— А! Мама!.. — Тамаки почему-то испугалась. — Что же там стряслось?

— Разговаривают, а сами сюда показывают.

Кэнсаку тоже инстинктивно понизил голос.

Пришедшие остановились на склоне, пошептались о чем-то, показывая на озеро, а затем, ускорив шаг, направились к ребятам. Дзюнко сжимала в руке что-то, сильно похожее на конверт, и была необычайно взволнованна.

— Что же такое?

— Случилось что-то.

Кэнсаку и Тамаки обменялись взглядами, Сабухиро и Киёми молчаливо смотрели на взрослых.

— Ну доброе утро! — Киндаити Коскэ дружелюбно улыбался. — Что, пикничок здесь устроили?

— Киндаити-сэнсэй, что-то произошло?

— Минутку, минутку…

Он подошел к самому краю мыса, туда, где рос дуб, и принялся вглядываться в озеро. Вода в глубине сгущалась иссиня-черным и больше, чем на метр не просматривалась. У самой поверхности колыхались длинные нити спутанных водорослей, пугающе походившие на волосы женщины, моющей голову.

— Мам, мама, ну что стряслось?

— Я и сама толком не знаю. Пришла к Судо-сан, а там Киндаити-сэнсэй… Госпожа попросила, чтоб я тоже с ними пошла.

— Сэнсэй! — Тамаки подскочила к Киндаити. — Может, в этом озере труп мужа Дзюнко-тян?

— Тамаки!

Поспешный оклик Сабухиро запоздал.

— Тамаки-тян!

Голос Дзюнко суров.

— От кого ты это слышала? Что, кто-то говорит, будто в этом озере тело моего мужа?

В глазах Дзюнко огнем полыхала ярость.

Тамаки струхнула и ничего не ответила. Сабухиро изготовился броситься наутек.

— Тамаки-тян!

Дзюнко кричала уже надрывно, и Тамаки тоже приготовилась к бегству.

— Да нет, шутка это.

Кэнсаку успел взять себя в руки и встал между Дзюнко и девочкой.

— Шутка? Что именно — шутка?

— Понимаете, у вашего мужа прозвище — господин Желудь. Вот болван один и брякнул: раз Желудь, значит в озере. Ну знаете песенку — «Желудь покатился, прямо в озеро скатился. Вот беда!» Поэтому…

Кэнсаку прикусил язык. В глазах Дзюнко, пристально смотревшей ему в лицо, он заметил странный блеск.

— Эномото-сан!..

Дзюнко хотела было что-то спросить, но за нее это сделал Киндаити Коскэ.

— Эномото-кун, и кто же это сказал?

— Да не все ли равно, кто? Это ведь так, болтовня. Можете считать, что я, например. Простите, у вас что, нет больше никаких конкретных фактов, если вы так цепляетесь за обычную шутку?

— Эномото-сан, так значит, вот это ты мне подбросил? Ты сочинил эту анонимку?

— Что-о?

Изумленный Кэнсаку взял в руки конверт, который ткнула ему женщина. Он был адресован Судо Дзюнко. При виде четко выписанных по трафарету иероглифов Кэнсаку мгновенно изменился в лице:

— Можно прочесть?

— Можно, можно! Да тебе и читать не надо, сам ведь знаешь, что внутри. Только что доставили.

Холодный тон, слова застревают в горле.

Кэнсаку суетливо выдернул из конверта листок почтовой бумаги. Уже знакомый, вырезанный печатный шрифт. Текст совсем короткий.

Желудь покатился,

Прямо в озеро свалился.

Вот беда!

В то утро, когда к Дзюнко пришла очередная анонимка, расследование, зашедшее за двадцать дней в безнадежный тупик, внезапно получило дальнейшее развитие.

Не намекает ли куплет детской песенки, наклеенный на почтовую бумагу, что Судо Тацуо мертв и его труп покоится на дне озера Тароо?

Вопрос об очистке местного водоема уже когда-то вставал. Но работы эти требовали приличных расходов, да и никакой острой необходимости в том не было, так что до сих пор такого решения не принималось.

И вот это ошеломляющее послание. Конкретного указания очистить озеро в нем не содержалось, но оно подхлестнуло розыскное ведомство, до сих пор ходившее по замкнутому кругу, и стало достойным поводом заняться озером.

