Я оборвала цепь воспоминаний. Не стоит возвращаться к прошлому. Ольги Севериной больше нет. У меня другая фамилия. Когда-нибудь я решусь сменить и имя.

Есть странное состояние нереальности. Когда мир плывет вокруг тебя, мутным проблеском открываются забытые истины, и всплывают перед глазами образы и строки. Раньше в такие моменты я писала картины или стихи. Теперь вот разучилась.

Гитара нашлась в дальнем углу квартиры — все никак не поднимались руки ее выбросить.

Корпус у нее слегка потрепанный, да и струны не мешало бы настроить получше. Хороший инструмент заслуживает достойного хозяина. Лучше музыканта, чем биолога-техника.

Щелкнул замок двери. Я бережно прижала гитару к себе и стала спускаться по лестнице.

«Оля, ты с ума сошла», — посетовал разум. Знаю. Иногда полезно сходить с ума, чтобы не лишиться навсегда рассудка и смысла жизни. Размеренная жизнь без безумий ломает нашу волю быстрее любых наркотиков.

Ноги привели в Старый парк. Его забросили еще лет тридцать назад. Некогда асфальтовые дорожки потрескались, заросли одуванчиками и травой. Чудом уцелевшая скамейка сиротливо спряталась в гуще зелени. Красиво. Люблю этот парк. Одинокий, забытый и заросший. Как вся моя непутевая жизнь.

Пальцы легонько коснулись струн, словно боясь ошибиться. А ведь я еще не забыла, как держать в руках гитару. И нужную мелодию могу вспомнить.

Начинаю робко, неуверенно, а ведь когда-то мне говорили, что у меня сильный голос. И плевать, что подумают соседи и случайные прохожие. В старом городе каждый волен сходить с ума по-своему. Сегодня вечером, впервые за пять лет, я буду петь, а не сидеть за надоевшей работой… Перспективная сотрудница? Видел бы сейчас кто — точно б усомнился в моем душевном здравии…

Длинная челка упала на глаза, но я не спешила убрать прядь с лица. Сергей говорил, что это песня о небе и звездолетах. Что ж, тот, кто писал эти строки в конце двадцатого века, вряд ли видел «серебряных птиц», но об одиночестве он знал немало…

Люди боятся неба. Этот страх родом из древних времен. А то, чего люди боятся, они стремятся покорить. Любить небо не принято. Можно любить полет, но не небо — ему нет никакого дела до нашей ненависти и любви. Может быть, поэтому те, кто поднимаются в небо каждый день, вызывают в нас такой восторг. Девушки любят бравых пилотов.

Девушки готовы влюбиться в пилота, но они привыкают видеть звезды из своих звездолетов, и земля перестает их манить.

Я не исключение… Только меня угораздило влюбиться в синеглазого пилота по-настоящему. Инга удивлялась, почему у меня так много стихов об одиночестве и неразделенной любви, но так ничего и не заподозрила. Все же к лучшему это. Не нужно мне чужих женихов.

Сергей, Сережа. Сережка, что же вынудило тебя полететь на чужом корабле? Или лучше спросить, что заставило отказать систему управления нового звездолета? Ответ на этот вопрос похоронен в отчетах транспортной компании. Я до сих пор ненавижу их, высокомерные взгляды и фальшивые соболезнования. Я ненавижу ту компенсацию, что заставили взять за молчание. Просто они слишком наглядно объяснили, что станет со мной, если я откажусь. Не принято сейчас верить в чужое бескорыстие.

Автобус ушел на мгновение раньше, чем я успел добежать до остановки. Как всегда. Пора уж привыкнуть, что общественный транспорт меня на дух не переносит. Так что шагать вам, Дмитрий, пешком до самого дома. Можно, конечно, такси вызвать — зарплата пилота позволяет, но до этой зарплаты еще целые сутки, а вся прошлая ушла на покупку предметов первой необходимости и мелочей вроде новых штор. Господи, как же Ленка умудрилась за один раз увезти в паре сумок кучу необходимых в доме вещей!

Начался мелкий дождь. Зонта у меня, разумеется, не было. Или потерял, или забыл на работе. Недавно там ключи от квартиры оставил — пришлось через весь город ночью возвращаться. Скоро про мою рассеянность будут анекдоты в порту рассказывать. Единственное место, где в моей жизни царит порядок — это кабина звездолета.

Улица была грязной, серой и почти пустынной. Большинство прохожих скрылись от дождя за витринами мелких магазинчиков. А я люблю дождь. Пусть даже он и не по-летнему холодный. Порой устаешь от кристально чистого неба Нового города, где осадки приходят точно по расписанию и желанию климатологов и метеорологов, а прогнозы последних всегда верны. Природа должна быть настоящей. Не стоит менять ее под свой вкус.

Странно, в дождь Нового города не бывает ни грустно, ни весело. Просто равнодушно принимаешь, что через столько-то часов или минут дождь закончится. А дожди Старого — не предсказуемы и поэтому интересны. Или профессия пилота заставляет искать в мелкой мороси романтику.

Возможно, к лучшему, что автобус ушел раньше. Дорога домой займет больше времени и отвлечет от невеселых мыслей. Пилоты в полете вспоминают дом как некий символ покоя и уюта, куда хочется вернуться. Мне в последнее время возвращаться домой не хочется.

Нет ничего печальней дома, из которого ушла женщина. Дело не в мятых рубашках, грязных носках и пельменях на ужин. Сложно привыкнуть к тому, что тебя больше никто не ждет дома, а, чтобы войти, придется искать в сумке ключ…

Хуже только смотреть, как женщина, раньше бывшая любимой, равнодушно бросает в сумку вещи, и ничего не можешь с этим поделать. Все слова уже сказаны, а на нужном ей документе о разводе стоит моя подпись.

Исчезают в темно-зеленом чемодане, с которым мы ездили на море, персиковый свитер, забавные тапочки с помпонами и антикварный сервиз, тщательно завернутый в старые газеты. Пустеют полки шкафа, полочки с ванной словно осиротели без многочисленных масок, мазей, кремов, шампуней и гелей. С уголка кровати соскользнула в чемодан кружевная ночнушка. Стопочка документов в коробке из-под ее старых туфель стала меньше в три раза. Она встала на диван, чтобы аккуратно снять со стены картину с горным водопадом — подарок на день рождения. Сегодня она до невозможности точна и пунктуальна — не упустит ни одной мелочи.

Лена, не переставая, говорит, будто не может остановиться. Или эти пять лет только и занималась тем, что молчала. От этого становится еще паршивей. Слушать, как ее красивый звонкий голосок усыпает меня непрерывными упреками и замечаниями. Если все, что Леночка сейчас говорит, считать правдой, то пять лет нашей вполне сносной, на мой обывательский взгляд, совместной жизни можно приравнивать по героизму к полету экипажа первого звездолета.

— Семья? Да у тебя вечно не хватало на семью времени! — начала новую тираду Лена. А с виду такая хрупкая, беззащитная. По крайней мере, раньше она была совершенно другой. Хотя, что раньше… раньше она не заявляла, что я погубил светлые надежды ее молодости. Или она не возражала?