– Одна молодая девушка ничего не может сделать для того, чтобы исправить все, что плохо в этом мире, – голос Элинор звучал не менее раздраженно.

– Мне никогда ничего и не удастся сделать, если я не буду пытаться, – упорствовала Клер.

– Почему бы тебе не предоставить заниматься этими вещами политикам? – воскликнула Элинор. – У них для этого есть соответствующие знания и опыт.

– Твое поколение – последнее, которое так слепо верит политикам.

– Мое поколение прекрасно обходилось без этих твоих претензий на интеллектуальность, – язвительно заметила Элинор.

– Да, и именно оно втянуло нас во Вторую мировую войну!

Вторник, 18 декабря 1956 года

Отдавая свою зеленую атласную накидку лакею, Клер испытывала хорошо ей знакомое по другим светским выходам ощущение: словно стайка бабочек вспорхнула у нее внутри, щекоча крылышками под ложечкой. Ей хотелось повернуться и убежать. А остальные, по всей видимости, чувствовали себя прекрасно. Оказавшись в обществе, где она никого не знала, Клер обычно проскальзывала в дамскую комнату и сидела там столько, сколько позволяли приличия. Во всяком случае, это было лучше, чем торчать одной среди множества людей, которые, казалось, все были знакомы.

В этот вечер Клер нервничала вдвойне, поскольку Адам впервые привел ее в один из подпольных игорных домов, мода на которые быстро распространялась в Лондоне. Игра всегда начиналась после обеда, в десять часов вечера, и продолжалась до рассвета; при этом бесплатно и в огромных количествах подавались изысканные блюда и напитки, традиционный английский завтрак – яичница с беконом, сосиски или почки, а начиная с двух часов ночи – кеджери, англо-индийское блюдо из риса, яиц и лука.

Клер знала, что сегодняшняя вечеринка устроена Майклом Грантом. Майку – красивому, импозантному молодому человеку, выпускнику Итона и бывшему гвардейскому офицеру – как никому другому шла роль организатора этого шикарного, но запрещенного законом развлечения.

Приглашали на такое мероприятие всегда по телефону – слишком опасно было доверять бумаге. Звали людей богатых, и только тех, кто заведомо не прочь поиграть с огнем, пощекотать собственные нервы. Все это напоминало Америку времен сухого закона.

Даже просто знать такие места уже само по себе являлось престижным; никто и думать не хотел о той опасности, которую могло повлечь за собой обладание подобной информацией. Гости Майкла Гранта по привычке, созданной воспитанием, продолжали считать, что полиция существует не для того, чтобы создавать гражданам проблемы, а для того, чтобы решать их. Кроме того, вероятность подвергнуться налету полиции и попасть в ее руки усиливала остроту ощущений, а готовность пойти на риск считалась доказательством смелости и искушенности.

Для золотой молодежи, собиравшейся на игру, она представляла и еще один щекочущий нервы соблазн – возможность увидеть вблизи настоящих преступников, с которыми иначе вряд ли удалось бы встретиться. Для охраны устроителя игры нанимались вышибалы; они же следили за тем, чтобы никто из присутствующих не напивался и чтобы проигравшие расплачивались как должно. Услуги вышибал оплачивались определенным процентом от дохода игорного дома, поэтому один из них всегда наблюдал за игрой. Таким образом, богатые плейбои могли запросто общаться с некоторыми из самых крутых парней лондонского Ист-Энда; это тоже считалось особым шиком.

Когда Клер и Адам вошли в роскошно обставленную гостиную, Майкл Грант поспешил навстречу брату:

– Ну, наконец-то! У нас тут сегодня интересный народ – почти вся итонская игорная мафия… – Он посмотрел на Клер, оглядывавшую комнату, в которой люди в вечерних костюмах спокойно беседовали, держа бокалы в руках, и воскликнул удивленно: – Да это же Клер О'Дэйр!

Почти четыре года минуло со времени каникул в Сен-Тропезе, и за это время Клер из маленькой худенькой девчонки успела превратиться в стройную девушку, исполненную неуловимой грации, со светлой прозрачной кожей и загадочным русалочьим взглядом ярких голубовато-зеленых глаз. В этот вечер на ней было воздушное шифоновое платье под цвет глаз, еще больше подчеркивавшее ее изящную хрупкость.

