа! Я нарочно привела вас сюда, — говорила через минуту Сонечка, запыхавшись от быстрого бега, останавливаясь в отдаленном уголку сада, — сюда на эту площадку. Слушайте, нас ждет сегодня большой сюрприз.
— Сонька подслушала его, когда tante Natalie говорила с маман, — вставил свое слово Валя.
— Неправда! Неправда! — вспыхнула девочка. — Tante Natalie сама сказала мне, что сегодня поведет нас в таинственную комнату и — ах! — что мы там увидим! — и Сонечка на минуту даже зажмурила глаза.
— Что? Что увидим? — заинтересовались дети.
— Она и сама не знает, — заявил Толя.
— Я и сама не знаю. Но… tante Natalie сказала, что мы увидим там что-то особенное, — проговорила его сестра.
— А что же ты не говоришь, что tante Natalie обещала нам рассказать интересную историю после обеда? — напомнил Валя.
— Да! Да! И историю расскажет, и в таинственную комнату поведет, — подхватили хором дети Сливинские.
— Обедать, детвора! Суп простынет! — послышались голоса старших в открытые окна столовой.
И вся ватага понеслась к дому.
Какой вкусный был обед у tante Natalie! Каким очаровательным десертом угостила она своих гостей!
Но странно. Г-жа Зараева не притрагивалась ни к одному блюду, и, когда раскладывала кушанья по тарелкам гостей, руки у нее дрожали как в лихорадке. А глаза подолгу останавливались на личике сидевшей подле нее Гали.
Едва успел кончиться обед, как хозяйка поднялась с места.
— Я попрошу вас, дорогое друзья, уделить мне несколько минут внимания. — произнесла она взволнованным голосом, проходя в гостиную впереди гостей. — Присядьте, господа, и выслушайте меня. Я хочу вам рассказать небольшую историю юности одной моей знакомой, которая должна заинтересовать вас всех. Вы разрешите?
— Помилуйте! Мы очень рады, — отозвались взрослые.
— Рассказывайте! Рассказывайте! Мы все внимательно слушаем, вас, tante Natalie! — неистово кричали дети.
И несколько десятков глаз жадно уставились в ее лицо.
Г-жа Зараева обвела своими печальными глазами слушателей и начала свой рассказ.
Глава XV
В небольшом южном бессарабском городке, — так начала свой рассказ г-жа Зараева, — жили две сестры: одна из них — молодая вдова с ребенком — девочкой, другая — девушка, лет шесть перед тем окончившая институт.
Обе сестры жили в своем имении в полном затишье, несмотря на то что были богаты. Смерть мужа старшей из них тяжело отозвалась на обеих, и их не манило уже больше к веселой светской жизни. Обе они всецело ушли в воспитание крошечной девочки, их единственной радости и сокровища, дочери молодой вдовы.
Эта крошка была прелестное кроткое существо со светлыми глазами и льняными волосами. Грациозная, изящная, она уже двух лет от роду утешала мать и тетку своим умом, послушанием, сообразительностью и ласками. Сестры мечтали уже видеть ее счастливой, умной, красивой девушкой, как вдруг ужасное горе обрушилось на маленькую семью.
Однажды летом девочка нечаянно вышла из сада на берег реки и исчезла… По следом на земле убедились, что она пошла к крутому берегу речки. Здесь следы терялись… Не было никакого сомнения, что девочка, подойдя к краю берега, оступилась, упала в воду и утонула. Так решили все в один голос.
Обезумевшие от горя мать и тетка созвали всех окрестных крестьян искать маленький трупик в реке… Его не нашли. Должно быть, малютку далеко унесло течением…
Горе так сразило мать девочки, что она вскоре умерла, а осиротевшая сестра ее поспешила уехать из ужасного места несчастия, продав усадьбу. Она решила — чтобы как-нибудь заглушить горе, — путешествуя, кочуя с места на место, утопить в постоянной смене впечатлений свою тоску.
Прошло много лет. Усталость взяла свое. Девушка утомилась и, желая отдохнуть немного от кочевок, устроилась неподалеку от своих друзей в крошечной усадьбе, окруженной лесами и полями.
