Очередная ночевка в степи. Выжженная солнцем трава в лунном свете была цвета волчьей шкуры. Один раз Сагаю показалось в стороне какое-то движение – не то волки крадутся, не то ветер играет кустом. Совсем он был запуган. А вот Медовая держалась на удивление спокойно. Она испекла на костре подстреленного Сагаем перепела, кормила своего мальчишку. Тот хныкал:

– Я не хочу дальше ехать! Хочу к Таштимеру.

Сагай расслышал, как Медовая строго сказала, что они никогда не вернутся к хану, пусть Глеб прекратит ныть. От ее сурового голоса малыш сжался. Потом подполз, положил голову ей на колени. Она гладила мальчика по темным волосикам, пока он не заснул. Медовая тоже подремывала – исхудавшая, усталая, с растрепавшимися на ветру завитками кудрявых волос, но все равно привлекательная. И Сагай неожиданно решил, как ему надо поступить. Даже повеселел от пришедшей в голову мысли.

Путники продолжали ехать. Порой они видели дым какого-то селения, но никогда не подъезжали близко. Жара постепенно спадала, иногда по ночам шел дождь, и Сагай заботливо накрывал попоной сжавшихся от холода Медовую и мальчика. Ее поражала его столь непривычная для степняков забота о женщине с ребенком. А еще Светораду приятно удивило, что Сагай больше не домогался ее. Слава богам!

Местность постепенно изменилась. Однажды после мглистой ветреной ночи, когда развеялась дымка, Светорада увидела впереди высокие холмы. Они показались ей огромными, как Киевские горы. Однако оказалось, что они еще выше. Это впечатлило княжну.

– Ты знаешь эти места? – спросила она у Сагая.

– Приходилось бывать. – Он кивнул вперед: – Это горы.

Теперь их путь все чаще проходил среди поросших зелеными зарослями холмов, называемых горами. В долинах между ними часто попадались поселения, и путники просились на ночлег. Домики в этих поселках были из камня, плоские крыши крыты жердями и обмазаны глиной. Мужчины тут всегда ходили с оружием, женщины были молчаливы и нелюбопытны, да и вообще люди этих мест мало проявляли интереса к степняку, белолицей женщине и ребенку с ними.

Сагай объяснил Светораде, что они приближаются к византийским владениям в Таврике.

– Там нас не отыщут, – посмеивался он и отводил глаза. Светорада не очень задумывалась о его странном веселье.

Ее даже успокаивало, что они окажутся в землях, подвластных Византии. Она помнила рассказы бывавших тут купцов о расположенном на берегу синего Понта Эвксинского богатом городе Корсуне, или Херсонесе. И в душе женщины стала оживать надежда: кто знает, может, ей повезет встретить там русских купцов и те помогут ей вернуться домой?

Опять на их пути встали горы, исполинские, похожие на выгибающиеся спины чудовищ. Вокруг расположенных то тут, то там селений на склонах виднелись виноградники. Стали попадаться и сторожевые вышки, на которых несли охрану одетые в броню стражники.

Когда они подъезжали к одной из таких каменных квадратных башенок, Сагай сказал:

– Если стража будет требовать с нас мыто, мы попробуем обойти посты по козьим тропам в горах. Но их пропустили почти с равнодушием. Теперь дорога шла по лесистой долине. Степняка Сагая лес пугал, а Светорада словно не могла надышаться его воздухом. Лес! Как же давно она не была под сенью таких вот кудрявых великанов!

Вскоре рельеф изменился, и они стали подниматься в гору. Бледные от засухи склоны гор, темный кустарник наверху, известняковые осыпи. Этот путь очень хорошо охранялся, уже дважды мимо них проехали отряды закованных в доспехи всадников. Однажды, оказавшись на вершине перешейка, где стояла очередная башенка, Светорада увидела море. Упираясь в высокое ярко-голубое небо, оно казалось бесконечным. И сколько бы они ни ехали дальше, то спускаясь в низины, то вновь ведя коней по обрывистому карнизу над кручами, море не давало забыть о себе ни на миг: до них долетал далекий глуховатый гул, а ветер нес острый запах морской солоноватой свежести.