Старший инспектор полиции Тодороку отдал приказ начать подготовку к очистке озера и одновременно приступил к опросу Эномото Кэнсаку и всей молодежной компании. Местом работы полиции была выбрана мастерская ателье, которое со времени убийства стояло опечатанным.

Воспользовавшись моментом, расскажем читателям о том, как тем временем решалась будущая судьба самого ателье.

Личность мадам так и не была установлена, а следовательно, не обнаружились и наследники. В таких случаях суд по семейным делам назначает распорядителя собственности. В ситуации, подобной нашей, — то есть при отсутствии завещания, наследников и предъявленных обязательств по кредитам, — если в течение года после регистрации смерти наследники не появляются, собственность поступает в государственную казну.

Распорядителем в идеале должно быть лицо, не имеющее заинтересованности в данной собственности, но в данном конкретном случае произошло убийство, и претендентов на эту роль не нашлось, так что в силу сложившихся обстоятельств распорядителем был назначен владелец помещения Итами Дайскэ. Как лицо, некоторое время находившееся под подозрением, он не должен был бы занимать это место, но суду пришлось принять такое решение, поскольку больше вообще ни одной кандидатуры не имелось.

Зато уже была составлена подробная опись имущества и опечатано все, что должно быть опечатано.

Вот в каком состоянии находилось ателье «Одуванчик», когда его наконец вновь открыли, чтобы в мастерской провести опрос молодежи.

— Это же шутка, обычная шутка…

Вызванный первым, Эномото Кэнсаку уселся перед Тодороку и его заместителем Ямакавой, неожиданно спокойно сообщил, соблюдая формальности, свое имя и адрес, после чего, смущенно сутулясь, принялся давать объяснения:

— Мы этому Судо дали прозвище «господин Желудь». А тут это озеро, а в него как раз последнее время множество желудей нападало. Вот и выскочила такая шутка — мол, не в этом ли озере господин Желудь.

— Но послушай-ка, Эномото-кун, — это вмешался Киндаити Коскэ, присутствующий здесь в качестве наблюдателя, — …мы спрашивали у Киёми, и она сказала, что запустил эту шутку не ты, а Химэно Сабухиро.

— Да не все ли равно, кто! Киндаити-сэнсэй, пусть это и Сабу-тян — все равно шутка. Он, знаете ли, на детективных историях помешан, вот и принялся для этого происшествия всякие версии придумывать.

— Итак, это не ты, а именно Химэно Сабухиро припомнил ту детскую песенку и заявил, что тело Судо находится в озере? — настойчиво уточнил Тодороку.

— Хм, но ведь Сабу-тян ясно предупреждал, что это выдумка, его сочинение. А самое главное, по-моему, — тот, кто это письмо отправил, он же не дурак, он не стал бы такое языком трепать. Да и к тому же…

— К тому же?..

— Киндаити-сэнсэй, письмо пришло сегодня утром?

— Да, я с утра был по делам у Судо Дзюнко, а к ней зашла мать Тамаки и сказала, что внизу в ее почтовом ящике торчит письмо. Это оно и было.

В целях облегчения труда почтальона здесь в Хинодэ почтовые ящики размещались в каждом подъезде внизу. Канако шла в квартиру 1820 и, случайно бросив взгляд, заметила, что как раз из ящика с этим номером наполовину высовывается письмо. Канако не так давно получила соответствующий опыт, и выведенные по трафарету иероглифы на конверте прямо-таки обожгли ей глаз.

— Господин старший инспектор, может, это и наглость с моей стороны, но могу доказать, что ни я, ни Сабу-тян письмо не отправляли.

— Вот даже как! Ну давай.

— Я тогда посмотрел штемпель на конверте, оно было опущено в почтовый ящик в районе Тосима.

И к тому же, поступило в наше почтовое отделение двадцать восьмого октября, то есть позавчера, с двенадцати дня до шести вечера. Получается, что отправили его позавчера до полудня, так?

— Это верно. Ну и что?

— Позавчера ни у меня, ни у Сабу-тян просто никак не было времени кататься в Тосима.

— Хочешь сказать, у вас есть алиби?

Это вмешался Ямакава.

— Да, да! Понимаете, у нас на студии сейчас делают фильм, а там должен был сниматься Уцуми Тоору — знаете такого? Комический артист известный.