У меня было несколько тайных свиданий с очаровательным д'Эглемоном и даже с моим милым малышом Монрозом, причем сэр Сидни ничего не заподозрил; я никогда не встречалась с любовниками у себя в покоях, выбирая уединенные места, где никто не мог застать нас врасплох.

Несколько дней спустя сэр Сидни получил из Парижа интересные новости, призывавшие его вернуться на некоторое время в столицу. Он оставил нас хозяевами в своем доме, попросив жить в его отсутствие весело и спокойно. Безгранично доверяя мне, англичанин оставил «дорогой Фелисии» все свои ключи, позволив мне пользоваться ими по своему усмотрению.

В тот же вечер я принимала в своей спальне милого д'Эглемона, который смог наконец узнать, как сообщались комнаты в доме. Тереза могла проститься с удовольствиями — я отняла у нее шевалье, которого она совершенно бескорыстно обожала. Признаюсь — я получала злорадное удовольствие, видя, как бедняжка полночи бродит вокруг покоев своего идола, не понимая, как ему удается каждую ночь незаметно уходить и возвращаться. В конце концов она смирилась и перестала приходить к его дверям. Шевалье был очарован тайной двух антресолей, Сидни казался ему счастливейшим из смертных, и он сокрушался, что никогда не сможет иметь ничего подобного.

Однажды, прогуливаясь после ужина, мы подслушали разговор толстяка Кинстона и Солиньи. Они говорили очень тихо, явно не желая быть услышанными кем-нибудь из посторонних, но мы все-таки разобрали имя Монроза. Тон их разговора был очень серьезен, они казались очень озабоченными, и мы заподозрили, что речь может идти о каких-то хитрых планах, а потому приняли решение следить за миледи Кинстон. В шпионской нише было всего одно место, которое я и заняла, шевалье же воспользовался ходом из своей спальни и тоже мог наблюдать через приоткрытую кулиску.

Солиньи взяла моду, чтобы ей при туалете прислуживал Монроз, которого она успела научить множеству новых безумств. Он казался очень опытным и готовым исполнить любое желание своей развратной учительницы.

Мы наблюдали, как Монроз обслужил Солиньи в не совсем, так сказать, традиционной позе; дама испытывала такое наслаждение, что ее стоны, рыдания и крики были слышны даже в коридоре. Потом малыш решил испробовать позицию, к которой не смог приохотить его Карвель (видимо, актриса оказалась лучшей наставницей), но Солиньи захотела, чтобы ее любили самым естественным образом. Едва молодой любовник оказался крепко зажатым между бедрами красавицы (вынужденный слегка приподнять круп), как у постели оказался жирный Кинстон (мы даже не догадывались о его присутствии) и начал с пыхтением взбираться наверх. Увидев англичанина, Монроз попробовал освободиться, решив, что его сейчас накажут, но дело было в другом. Милорд жаждал овладеть соблазнительным задом озорника, который был способен возбудить всех любителей подобной игры.

Напрасно Солиньи, собрав все свои силы и почти задушив нашего прекрасного Ганимеда, подыгрывала как могла милорду, напрасно тот угрожал, обещал, просил, смешивая нежности с угрозами. Монроз, сильный и гибкий, отпихнул грузного Кинстона, и тот упал на паркет, причем Потянул за собой Солиньи и малыша. Монроз выпутался из кучи малы и убежал в свою комнату, откуда вернулся со шпагой в руке и кинулся на Кинстона. Солиньи стремительно подбежала к англичанину и закрыла его от разъяренного Монроза. Предательство Солиньи было более чем очевидно, и юноша осыпал ее жестокими упреками (впрочем, мне показалось, что он мог, бы сказать еще более обидные вещи). Оскорбленный любовник не захотел мириться и немедленно вернулся к себе. Мы услышали, как он закрыл дверь на два оборота ключа.

Шевалье присоединился ко мне, и мы отправились в спальню, где дали волю смеху. Трагикомедия позабавила нас и разожгла сладострастные желания, которые мы утолили, вспоминая недавние драматичные события.

