– О, – все, что смогла произнести леди Сильвана, затем она почти упала на стул и помахала рукой в воздухе. – Вы пробудили мое любопытство, и я не поднимусь со стула, пока все не узнаю. Катрин, начинай.

Дэвид ухмыльнулся, потом сел рядом с тетей, и оба с ожиданием посмотрели на Катрин. Девушка улыбнулась и рассказала им со всей откровенностью о своих отношениях с Кассианом и о том, как их большая любовь была разрушена сэром Болдуином Гумбертом.

Растроганная леди Сильвана проливала слезы сочувствия, когда она успокоилась, то повела Катрин в свою гардеробную.

– Выбери себе самое красивое платье, какое только тебе понравится, моя дорогая, возьми банты, цепочки, кольца. Мне так жаль, что я не могу тебе помочь, но ты по крайней мере должна хорошо одеться. Сегодня вечером и особенно в день своего бракосочетания. Нет ни малейшей причины идти в холстине и посыпать свою голову пеплом. Любовь к Кассиану – это Божия милость, о которой тоскует каждый человек, но оказана она бывает лишь немногим.

Катрин последовала совету своей тети Сильваны. Она надела темно-зеленое платье, которое очень шло к ее глазам, повязала бант такого же цвета в волосы и украсила вырез своего платья золотой цепочкой, на которой висел изумруд.

– Ты прекрасно выглядишь. Просто, но привлекательно и благородно, – признала Сильвана, и Дэвид также согласно кивнул.

– Я знаю, что Кассиана не привлекает внешнее, – сказала Катрин. – Но мне приятней чувствовать себя красивой, хотя я и знаю, что моя красота сейчас не произведет большого впечатления на него.

– Подождем, – было все, что на это ответила леди Сильвана. – Цыплят по осени считают.

Двумя часами позже они отправились к рыночной площади. Осень окрасила листья деревьев в пестрые цвета. Прохладный ветер гулял по улицам и гнал листву перед собой, как дети гонят деревянные волчки.

Катрин была взволнованна и немного дрожала. Через несколько минут она увидит Кассиана. Ее взгляд блуждал по улице.

Изо всех переулков люди потоками устремлялись к рыночной площади. Многие не только захватили детей, но и вели с собой стариков. У многих были радостные лица, и казалось, что холодный ветер им нисколько не мешает.

Поверх платья, подаренного тетей, Катрин набросила на себя плащ из коричневого бархата с серебряной застежкой, тем не менее она вся дрожала не столько от холода, сколько от волнения.

Рыночная площадь была заполнена народом. Казалось, весь Ноттингем собрался послушать проповедника. Однако далеко не все были настроены к нему дружелюбно. Ноттингемский парламент, городской совет были в руках пуритан. Власти города оцепили площадь – повсюду стояли стражники со шпагами на боку и с мушкетами.

– Почему здесь стражники? – спросила Катрин тетю Сильвану.

– Ах, не обращай на них внимания, большинство из них, вероятно, согласны с проповедником от чистого сердца. Однако ты знаешь пословицу: чей хлеб я ем, песню того и пою. Городские советники и члены парламента, похоже, только и ждут какого-нибудь слова, которое послужит поводом для изгнания проповедника, но я уверена, им это не удастся, а теперь пойдем. Мы пока слишком далеко стоим, теперь, когда я знаю, кто такой Кассиан Арден и какими качествами он обладает, я должна посмотреть на него вблизи.

Она взяла Катрин за руку и бесцеремонно пробилась сквозь толпу в первый ряд, перед которым стояла маленькая деревянная кафедра.

Когда часы на ратуше пробили восемь, толпа внезапно разделилась и освободила проход двум мужчинам, которые медленно шли к кафедре. Катрин сразу же узнала Кассиана, хотя на его голове была выстрижена тонзура и он был одет в грубую серую рясу бродячего проповедника. Она попыталась поймать его взгляд в то время, пока ее губы беззвучно называли его имя, однако Кассиан не поднимал взгляда от земли. Он прошел так близко от нее, что, протянув руку, она могла бы коснуться его, но она этого не сделала. От него исходила такая отчужденность к миру и такое просветление, что она не решилась. Нет, сейчас был не подходящий момент обращать на себя его внимание. Так много людей пришли слушать его проповедь. Ей нельзя его отвлекать. Однако ее взгляд не отрывался от него, буравил его спину, и Катрин собрала все силы, какие только могла, моля его взглянуть на нее.

