— Годится.
— Перекусим и побеседуем. Предупреждать излишне, — тут Киндаити понизил голос, — но разговор будет совершенно секретный.
Упоминание о совершенной секретности очевидно насторожило собеседника. Он чуть помолчал, но его краткое «понял» успокоило Киндаити.
— Сэнсэй, похоже, вы готовите грандиозный сюрприз?
— Смотря по обстоятельствам. Только смотри, меня не выдавай.
— Ну конечно. У нас же с вами джентльменское соглашение!
— Спасибо, теперь я спокоен. До завтра.
Повесив трубку, Киндаити выскочил из ресторана и схватил такси. В восемь он примчался к полицейскому управлению. Перед входом клубилась толпа.
Киндаити вышел из машины, и его тут же окликнул поспешно подскочивший Эномото. Киндаити увидел, что парень держит за руку Юкико, и у него потеплело на сердце.
— Эномото-кун, я здесь ничего не могу тебе рассказывать.
— Да нет, сэнсэй, я и не спрашиваю. Просто хочу через вас господину Нэдзу передать.
— Что именно?
— Скажите ему, чтобы он за Юкико не волновался, она у нас будет.
— А, это непременно передам.
Киндаити пробрался сквозь полчища корреспондентов, заполонивших полицейское управление. К нему торопливо подошел сыщик Симура.
— Вы как раз вовремя, сэнсэй.
— А, Симура-сан! Ну как там он?
— Сейчас допрашивать начнут, проходите.
Прокладывая плечом дорогу среди рвущихся со всех сторон с вопросами корреспондентов, Симура втащил Киндаити в мрачный кабинет для допросов. Здесь в одиночестве сидел Тодороку. При виде Киндаити его сурово напряженное лицо несколько смягчилось:
— О, сэнсэй! Спасибо за подсказку.
— Что, провели обыск в квартире?
— Да, и все вышло, как вы сказали. Вот, смотрите.
Киндаити уже и сам обратил внимание на стоявший на столе предмет. Это был переносной железный сейф.
— В большой комнате в стенном шкафу хитро припрятан был. Откройте-ка.
Внутри была маленькая пластмассовая емкость. В ней — белый порошок.
— Послушайте, сэнсэй, — Тодороку налег грудью на стол. — Я вот думаю, не это ли «белое и черное»? Белое — порошок, черное — опиум.
— Та-ак, — Киндаити склонил голову набок. — Тогда получается, что и убитая употребляла наркотики?
Но ведь в заключении экспертизы трупа об этом ничего не сообщалось. И тщательный обыск в ателье тоже не выявил никаких следов наркотиков…
— А что арестованный?
— У него как раз время подошло и, как сюда доставили, ломка началась. Сейчас врач успокоительное вводит. Скоро приведут.
— Как он вел себя при аресте?
— Против ожидания, был сговорчив. Сразу же легко признал, что рукавица его. Мы показали ордер и при обыске обнаружили вот это.
— Он ведь наблюдал за подъемом трупа из озера. Значит, должен был видеть, как рукавицу нашли. Вероятно, смирился с тем, что арест неизбежен.
— Если действительно за ним двойное убийство, это смертный приговор.
В этот момент появился Ямакава, вслед за которым вели арестованного. С обеих сторон его держали сыщики Миура и Эма.
Успокоительное возымело свое действие, но муки ломки еще не прошли. Сыщики поддерживали беспомощно обмякшее тело Нэдзу, который с трудом передвигал ноги. Его сводили судороги, а по вискам струился холодный пот.
— Садись.
Эма осторожно, словно Нэдзу вот-вот рассыплется, усадил его напротив Тодороку. Комендант обессилено ткнулся лицом в стол. Плечи, руки, ноги его дрожали.
Человек с военной выправкой, всегда державшийся с определенным достоинством, сейчас выглядел, словно побитый, и был откровенно жалок. Командир, некогда прославившийся своей заботой о подчиненных, теперь был насквозь пропитан страшным наркотиком.
Мучительное одиночество и полное отсутствие будущего — не это ли превратило в наркомана бывшего командира, потерявшего всяческую надежду в жизни?..
— Тяжко? — В голосе Тодороку крылось сочувствие.
— Что ж, — холодно отрезал Нэдзу. — Что посеешь, то и пожнешь.