Молодость! Ах, молодость! Извлеките полезный урок из моего рассказа. Ступив однажды на путь сладострастных наслаждений, вы уже не сможете остановиться. Монроз, еще недавно такой нежный и сдержанный, превратился в настоящего распутника. Опытная любовница сумела заставить его преодолеть отвращение к некоему удовольствию, которое он напрочь отвергал. Правда, с благородными кавалерами нельзя действовать насилием, хитрость и ловкость скорее приводят к победе.

Несколько дней спустя после описанных событий мы узнали, что в делах сэра Сидни произошли серьезные перемены. После смерти дяди он стал лордом и утроил свое состояние. Он собирался пробыть в нашем обществе еще один или два дня, а потом отбыть в Англию. Сидни сообщил, что купил на мое имя землю и надеется, что я не огорчу его отказом, тем более, что он стал неизмеримо богаче, а мне так, понравился павильон, в котором я жила. Я получала не только различные строения и мебель, но и солидный доход с земли. Я ответила, что соглашусь принять замок, если смогу распоряжаться им по своему усмотрению: в мои намерения входило передать его детям сэра Сидни, который ради сохранения в семье титула обязан будет жениться.

Между тем произошла одна странная встреча, всех важных последствий которой мы не могли тогда предвидеть. Какие невероятные планы строит иногда судьба! Частенько из обстоятельств, кажущихся нам совершенно неважными, рождается цепь событий, изменяющих нашу жизнь.

Был уже глубокий вечер, наша шумная компания возвращалась с охоты и должна была проехать мимо одной из статуй, о которых я уже рассказывала. Внезапно лошадь ехавшего немного впереди загонщика заупрямилась, встала на дыбы и остановилась. То же самое произошло с лошадью шевалье, да он и сам пережил сильный испуг, увидев у пьедестала памятника лежащего человека. Загонщик попросил д'Эглемона и Монроза спешиться и проверить, что случилось с незнакомцем, — спит он или умер. Несчастный был ранен и истекал кровью, но еще дышал.

— Оставьте меня, кто бы вы ни были, — попросил он умирающим голосом, — ваши заботы бесчеловечны. Не отнимайте у меня единственное утешение… — Страдальческое рыдание вырвалось из его груди, и нам показалось, что он умер.

Сильвина и монсеньор, ехавшие в маленькой карете, вышли и пересели в огромный экипаж Милорда Кинстона, которому составляли компанию госпожа д'Орвиль и Солиньи. Монроз и загонщик поскакали в замок, последний вскоре вернулся в сопровождении лакея и хирурга сэра Сидни, которому Монроз уступил свою лошадь. Они привезли факелы, чистые простыни и нашли на некотором расстоянии от замка коляску раненого. Тот без чувств лежал на руках у д'Эглемона.

Доктор осмотрел раны: они оказались глубокими и болезненными.

Мы подобрали роковое оружие, которым несчастный ранил себя, и браслет, сплетенный из волос, к которому был привязан портрет женщины. Стекло потемнело, было влажным и хранило отпечаток губ самоубийцы — должно быть, он прижимал его к себе, когда мы подъехали. Все эти странные детали возбудили наше любопытство, выросшее стократ после того, как вернувшийся сэр Сидни словно окаменел на месте, взглянув на портрет. На нем была изображена та самая, потерянная им женщина, о которой он мне так часто говорил. Шевалье всегда утверждал, что я чрезвычайно на нее похожа. Теперь он призвал всех в свидетели, и общество признало его правоту. У женщины на портрете были мои черты лица, а главное — то же самое выражение. Наш больной чувствовал себя очень плохо, как будто готовясь к встрече с Создателем. Сидни не мог отложить путешествие, он мечтал бы скопировать портрет, принадлежащий несчастному незнакомцу, но врожденная деликатность не позволила ему так поступить. Уезжая, сэр Сидни умолял меня сделать все, чтобы попытаться спасти человека, чья история была наверняка тесно связана с его собственной судьбой.