— Понятно. Киёми обиделась и на меня переключилась. А этот настырный гад тогда и мне анонимку подкинул. Вот что получается.

— Видимо, так.

— Только это не по адресу. Киёми хоть и стала со мной ходить, но сердце ее все равно отдано Эно. Она просто его позлить хотела, подтолкнуть малость. Девчонки так часто делают. Она нарочно именно меня выбрала, потому как я — только второй план. Обидно…

— Кого ты считаешь автором писем?

Сабухиро растерянно взъерошил волосы:

— Не знаю. Только он очень коварный тип. Его зависть берет, когда у девчонок с парнями отношения складываются, вот он им гадости и подстраивает. Да и у родителей Тамаки тоже из-за письма какая сцена разразилась. Сволочь он.

Итак, сколько же всего было писем? Судя по дате отправления, первым получается то, которое получил брат Сумико. Следующее пришло к Эномото Кэнсаку. Оно было сразу уничтожено и никому не показывалось, а третье получил Химэно Сабухиро, и именно оно подтолкнуло Киёми к самоубийству. Четвертое — это, видимо, Дзюнко… Нет-нет, до нее письмо получила еще и мадам, значит, у Дзюнко пятое. Следующее — то, из-за которого разыгралась батальная сцена у супругов Миямото. И последнее — вот это, «желудь покатился…»

Что же объединяет эти семь посланий? И еще более важный вопрос — есть ли связь между ними и убийством?

Химэно Сабухиро отпустили, а в мастерской появился сыщик Симура.

— Господин старший инспектор, вы говорили, что художник Мидзусима может сбежать?

— Да, сейчас объясню, в чем дело.

Тодороку изложил услышанное от Канако, и глаза Симуры округлились:

— Что ж получается, автор писем — этот художник?

— Да нет, странно как-то, — усомнился Ямакава. — Ведь в том письме, что Миямото Торакити подослали, про Канако и самого Мидзусиму донос был.

— Ну, возможно, это он сам и сделал. О нем здесь такая слава идет — он и мадам обхаживал, и с Дзюнко заигрывал, и с Миямото Канако развлекался. Может, и еще с кем… А тут по кварталу анонимки гуляют, все, сами знаете, про какие дела, а о нем ни слова. Рискованно это, может подозрения вызвать. Не исключено, что он специально решил про себя написать, чтобы подозрения отвести.

— Если письма про Киёми и про Дзюнко сочинял Мидзусима, то и про Канако тоже его рук дело. Стиль там абсолютно одинаковый, — согласился Ямакава.

— А с этим как быть? — Тодороку взял письмо, которое принес Окабэ Тайдзо. — Его отправили во второй декаде мая. Мидзусима уже жил тогда в Хинодэ?

— Не знаю, о чем вы говорите, — вмешался сыщик Симура, — но из всех участников этой истории в мае в Хинодэ въехал только Окабэ. Торговые ряды дело другое, а сюда народ начал съезжаться в июне.

— Тогда что-то не сходится. И еще: именно это письмо сильно отличается от остальных. Все другие послания написаны шутовским стилем, а это — совершенно серьезно.

— Что касается стиля, — вставил Киндаити Коскэ. — Как только что указал Ямакава-сан, три письма — про Киёми, Дзюнко и Канако — действительно составлены в одном стиле, но первые два из них начинаются с обращения «Ladies and Gentlemen», а вот третье — про Канако и Мидзусиму — со слов «Слушайте все, слушайте все!» Почему бы это?

Короче говоря, необходимо было провести тщательную работу по сравнению всех семи посланий. Но прежде всего требовалось встретиться с Нэдзу Гоити и расспросить его о даме, которая приходила к нему в тот злополучный вечер.

Когда сыщик Симура появился в квартире 1801 корпуса 18, комендант Нэдзу Гоити, видно, занимался распечаткой текстов на мимеографе. Он вышел в тесную прихожую в рабочем халате, выпачканном типографской краской.

— Извините за вторжение, но у меня к вам есть вопросы.

— Ваши вопросы связаны с произошедшим убийством? — Нэдзу прочно стоял в проходе, преграждая дорогу в квартиру.

— В общем, да.

— Что ж, тогда проходите, — он посторонился. На рабочем столе в комнате были разбросаны копировальные принадлежности.

— Простите, что помешал.

