— Певец из группы «Вице-премьер», — в голосе Рокки Бронко проскочило легкое презрение. — Из артистических цыган.

— Он нам споет?

— Он нам сыграет. В карты.

— Кто бы мог подумать, — удивился Пепел.

Поглядев еще немного на пеструю цепочку, поднимающуюся наверх, Сергей пофланировал вдоль борта.

— Ты от нас не отходи, — посоветовал Рокки Бронко, догнав Пепла и положив ему руку на плечо. — Пока ромалы не привыкнут к твоей личности, могут возникать недоразумения.

А племяш вдруг рыгнул запахом кильки в томате. Нет, это не была случайная отрыжка, это было заранее обдуманное громкое и продолжительное рыгание, в которое смуглян вложил чисто восточный пыл. Типа, показал Сергею, чего тот стоит. Замер и впился в Пепла взглядом антрацитовых очей, словно хотел убедиться, что подконвойный осознал свое ничтожество. Но Пепел демонстративно не заметил актерский этюд племяша. Не стал Пепел и спорить с Рокки, дескать, что-что, а недоразумения он разрешать умеет, всю жизнь их разрешает направо и налево. Все равно не отстанут.

Дошли до кормы. Там на скамейках с видом на бурунчик сидела и хохотала, хватаясь за животы, группка из пяти молодых цыган. Мимо Пепла со товарищи на корму прошли еще трое. Один пожилой цыган с выбритым лбом и роскошной косицей, в полувоенном френче и хромовых сапогах, и двое цыган помоложе, судя по схожести в лицах, его сыновей.

Старик поднял голову и словно споткнулся.

— Ты?! — прокричал он, побелев лицом. — Здесь?!

Пятеро хохочущих цыган задрали крючковатые носы. Смех сразу оборвался.

— Я, — сказал один из пятерки и пружинисто подхватился с лавки. Высокий, скалистый профиль, стальной голосище, разбитые кулаки, на голове ни волоска. В туфлях не меньше, чем от Густава, и в костюме не слабее, чем от Ланжино. — Это я, Саша Володар, тебе не мерещится.

— Я не убил тебя, когда отнимал свой товар, — прошипел старик, расстегнув верхние пуговицы френча.

— Ты решил, что я стану прятаться?

— Ты божился, что больше никогда не посмеешь показаться мне на глаза!

— Ты не убил меня, потому что был вне себя от радости, когда заполучил свою траву. — Володар поправил стильный галстук. — И на радостях сделал глупость. Сам виноват.

— Поганый выкидыш! Так сдохнешь сейчас! — Старик с лихой удалью выдернул из-за голенища финский нож.

Его сыновья, запоздав лишь на мгновение, нагрузили свои ладони точно такими же финками. Не остались статистами и соперники, тоже повыхватывали ножи разной длины, ширины и конструктивных особенностей, а Саша Володар достал из кармана пиджака шипастый кастет, всунул в отверстия пальцы.

— По-моему, один я тут хожу безоружный, как честный карточный рыцарь. Или как придурок, — негромко произнес Пепел, повернувшись к баронову сынку.

Рокки в ответ лишь хмыкнул.

На корме дело катилось к резне. Парни Володара рассыпались по сторонам, беря противника в клещи. Сыновья же, наоборот, жались к отцу. Старичок отнюдь не производил впечатления божьего одуванчика. Судя по появившейся гибкости в членах и выкрутасам лезвия в руке, нож, как оружие, ему очень даже знаком, и неизвестно, как насчет того, чтобы перерезать все глотки, но пару глоток он обязательно достанет.

Пепел не заметил, откуда на корме появился один из парней в цветастых рубахах, в черных жилетках и лакированных штиблетах. Но появился. И неспешно, как бы с ленцой, вытащил из-за пояса вороненый короткоствольный револьвер. После чего пронзительно свистнул в два пальца. Внимание обеих сторон было ему гарантировано.

— Ну? — Страж порядка почесал стволом подбородок. — Стрелять? Или все-таки вспомните, что вы на «джелем-джелем»?

— Тебе не жить, сын свиньи, — прошипел старик, испепеляя взглядом Володара. Но все-таки первым загнал нож за хромовое голенище.

«М-да, состязание обещает быть веселым», — подумал Пепел, провожая взглядом покидающих поле боя старика с сыновьями. Что-то недоброе проворчал и Саша Володар, уводя свою команду противоположным бортом, но его слова поглотил длинный прощальный гудок теплохода.