И вот он встал перед толпой, высокий, необыкновенно привлекательный, он распростер свои руки так, что стоявшие в последнем ряду могли видеть только большой серый крест.

– Братья и сестры, – воскликнул он в полный голос так, что его было слышно на всей ярмарочной площади. Его взгляд скользил по лицам.

«Пожалуйста, пожалуйста, посмотри на меня», – молилась Катрин, стоявшая с Сильваной всего в нескольких метрах от Кассиана, однако взгляд его глаз не останавливался на ней.

– Бог создал нас свободными людьми, он дал нам разум и вместе с тем ответственность за нас самих. Никакой лорд-протектор или даже король, или папа не имеют права определять нашу жизнь. Мы сами себе господа. Наша судьба написана в звездах. Мы сами держим ее в своих руках.

Толпа ликовала, и Кассиан снова обежал глазами лица одно за другим.

– Пожалуйста, посмотри сейчас на меня, – прошептала Катрин.

Сильвана, очевидно, услышала ее, потому что внезапно замахала рукой и закричала так громко, как только могла:

– Да здравствует Кассиан!

И вот оно свершилось. Кассиан повернул голову в направлении Сильваны. По его лицу скользнула улыбка, затем он перевел взгляд чуть в сторону и…

Оба словно окаменели, они смотрели друг на друга, забыв обо всем на свете.

«Кассиан, я тебя снова нашла», – прочитал он в глазах Катрин.

В его ответе было всего два слова: «Слишком поздно».

Никто из стоявших вокруг не смог уловить их немого разговора, только Сильвана защищающе положила руку на плечо Катрин, которая прочитала отказ в глазах Кассиана.

– Я должна пойти к нему, я должна с ним поговорить, – прошептала Катрин в то время, как слезы текли по ее щекам. – Один-единственный раз я должна коснуться его, посмотреть ему в глаза, один-единственный раз я должна сказать ему, что люблю и всегда буду его любить.

Тем временем Дэвид также пробился в первые ряды. Он кивнул Кассиану и получил в ответ легкий кивок и едва заметную беглую улыбку. Кассиан стал говорить дальше.

Катрин не слушала, о чем он говорил. Она только вслушивалась в звук его голоса, не могла оторвать от него взгляда, ждала какого-либо знака от него, но напрасно. Кассиан избегал даже смотреть в ее сторону. Многие, кто слышал его прежде, заметили, что он говорил не так страстно, как обычно. Казалось, что какая-то тень легла на его душу, какое-то чувство тоски сопровождало его речь и передавалось слушателям.

Для Катрин время тянулось бесконечно. Бесконечно долго и одновременно слишком коротко. Она бы всю свою жизнь стояла бы и смотрела на Кассиана, но одновременно она томилась по его взгляду, пусть одному-единственному, и ей казалось, она умрет, если он на нее не посмотрит.

Наконец он закончил свою речь и пошел со склоненной головой через проход, образованный расступившейся толпой, не обращая внимания на ликующие приветствия. То здесь, то там он пожимал руку, которую протягивали ему, погладил по голове ребенка, благословил беременную женщину и совсем согнувшегося от старости и болезни старика.

– Кассиан!

Возглас Катрин был тихим, как шепот, но таким настойчивым, что стоявшие вокруг повернулись к ней. Кассиан тоже услышал, как умоляюще она произнесла его имя, на какое-то мгновение его шаг замедлился, но затем он выпрямился и пошел дальше, не оглядываясь на Катрин.

У Катрин было чувство, что ее ударили по лицу.

– Кассиан, – прошептала она снова, но на этот раз беспомощно и с отчаянием, – Кассиан, почему ты не смотришь на меня?

В поисках поддержки она умоляюще посмотрела на Сильвану, но та была занята разговором с подошедшей знакомой. Дэвид также присоединился к их беседе, и Катрин слышала только, как незнакомая, красиво одетая женщина, говорила: