Потом вскочила, да так резко, что стул чуть не перевернулся. Принялась нервно расхаживать по комнате, подошла к вазе с тюльпанами, выдернула один из них, затем, опомнившись, сунула обратно.

– Мне необходимо это знать! – выкрикнула она. – Алексей Джисмонди сказал мне, что Сильви, возможно, его мать.

Матильда громко рассмеялась, чтобы ослабить напряжение.

– Это она ему такое сказала? Сильви обожала фантазировать. Вечно придумает что-нибудь несусветное. – Не в силах выдержать взгляд Катрин, она запнулась. – Послушай, какое это теперь имеет значение? Сильви давно умерла, все осталось в прошлом.

– Для меня это имеет значение, – глухо сказала Катрин.

Матильда хотела опять рассмеяться, но не смогла – слишком уж потерянным было лицо ее гостьи.

– Объясни мне, Катрин. Почему это для тебя так важно?

– Потому что я люблю Алексея, – выдохнула Катрин, и по ее лицу потоком потекли слезы. Она всхлипнула, закрыла лицо руками.

Матильда медленно поднялась, обняла за плечи:

– Ни о чем не беспокойся, девочка. Я пораскину мозгами, что-нибудь придумаю. А сейчас давай отдохнем, мне нужно собраться с мыслями.

Она проводила Катрин в ее комнату, а сама, тяжело ступая, вернулась к себе в спальню. Долго сидела в кресле у окна, смотрела на горы. Сильвии уже давно нет, а вот как теперь все складывается. Сильви продолжает влиять на судьбы ее близких. Невероятное стечение обстоятельств, возникшее по ее воле. А Матильда так надеялась, что эта старая история никогда не всплывет. Она вспомнила свою последнюю встречу с Сильви, постаралась припомнить детали. Сильви была сама не своя, то вскакивала, то садилась, не находила себе места от возбуждения.

– Я видела его! Я видела моего сына.

– Лео?

– Нет, не Лео. Моего второго сына. Моего потерянного сына. Алексея!

– Что за глупости, Сильви! О чем ты говоришь?

– Это не глупости.

Сильви бросила на Матильду торжествующий взгляд.

Теперь, много лет спустя, вспомнив этот взгляд, Матильда содрогнулась.

– У меня есть еще один сын, и я его люблю. Я нашла его. Катрин – не моя дочь, – произнесла она с отвращением. – Я сейчас все вам расскажу.

И она поведала принцессе свою историю – нелепую, запутанную, невероятную. Возбужденным голосом Сильви рассказывала о разоренной войной Польше, о подмене новорожденных младенцев, о женщине по имени Ганка, о русском офицере Иване Макарове. Принцесса слушала ее и не верила, считала, что Сильви выдумывает, фантазирует, пытается придумать оправдание той ненависти, которую вызывает в ней собственная дочь. Матильда так прямо и сказала:

– Сильви, вы все это напридумывали. Вы хотели бы, чтобы Катрин не была вашей дочерью.

– У меня нет дочерей, – ответила Сильви, глядя на нее лучистыми синими глазами. – Только сыновья.

И тут принцесса впервые засомневалась. Она не хотела, отказывалась верить. Рассказ Сильви пробуждал в ее памяти слишком мучительные воспоминания – дети военной поры, сироты, разрушенные семьи. В мирном швейцарском замке вновь пахнуло войной.

– А Жакобу вы об этом рассказывали? – тихо спросила Матильда.

Сильви решительно покачала головой, золотистые волосы рассыпались по плечам.

– Нет. Он недостоин того, чтобы знать.

– А мальчику вы говорили?

Сильви опять качнула головой, но уже не гневно, а мечтательно.

– Пока не говорила.

– Значит, кроме меня, никто не знает?

– Да, вы единственный человек на земле, которому я доверяю.

Эти слова были произнесены с вызовом, словно Сильви ставила на карту все свое достояние.

А вскоре после этого разговора она покончила с собой.

И вот принцесса сидела у окна и смотрела вдаль. Какое-то время спустя она поднялась и подошла к телефону. Ничего не поделаешь – придется все рассказать. Для этого нужно сначала всех собрать. Она вздохнула. Как воспримет эту весть Жакоб? А Катрин? Девочка и без того в тяжелом состоянии. У Лео хватает собственных проблем, важных дел и забот. И еще есть этот Алексей, которого она пока не знает. Но выбора нет. Придется рассказать им всем историю, в которую сама Матильда до конца так и не поверила.