Теплоход отчаливал в семнадцать тридцать, как и было запланировано. Пепел разглядывал гранитные набережные, дома с разбрызганным по окнам и крышам солнцем, рыболовов по обеим берегам, снующие по реке катера. Не навсегда ли от этого уплываешь, Пепел?

— …Так что прокушенную вдоль и поперек Акелой дискету можешь выкинуть. Восстановлению не подлежит, — равнодушно отмахнулся Таныч.

— Зачем же тогда твой предусмотрительный Акела ее на зуб брал, будто шкет мамкину сиську? Три дня не ел?

— Для надежности. Компьютеробоязнь — слыхал? Люди в возрасте подвержены. А Акела, тем более, мужик был зубастый. Правда, нашлись и зубастее его.

Ботсадовские пейзажи у Таныча не вызывали никаких ассоциаций, и вопросом, на кой ляд Пиночет притащил товарища Сокова в этот богом забытый край города, Таныч не мучился. Время покажет. А вот зачем спутнику-отморозку понадобилось столько разных мобил, бывшему высокопоставленному члену Церкви Голубя было интересно. Причем, Таныч готов ноготь дать, что Пина хватал с разгромленной витрины не все подряд и не обязательно самое дорогое.

— Здесь просто должен кто-то дежурить на стреме, — забубнил под нос, будто сам себя уговаривает, Пиночет, вытряхивая из кармана на сидение «лендровера» обломки той самой, еще позавчера заветной, дискеты. И косо наблюдая, как отреагирует Таныч, вдруг дискета все-таки ценность имеет?

Таныч не моргнул, когда облущенный и мятый, вибрирующий, словно паутина на ветру, диск укатился с сидения вниз.

— Никто из вензелевцев не верит, что я могу сюда вернуться. Но шестерку, заставив выучить мой словесный портрет, обязаны были где-нибудь рядом подселить, — бормотал Пина. — А мне как раз язык почесать с уважаемой публикой нужно.

— Если где-то рядом шестерка, через десять минут появятся и остальные.

— Вот поэтому в десять минут мы и должны уложиться, как на ферме по разведению кроликов. — Пина говорил, а сам искоса по сторонам так и зыркал.

Но не замечал никого и ничего. Набережная вымерла. Только воробьи у поребрика делили корку хлеба, да пылевые волчки вдоль дороги гоняли фольгу от «Дирола».

— Гюльчатай, личико-то покажи, — бросил в пустоту, словно общается с духами, Пиночет и быстро попылил вдоль улицы, шепча одними губами. — Кис, кис, кис…

Таныч Соков — следом, отставая на два корпуса.

— Ну, что я говорил? — не останавливаясь, самодовольно выкрикнул в невключенную мобилу Пиночет. Держал он ее не у самого уха, а чуть ближе к носу, чтобы в окошке читать отражение происходящего сзади. — Не оборачивайся. — Таныч и не собирался. — Повис на хвосте некий карась, сейчас познакомимся.

Пиночет свернул в уютную, воняющую помоями, подворотню, Таныч — следом. Не сговариваясь, прижались к кирпичной стене по краям от арки. «Быстрей, быстрей, быстрей…» — беззвучно артикулировал Пиночет, но Соков умел читать и по губам. Через десяток секунд смешанной с чириканьем воробьев тишины в арку, стараясь не слишком шаркать, вступил невзрачный типчик в футболочке «Люди Икс». Глаза цвета сирени, брови обсмолены, жидкие усики прокурены до соломенности.

— Молодец, — отлип от красно-ржавого кирпича Пиночет, держа незнакомца на мушке. — Шустрый…

— Мужики, вы чего? — стал играть невинность хвост. — Я отлить после пива. — Но призывные движения ствола заставляли незнакомца заворожено подступать к Пине все ближе… Бац — рукоятка «беретты» впечаталась в лоб, и шестерка подкошенно повалился на кирпичную щебень, приминая проросший бурьян.

Пина без скромной брезгливости обчистил карманы и выудил очередной мобильник. Таныч предусмотрительно оттащил пациента за мусорную кучу — оклемается не раньше, чем через пару часов. Но на кой леший Паше Полякову столько мобильных телефонов, не жонглировать же ими?

Оба осторожно выглянули из подворотни. И как раз в этот момент, подняв облако рыжей пыли, рядом с «лендровером» тормознул «чероки» цвета мокрого асфальта. И тут же в руке Пины затрезвонила трофейная связь.