– Ну, теперь, когда все более или менее успокоилось, – проговорил Сэм. – Расскажи, что было с тобой.

– Я не ожидала этого грохота – наверное, ты высадил двери в сад. Когда там грохнуло, я перепугалась и бросилась к двери. Эта проклятая старшая сестра пыталась остановить меня… Честное слово, я мало что помню. Прости меня, Сэм, я знаю, что должна была дождаться трех гудков.

Сэм усмехнулся:

– Если бы ты изобразила удивление, она побежала бы выяснять, в чем дело, и тогда ты просто вышла бы себе преспокойно через парадную дверь – как и было запланировано.

– Планы планами, а получилось все совсем по-другому.

– Да, – отозвался Сэм и, мгновение помолчав, добавил: – Так всегда бывает, правда?

Клер подумала как странно, что враждебности между ними как не бывало. Почти четыре года она с горечью вспоминала, как легко и естественно Сэм всегда поступал по-своему, не считаясь с ней, и копила в душе укор и обиду. Ей припомнилось, как Джильда, работавшая вместе с ней в обувном магазинчике в Челси, говорила когда-то: „Только не убеждай меня, что ты разлюбила своего муженька! Если бы так, тебе было бы наплевать и на него, и на все остальное".

А Сэм, глядя на блики огня, игравшие на маленьком, с тонкими чертами личике Клер, думал: „Вот подходящий момент сделать последнюю попытку". Вслух же он произнес мягко:

– Я не знаю, как тебе это сказать… Я хочу просить прощения за то, что был таким мерзавцем. Я думал, что если не буду посылать тебе денег и не дам развода, то ты в конце концов вернешься ко мне.

– Тан дрессируют собак, а не жен, – резко ответила Клер.

– Да. Я был не прав. И признаю это.

– Благодарю, – с горечью отозвалась Клер. И, помолчав, добавила: – Я никогда не могла понять, почему ты не отпускаешь меня. Какая разница между мною и другими твоими бывшими женами?

– Ну, для начала – Джош.

– Я понимаю, что другой человек никогда не заменит ребенку отца – даже плохого, – все с той же горькой ноткой произнесла Клер. – Но все-таки этого недостаточно, чтобы я вернулась к тебе. У меня есть моя собственная жизнь, и я хочу прожить ее по-своему. Я ведь не только мать Джоша.

– Никогда не думал, что ты окажешься способна справиться сама. И я действительно восхищаюсь тобой… Это отличная идея – твоя пекарня. Теперь ты могла бы создать целую цепочку подобных предприятий. И даже название ты выбрала как нельзя удачное. – Клер назвала свою пекарню „Изобилие".

– Я не собираюсь создавать никаких цепочек, – возразила Клер. – Вот типично мужской взгляд на дело, которое идет хорошо! Я заглядывала в сферы деятельности мужчин, и мне не понравилось то, что я там увидела. Я не хочу проблем, связанных с большим бизнесом. Не желаю всей этой тягомотины! Я хочу просто заниматься в свое удовольствие моим маленьким бизнесом, делать что-то полезное и зарабатывать себе на жизнь. – Она отбросила со лба прядь темных волос, падавшую ей на глаза, и прибавила: – Я не хочу такой жизни, какой живет Миранда. Мне было довольно легко уехать на четыре недели в Швейцарию – а вот Миранда, пари держу, не смогла бы вот так бросить все и поехать кататься на лыжах.

Сэм решил изменить тактику.

– Я никогда не понимал, как хорошо мне было рядом с тобой, – не понимал, пока ты не ушла, – негромко, убедительно заговорил он. – А еще каждый Божий день я чувствую, как мне не хватает Джоша… Клер, может быть, ты все же дашь мне еще один – только один – шанс? Подумай, ведь Джош не только твой сын – он наш сын. – И, заметив, что его слова подействовали на Клер, продолжал, прекрасно зная, что метит в ее самое уязвимое место: – Клер, мы с тобой должны вдвоем решать, что лучше для Джоша.

– Что-то ты не больно вспоминал, что Джош твой сын, когда речь зашла о том, чтобы выплачивать ему содержание! – воскликнула Клер. – Тогда ты не очень-то заботился о том, что лучше для Джоша. Так что не надо говорить мне о примирении. Наш брак явно был не столь уж важен для тебя.