Клер проговорила застенчиво:

– Ты совсем не изменился, Майк, но ты стал каким-то… другим.

В этом широкоплечем, холеном молодом человеке в смокинге безупречного покроя она ощутила ту же дерзость, которая поразила ее когда-то в Сен-Тропезе. Какую-то угрозу прочла Клер и в медленной улыбке Майка, и ей стало не по себе, хотя в обществе Адама она чувствовала себя в полной безопасности.

Адам шепнул Майку что-то, чего Клер не расслышала, и оба рассмеялись. Похоже, они очень дружны, подумала она. Адам обвел глазами комнату и снова засмеялся:

– Ты как будто сто лет живешь здесь, Майк!

Во избежание налета полиции игра всякий раз устраивалась в разных местах. Майк убеждал солидных людей из общества сдать ему на сутки, за очень высокую плату, их лондонский дом; иногда сделка заключалась с сыном или дочерью владельцев, в то время как ни о чем не подозревавшие родители находились в загородном имении или за границей. Наутро после игры специальный фургон, который Майк постоянно держал в своем распоряжении, перевозил мебель, посуду и все остальное на новое место. Продукты Майк всегда закупал у одной и той же первоклассной фирмы и располагал штатом собственной прислуги, поскольку на домашнюю в этих случаях полагаться было рискованно.

– Давай выпьем шампанского и пройдем в задние комнаты – там играют в рулетку и железку,[7] – предложил Адам, рассчитывавший провести время не только в беседе.

Майк просил брата приглядеться к обстановке, потому что у него игра велась чисто, и он стремился, чтобы такой она и оставалась. Дело в том, что в нескольких таких же подпольных игорных домах ситуацией постепенно завладели люди, нанятые для охраны, после чего характер игры в них, естественно, изменился. Парням из Ист-Энда казалась странной идея чистой игры. Конечно, вначале они давали человеку выиграть, чтобы воодушевить его на дальнейшие ставки, но затем, естественно, он начинал систематически проигрывать. Бизнес есть бизнес. Если же случайно игроку удавалось сорвать по-настоящему крупный куш и он уходил с ним, по дороге к машине его обычно перехватывали, а поскольку азартные игры были запрещены, то угрозы, что он пожалуется в полицию, не бывало, а доказательств связи грабителей с игорным домом у него не было. Однако к такому крайнему средству приходилось прибегать нечасто, поскольку игроки обычно проигрывали, таков уж закон природы.

Майк рассчитывал, что, нажми кто-нибудь на него, Адам сумеет найти людей, способных нажать на этого „кого-то".

Адам был теперь полноправным членом семейной фирмы; годом раньше он получил звание адвоката и уже досконально разбирался в ведении дел, составлении документов и законах о собственности и праве на нее. Вечера же он при малейшей возможности посвящал игре.

Около часа ночи, когда уставшая Клер уже изнывала от желания уйти, Адам все еще играл в рулетку. Он снова предложил ей пятьдесят фунтов для участия в игре, но она покачала головой:

– Брать деньги у мужчины? Да Ба просто выгонит меня и оставит без единого пенни.

– Чепуха! Она обожает всех вас. Уж ты-то никогда не останешься без единого пенни в кармане. Конечно, время от времени Элинор поднимает шум, но она, как говорится, из тех собак, у которых лай намного страшнее укусов. Вспомни, чем закончился ваш конфликт по поводу твоей учебы, – она сама наняла тебе репетитора.

– Я завтра не способна буду заниматься, если ты не отвезешь меня домой в самое ближайшее время.

– Хорошо. Вот только поставлю еще разок, – обещал Адам.

Клер зевнула, глядя, как он делает ставку. Она слишком устала для того, чтобы попытаться завязать с кем-нибудь беседу, да и неловко было заговаривать с незнакомыми людьми. К тому же собравшихся в этой комнате интересовала, по-видимому, только игра.