Глава 4
Он сидел в кровати – кончил завтракать и потянулся за сигаретой – когда раздался стук в дверь. Одна из девушек открыла, и вошел Довер, улыбающийся, чистый и порывистый, одетый в желтый шелк.
– Как дела, брат? – спросил он.
– Замечательно, – ответил Чип, – замечательно. Другая девушка зажгла Чипу сигарету, взяла поднос с посудой и спросила, хочет ли он еще кофе.
– Нет, спасибо, – ответил Чип и обратился к гостю. – Ты хочешь кофе?
– Нет, – отказался Довер. Он сел в темно-зеленое кресло и откинулся на спинку, положив локти на подлокотники, сцепив руки на животе и вытянув ноги.
Улыбаясь Чипу, спросил:
– Прошел шок?
– Драка, нет, – сказал Чип.
– Это давний обычай, – сказал Довер. – Ты сам с удовольствием примешь в этом участие, когда придет следующая группа.
– Это жестоко, это просто жестоко, – сказал Чип.
– Подожди, ты будешь смеяться и аплодировать вместе со всеми.
– Как часто приходят группы?
– Иногда годами не приходят, – сказал Довер, – а иногда одна за другой. В среднем получается один с чем-то человек в год.
– И у тебя была связь с Уни все это время, братоненавистник? Довер кивнул и улыбнулся.
– Телекомп размером со спичечную коробку. По крайней мере, я держал его в спичечном коробке.
– Негодяй, – сказал Чип.
Девушка с подносом вышла, а другая поменяла пепельницу на ночном столике, взяла свой комбинезон со спинки стула и пошла в ванную.
Довер проводил ее взглядом, а потом вопросительно взглянул на Чипа.
– Хорошая была ночь?
– М-ммм, – промямлил Чип. – Как я понял, их не лечат…
– Не по всем параметрам, это уж точно, – сказал Довер. – Я надеюсь, ты не обижаешься на меня, что я Не намекнул ни о чем во время пути. Правило железное: никакой помощи кроме той, что от тебя просят, никаких предложений, ничего; держаться с краю насколько возможно и пытаться предотвращать кровопролития. Я даже не должен был говорить всю эту ерунду на катере – насчет того, что Свобода – это тюрьма, но я просидел там уже два года, и никто даже и не думал попробовать что-нибудь сделать. Ты теперь понимаешь, почему мне хотелось как-то сдвинуть все с мертвой точки.
– Да, конечно, – сказал Чип.
Он стряхнул пепел с сигареты в чистую белую пепельницу.
– Я пришел так рано, чтобы ты не сказал об этом Веи, – продолжал Довер. – Ты обедаешь с ним в час.
– Карл тоже?
– Нет, только ты. Я думаю, он тебя планирует ввести впоследствии в Высший Совет. Я приду без десяти и отведу тебя к нему. Здесь ты найдешь бритву – такая штука, вроде карманного фонарика. После обеда пойдем в медицентр и начнем принимать средство против бороды.
– Здесь есть медицентр?
– Здесь есть все, – сказал Довер. – Медицентр, библиотека, спортзал, бассейн, театр, даже сад, да такой, что ты поклянешься, что он наверху. Я тебе после все покажу.
Чип спросил:
– И здесь мы… живем?
– Все, кроме нас, бедных пастухов, – сказал Довер. – Я поеду на другой остров, но не раньше, чем через шесть месяцев, спасибо Уни.
Чип тщательно затушил сигарету.
– А что, если я не захочу оставаться? – сказал он.
– Не захочешь?
– У меня жена и ребенок, надеюсь ты помнишь?
– Ну, у многих такая же ситуация, – сказал Довер. – Здесь у тебя более серьезная обязанность, Чип, обязанность перед всей Семьей, включая членов на островах.
– Приятная обязанность, – сказал Чип. – Шелковые комбинезоны и две девушки сразу.
– Это только вчера, – ответил Довер. – Сегодня тебе повезет, если будет хотя бы одна. – Он выпрямился в кресле. – Послушай, я знаю, что здесь есть… поверхностная привлекательность, которая заставляет все это казаться… спорным. Но Семья нуждается в Уни. Подумай, как обстоят дела на Свободе! И Семья нуждается в не лечимых программистах, которые управляют Уни и… – ну, Веи объяснит это лучше меня. И один день в неделю мы все равно носим пап-лон. И едим пироги.
– Целый день? – спросил Чип. – Правда?
– Верно, верно, – сказал Довер, вставая. Он подошел к стулу, где лежал зеленый комбинезон Чипа, поднял его и пощупал карманы.
– Здесь все? – спросил он.
– Да, – сказал Чип. – Включая несколько снимков, которые я хотел бы сохранить.