Пять дней спустя все были в сборе. Все, кроме одного. Гости сидели в столовой. Все-таки от телефонов и реактивных самолетов есть своя польза, подумала Матильда. Жакоб и Лео прилетели так быстро, как только смогли. Натали играла с собаками в парке. Приехала Фиалка. А Катрин – та совсем иссохла от ожидания. Принцесса ничего ей не объяснила, сказала, что придется подождать, пока соберется вся семья. Каждый из них знал и помнил Сильви по-своему; каждому придется решать самостоятельно, верить ее рассказу или нет. Не прибыл лишь Алексей – до него Матильда сумела дозвониться только вчера.

Итак, все собрались в столовой за длинным столом орехового дерева. Блики послеполуденного солнца скользили по полированной поверхности. Лео рассказывал о Сальвадоре и Гватамале, о мире страданий и лишений, так не похожем на этот швейцарский рай. Но в его устах картины далекой жизни обретали реальность. Пожалуй, Лео Жардина принцесса знала меньше, чем остальных. Она смотрела на его худое, почти костлявое лицо, смуглое от тропического загара. Все слушали очень внимательно, но чувствовалось, что собравшиеся с нетерпением ждут дальнейшего развития событий. Матильда никому ничего не объяснила, даже Жакобу. Он совсем поседел, и Матильда иногда с трудом различала в его постаревшем лице знакомые черты. Когда она читала его письма, то видела его совсем другим, таким, как прежде. Должно быть, то же самое он думает и обо мне, мысленно вздохнула Матильда и грустно улыбнулась.

– Мэт, скажешь ты нам или нет, зачем ты всех нас собрала? – не выдержала Фиалка. – У меня уже терпения не хватает.

Принцесса взглянула на дочь, сидевшую в дальнем конце стола. Все те же порывистые жесты, живое, подвижное лицо. Похожа на мать и в то же время совсем другая.

– Чуточку терпения, детка, – покачала головой Матильда. – Ты уже достаточно взрослая.

Дверь открылась, и дворецкий объявил, что прибыл господин Джисмонди. Принцесса поднялась навстречу последнему гостю, внимательно посмотрела на него и внутренне ахнула. Неужели все они ослепли? Ведь это Жакоб – именно таким она увидела его впервые. Те же резкие черты лица, тот же поворот головы, такие же вьющиеся волосы. Лишь глаза другие – ярко-синие, как у Сильви. Может быть, она грезит? У принцессы на миг закружилась голова. Но она взяла себя в руки и представила гостя тем, кто видел его впервые.

Странная вещь, но они, казалось, не замечают его сходства с Жакобом.

Сам Жардин-старший взглянул на молодого человека с некоторым недоумением:

– Рад вас снова видеть, мистер Джисмонди. Признаться, не ожидал…

Матильда видела, что мысль Жакоба лихорадочно работает, но он явно был далеко от разгадки.

Так есть сходство или оно ей пригрезилось?

Фиалка, как всегда неравнодушная к красивым мужчинам, ласково пожала Алексею руку и вопросительно взглянула на мать.

Лео проявил к вновь прибывшему куда меньший интерес.

Принцесса попыталась сравнить обоих мужчин: один светловолосый, в мешковато сидящем костюме; второй – смуглый, энергичный, с живым, внимательным взглядом, но при этом очень сдержанный, хладнокровный.

Катрин единственная не встала, а лишь едва слышно прошептала:

– Привет.

Но Алексей смотрел только на нее, и в его взгляде явно читалось страдание.

Принцесса сразу почувствовала связь, существующую между ними. Древнюю магнетическую силу, которую люди называют любовью. Темное наваждение, разрушающее и преобразующее жизнь. Болезнь, именуемую желанием. Матильда поежилась – она и забыла всю силу этого волшебства. Но память напомнила о былом, обожгла жаром старое тело. Принцесса глубоко вздохнула и опустилась в кресло.

Слева от нее сидела Катрин, а Алексея она усадила справа. Напротив, под старинным гобеленом, на котором было изображено изгнание из рая, сидел Жакоб. Матильда специально усадила его так – чтобы видеть перед собой проницательные глаза старого друга и сочные краски старинного гобелена.