Сэм заглянул ей в глаза:

– Даю тебе слово, Клер, что наш брак очень важен для меня. Разве я бросил бы все на свете и ринулся бы через полшарика выручать твою бабушку, если бы все это не имело для меня значения?

– Я благодарна тебе. Но не до такой степени, – ответила Клер. – У тебя вечно бывали какие-то приключения, Сэм, – напомнила она. – Ты думал, что меня не может задеть то, о чем я не подозреваю. Ну, меня, положим, это не задевало, но зато, как я уже говорила тебе, здорово задевало наш брак. Вместо того чтобы всячески защищать корабль, который мы строили, ты сам проделывал в нем дырки – а потом удивился, когда он дал течь.

– Но он же не затонул?

– С тех самых пор, как мы приехали сюда, ты все время пытаешься затащить меня в постель. Я отлично помню твою тактику. Но если мы с тобой сделаем это, этот факт на вполне законных основаниях перечеркнет все последние три с половиной года. Десять минут – и перед лицом закона будет считаться, что наше примирение состоялось, а если оно не состоится, мне придется снова начинать все сначала – и в том числе, кстати, оплачивать счета адвоката. Поэтому я не могу рисковать, даже если бы и сама хотела этого. А я не хочу. Я люблю другого! – „Пусть он все знает", – подумала Клер. – У меня с ним устойчивые отношения, он человек думающим, заботливый, нежный, и я очень счастлива.

– Ну ладно, – сказал Сэм. – А хватило бы у этого твоего думающего, заботливого и нежного возлюбленного духу расшибить пару-тройку челюстей ради твоей бабушки?

На следующее утро, около семи, когда еще не рассвело, Джош забрался в постель Клер и сообщил:

– Казется, она проснулась.

Клер вылезла из постели, подошла к двери соседней комнаты и прислушалась. До ее ушей донеслись слабые всхлипывания. Она вошла и зажгла свет.

Элинор повернула лицо к двери; ее пальцы вцепились в простыню.

– Клер! – в изумлении прошептала она. – Где я? Какое счастье снова видеть тебя, родная моя…

Опустившись на колени возле кровати, Клер взяла хрупкие, в голубых венах, руки бабушки в свои и поцеловала их.

– Ты в полной безопасности, дорогая. Ты у меня, это мой дом. Ты больше никогда не вернешься в то ужасное место. Шушу скоро приедет, чтобы помогать мне ухаживать за тобой.

– Клер, мне тебя так не хватало!

– И мне тебя, Ба. Я была упрямой дурой.

– И я тоже.

– Ба, милая, я так раскаиваюсь! Ты простишь меня?

– Если ты простишь меня.

– Давай больше не будем терять времени – ни единого дня.

– Ни единого дня, – прошептала Элинор, когда Клер наклонилась, чтобы обнять ее.

Клер почувствовала, что должна все объяснить.

– Ба, родная, – почти всхлипывая, заговорила она, – если бы ты ответила хотя бы на одно из моих писем, я бы тут же примчалась к тебе. Я писала тебе грустные письма, сердитые письма, слезные письма. Но Адам дал мне понять, и очень ясно, что ты согласишься встретиться со мной только после того, как я извинюсь с соблюдением всех формальностей. И с каждым разом, как он говорил мне об этом, моя обида все росла.

– Если бы я знала! – почти беззвучно выговорила Элинор. – Мне так не хватало тебя… И Джоша.

Клер стало стыдно. Ее Ба три с половиной года тосковала о своем единственном правнуке, так похожем на Папу Билли на его детских фотографиях.

Элинор погладила Клер по голове.

– Но сейчас все это неважно. Важно только то, что мы снова вместе.

В десять часов от Элинор вышел доктор, прописавший ей небольшие дозы валиума на ближайшие несколько дней, в течение которых ее организму предстояло окончательно освободиться от долго накачиваемой в него отравы.

Не успел он уйти, как в дверь настойчиво зазвонили. Клер побежала открывать. На пороге стояли Миранда – с еще забинтованной головой – и, чуть позади нее, Шушу.

Не в силах выговорить ни слова, Клер протянула руки навстречу сестре. Они молча обнялись.

– Как Нелл? – торопливо спросила Шушу.

– Все будет хорошо, особенно теперь, когда вы обе здесь, – ответила Клер.