– Извини, ничего из того, с чем ты пришел, – сказал Довер. – Тоже правило, – он поднял с пола ботинки Чипа. – Каждый сначала чувствует себя немножко неуверенно. Ты будешь гордиться, что ты здесь, когда приобретешь правильный взгляд на вещи. Это обязанность.
– Я запомню, – сказал Чип.
В дверь постучали, и девушка, которая унесла поднос, вошла с синим комбинезоном и белыми сандалиями. Она положила все на кровать.
Довер, улыбаясь, сказал:
– Если хочешь паплон, то это можно устроить. Девушка посмотрела на него.
– Драка, нет, – сказал Чип. – Я думаю, я так же достоин шелка, как все здесь.
– Достоин, – сказал Довер. – Достоин, Чип. Увидимся без десяти час, хорошо? – он направился к двери, перекинув через руку зеленый комбинезон и держа ботинки. Девушка заторопилась открыть перед ним дверь.
Чип спросил:
– Что случилось с Баззом?
Довер остановился и обернулся с видом сожаления.
– Его поймали в 015, – сказал он.
– И вылечили? Довер кивнул.
– Тоже правило? – спросил Чип. Довер снова кивнул, повернулся и вышел.
На обед были тонкие бифштексы, приготовленные в чуть приправленном специями коричневом соусе, маленькие коричневые луковицы, нарезанный ломтями желтый овощ, которого Чип не встречал на Свободе – «Тыква», сказал Веи, – и прозрачное красное вино, которое было не такое вкусное, как желтое вино накануне вечером. Они ели золотыми ножами и вилками с тарелок с широкой золотой каймой.
Веи, одетый в серый шелк, ел быстро, отрезая кусочки от бифштекса, поднося их на вилке к своему окруженному морщинами рту, и совсем недолго жуя, прежде чем проглотить пищу и снова поднять вилку. Иногда он приостанавливался, отпивал вина и прижимал к губам желтую салфетку.
– Это все существовало, – сказал он. – Какой был смысл разрушать?
Комната была большая, красиво обставленная в до-Объединенческом стиле: белая, золотая, оранжевая, желтая. В углу комнаты два члена в белых комбинезонах ждали у сервировочного стола на колесиках.
– Конечно, сначала это кажется не правильным, – сказал Веи, но окончательные решения должны приниматься неполучающими лечений членами, а не получающие лечений члены не могут и не должны прожить свою жизнь на пирогах, телевизоре и «Марксе за работой», – он улыбнулся. – Даже и на «Веи разговаривает с химиотерапевтами», – добавил он и отправил в рот кусок бифштекса.
– Почему Семья сама не может принимать за себя решения? – спросил Чип.
Веи прожевал и проглотил кусок.
– Потому что она неспособна на это, – сказал он. – То есть на то, чтобы принять разумное решение. А без лечений – ну что ж, у тебя был пример на твоем острове – она мнительна и глупа, и агрессивна, чаще всего руководствуется эгоизмом, нежели чем-либо другим. Эгоизмом и страхом, – он взял с вилки лук.
– Она пришла к Объединению, – сказал Чип.
– Ммм, да, – сказал Веи, – но после какой борьбы! И какой хрупкой структурой было Объединение, пока мы не поддержали его лечениями! Нет, Семье надо помогать быть полностью гуманной – сегодня лечениями, завтра генной инженерией, а за нее надо принимать решения. Те, у кого есть для этого сила и интеллект, тоже должны выполнять свой долг.
Уклониться от него было бы преступлением против своего вида, он отправил в рот еще один кусок бифштекса, поднял руку и поманил прислуживающих членов.
– И часть этого долга, – сказал Чип, – убивать членов в шестьдесят два года?
– Ах, это, – произнес Веи и улыбнулся. – Всегда основной вопрос, который задают непременно с суровым видом.
Два члена подошли к ним, один с графином вина, другой с золотым подносом, который он держал ближе к Веи.
– Ты смотришь только на одну часть картины, – сказал Веи, беря большую вилку и нож и снимая бифштекс с подноса. Он задержал в воздухе бифштекс, с которого капал сок. – На что ты отказываешься посмотреть, – сказал он, – это на неисчислимое количество членов, которые бы умерли раньше шестидесяти двух, если бы не покой, стабильность и благополучие, которое мы им даем. Подумай на секунду о массе, а не об индивидуумах внутри массы, – он положил бифштекс на тарелку. – Мы добавляем немного больше лет к средней продолжительности жизни Семьи, чем отнимаем у нее, – сказал он. – Намного, намного больше лет, – он полил бифштекс соусом и взял луку и тыквы. – Чип? – спросил он.