Он явно изо всех сил боролся с физическими страданиями, терзающими его тело. Стиснутые зубы кривили лицо в страшной гримасе. Все это выглядело уродливо трагическим и вызывало чисто физиологическое отвращение.
— Приношу свои извинения, — с трудом выдавил из себя Нэдзу. — Заварил вам кашу.
— Хотите сказать этим, — Тодороку навалился грудью на стол, — что убийство мадам и Судо Тацуо — ваших рук дело?
— Нет! Не так это! Тех… тех двоих не я убил.
— А кто же?
— Не знаю. Кто их убил, мне неизвестно.
На лице Тодороку отразилось презрение. Взгляд мгновенно посуровел, лишь тон остался спокойным.
— Послушайте, Нэдзу-сан, — он ткнул в лежавшую на столе рукавицу со следами вара и краски для мимеографа, — это ведь ваша? Вы сами ее опознали.
— Да, моя. Никаких сомнений.
— Нэдзу-сан! — напористо заговорил Тодороку. — Вы же должны знать, где нашлась эта рукавица. Ее достали со дна озера вместе с грузом, привязанным к трупу! К тому же, на ней остался вар. И вы будете утверждать, что убийца — не вы?
— Я… я… — Нэдзу трясся всем телом, стиснув зубы, превозмогая физические и психологические муки, терзающие его. Он с трудом выдавливал из себя слово за словом: —…только трупы… только трупы перетащил. Когда я заглянул в комнату на втором этаже, они оба уже мертвы были… Убиты…
Тодороку и Ямакава недоуменно переглянулись. Тодороку с возмущением в голосе уточнил:
— Так это вы с телами такое сотворили?
— Минуточку, господин старший инспектор, — вмешался в разговор Киндаити Коскэ. — Может быть, Нэдзу-сан сам расскажет, как ему удобнее? Пусть начнет с того, зачем он поднялся на второй этаж.
— Спасибо вам, Киндаити-сэнсэй. Я и сам так собирался все объяснить.
— Что ж, давайте. Пусть говорит, как сам хочет.
Тодороку дал знак взглядом, и Эма с Миурой приготовились записывать показания.
Нэдзу прикрыл глаза. Изможденность его стала еще более заметной. Лицо непрерывно дергалось в конвульсиях, по нему струился пот.
— В тот вечер я, как всегда, работал на мимеографе. Юкико уже спала в маленькой комнате. Примерно пять минут одиннадцатого позвонили в дверь, и я пошел открыть. На пороге стояла та женщина.
— Кто же она? Раз так сложилось, наверное, можно сказать?
— Нет! — Нэдзу опять стал резок. — Господин старший инспектор, не спрашивайте меня об этом. Я всеми богами клянусь, что она здесь совершенно не при чем.
Тодороку вопросительно взглянул на Киндаити и, видя, что тот молча кивнул, сказал:
— Ладно. Продолжайте, как знаете.
— Спасибо вам. — Плечи Нэдзу резко двигались, выталкивая из легких воздух. — Я провел ее в большую комнату, и мы немного поговорили, но я боялся разбудить Юкико и увел гостью из дома. Сколько было времени, точно не знаю, но примерно где-то половина одиннадцатого. Она сказала, что хочет поговорить еще, и я пошел провожать ее до станции, а по пути мы проходили мимо заднего входа в ателье. Так вот… — тут Нэдзу опустил голову, — я виноват перед вами: когда меня вчера спрашивали, не было ли там чего необычного, я ответил, что был занят разговором и ничего не заметил. А там дверь была сантиметров на пятнадцать приоткрыта. Я не обратил на это особого внимания, только почему-то взглянул на второй этаж и заметил свет. Но тогда, как я вам объяснил, мы шли на электричку, задерживаться не могли, вот и прошли просто мимо, не полюбопытствовав. А возвращался я той же дорогой.
— И что же было тогда?
— Дверь была точно так же приоткрыта. И на втором этаже по-прежнему горел свет. Все было совершенно так же, как когда мы проходили в половине одиннадцатого. Я взглянул на часы — было уже без двадцати два. Тут ведь любой удивится, верно?
— Несомненно. И как вы поступили?
— Позвал хозяйку. Разумеется, мне не ответили. На душе у меня стало неспокойно. Я же знал, что она живет одна. Вдруг грабитель забрался? Я вошел, ее позвал. Внизу тьма кромешная, я и пошел на свет, на второй этаж. А там…
Лицо Нэдзу кривилось от боли, пот капал на стол.