— Ничего страшного, — Нэдзу быстро привел в порядок стол. — Присаживайтесь.

Он показал гостю на раскладной диван, стоящий у перегородки, за которой была соседняя, маленькая комната, а сам сел на крутящийся стул возле рабочего стола.

— Так что вы хотели у меня спросить?

— Простите за бесцеремонность, но нам стало известно, что вечером того дня, когда произошло убийство, — точнее, в десять вечера десятого числа этого месяца, — вас посетила какая-то дама.

Симура пристально наблюдал за хозяином. Когда вопрос о женщине был четко сформулирован, Нэдзу явно смешался. Но, как ни странно, заметно было, что это его успокоило.

— И что же?

— Я пришел поговорить с вами о ней. В каких вы с ней отношениях?

Теперь уже Нэдзу одарил собеседника пристальным взглядом.

— Простите, но вы только что сказали, что хотите задать мне вопросы в связи с произошедшим убийством, так?

— Совершенно верно.

— В таком случае, этот ваш вопрос совершенно лишен смысла. Та женщина… Та дама не имеет абсолютно никакого отношения к случившемуся. Прежде всего потому, что она была здесь один-единственный раз. Следовательно, я считаю, что мне нет необходимости отвечать на ваш вопрос.

— Вы совершенно правы, мы знаем, что должны воздерживаться от грубого вторжения в личную жизнь. Но дело в том, что возникли определенные обстоятельства, которые вынуждают нас проверить, жива ли эта женщина.

— Проверить, жива ли она? — Нэдзу удивленно поднял брови. — Что вы имеете в виду?

— Видите ли, один человек предложил несколько странную версию.

— Странную версию?

— Он предположил, что труп, извлеченный из-под вара, — не хозяйка «Одуванчика», а та дама, которая в тот вечер была у вас.

— Какая глупость! И кто же этот… — и тут же, словно сообразив: — ну, конечно! Неужели Эномото-кун?!

— Нет, не он. Я не могу назвать вам имени. Но при таких обстоятельствах будет лучше, если мы все-таки разберемся, кто эта дама.

— Так ведь было же установлено, что убитая — Катагири Цунэко?

— Было. Но никто не опознал ее в лицо, и больше того — не нашлось никого из ее родственников. Все, кто проходит по делу, — случайные люди, знавшие мадам менее полугода, и не исключено, что они отнеслись к этому с недостаточной ответственностью.

— А отпечатки пальцев, взятые у жертвы? Такие же были обнаружены в ателье?..

— Ну тот, кто предложил нам эту версию, объяснил, что при определенных уловках такое тоже можно подстроить. Во всяком случае, нам известно, что в тот вечер около десяти часов вы вместе с неизвестной нам дамой ушли из своей квартиры и направились в «Одуванчик».

— Вот оно что! — Нэдзу тщательно вытирал растворителем испачканные пальцы. На губах его неожиданно появилась горькая усмешка. — Понятно. Эту странную историю предложил… Впрочем, — тут он чуть склонил голову набок, как бы стараясь привести в порядок какие-то свои соображения, — время убийства установлено: десять вечера плюс-минус час?

— Да.

— Тогда есть человек, который может засвидетельствовать, что найденный труп не принадлежит посещавшей меня женщине.

— Кто же он?

— Художник Мидзусима Кодзо.

Сыщик Симура ошеломленно взглянул на коменданта. Есть подозрение, что этот самый Мидзусима Кодзо только что сбежал из Хинодэ. Может, Нэдзу в курсе случившегося и специально назвал его своим свидетелем?

— То есть вы хотите сказать, что в тот вечер встретили Мидзусиму?

— Да.

— И где же?

— На станции S.

— На станции S?.. — Симура немедленно достал свой блокнот. — В тот вечер художник Мидзусима сошел на станции S в двенадцать пятьдесят.

— Это хорошо, что вам так точно известно время. Как раз тогда мы с дамой были на станции и поднимались вверх по лестнице. Навстречу нам спускался Мидзусима, так что мы случайно встретились. Он видел мою спутницу и, вероятно, запомнил ее.

— Но послушайте, Нэдзу-сан, — Симура еще не освободился от подозрений. — Вы ушли отсюда примерно в половине одиннадцатого. Пешком до станции минут тридцать, ну сорок. А вы шли два часа двадцать минут?