Наконец они спустились в долину. Здесь было множество селений, повсюду сновали люди, по дорогам двигались груженые возы, на склонах вдоль виноградников стояли беленые домики местных жителей.

– К вечеру мы прибудем в Херсонес, – сказал Сагай. К белым стенам византийского града, казавшихся в лучах заходящего солнца розоватыми, они подъехали еще засветло. Светораду подивила их мощь: длинные, каменные, соединенные круглыми и квадратными башнями, они охватывали значительное пространство града, наверху виднелись силуэты стражников с копьями.

Сагай направился к воротам. Они заплатили за проезд добытыми в пути и выделанными Светорадой шкурами горных ланей, но все равно смуглый чернобородый стражник спросил о цели визита. Спросил по-гречески, и Светорада решила, что отвечать придется ей, так как некогда изученный ею ромейский язык она знала куда лучше Сагая. Но не успела княжна открыть рот, как Сагай бойко ответил:

– Я еду к кривому Зифу.

Стражник только кивнул, больше разглядывая переданную ему шкуру, чем самих путников.

Они миновали первые ворота города, укрепленные высокими каменными башнями, потом вторые, где тоже стояли стражники в начищенной броне, которые опирались на длинные копья с ромбовидными наконечниками. Светораду поразило, что открывшаяся перед ними улица была вся вымощена плоскими гладкими плитами. Такой роскоши она не видела даже в столице Хазарии.

Солнце уже почти село, улицы погружались в сумерки, но все равно в городе еще кипела жизнь. Мимо катили свои тележки зеленщики, шли груженные поклажей ослики, сновали закутанные в длинные покрывала женщины. Пробираться приходилось не спеша, копыта неподкованных печенежских коней не цокали, а шаркали по мощенным плитами улицам. К тому же Сагай, несмотря на то что неплохо ориентировался в городе, явно чувствовал себя стесненно среди такого количества незнакомых людей и закрытого пространства. Светорада озиралась в надежде увидеть хоть кого-то из русских купцов – степняк за время пути надоел ей до ломоты в зубах. Однако отстать от него сейчас она все же не решалась.

Наконец, проехав достаточно большое расстояние вдоль городской стены, Сагай свернул в узкий проулок, и они оказались подле массивных ворот какого-то строения Сагай спешился и постучал в ворота. Открыл ему мужчина в византийской хламиде, но своим скуластым лицом и живыми черными глазами больше похожий на степняка. Правда, глаз у него был только один, второй почти полностью закрывало бельмо.

Светорада не слышала, что сказал Сагай, но одноглазый распахнул ворота, и они въехали внутрь. Сагай тут же отошел со своим знакомым под навес, и они начали о чем-то негромко говорить. Светорада стояла, держа за руку Глеба. Дворик, окруженный с трех сторон глухими стенами, был достаточно чистым; между строениями виднелся проход, и оттуда несло нечистотами. Вскоре во двор вышли двое крепких мужчин, одноглазый что-то сказал им, и один из этих здоровяков бесцеремонно взял Светораду за руку, увлекая в проход, из которого доносилась вонь. Она, было, заупрямилась, оглянулась на Сагая и вдруг увидела, как он быстро вскочил в седло. В руках у него был небольшой, но увесистый кожаный мешочек.

У Светорады расширились глаза, когда она осознала страшную правду: Сагай продал их с Глебом одноглазому! – Сагай! – рванулась в руках стражника Светорада. – Сагай, будь ты проклят!

Но он только втянул голову в плечи и ударил саврасую пятками, стремясь поскорее уехать.

Ту ночь Светорада с Глебом провели в большом темном сарае, где кроме них было еще немало измученных грязных рабов. К Светораде долго не шел сон; сидя под стеной, она прижимала к себе уснувшего Глеба. На нее словно нашло какое-то отупение. Она так устала противостоять ударам судьбы! Когда в полутьме ее теснили и толкали – в сарае яблоку негде было упасть от расположившихся на отдых невольников – она только зло огрызалась. «Ненавижу!» – стучало у нее в мозгу. Она не знала, кого ненавидит: Сагая ли, печенегов, Овадию, разрушившего ее жизнь, а может, самих небожителей, свою Недолю, посылавшую ей одно испытание за другим, пока она не пала на самое дно. Ибо теперь княжна понимала, что ее скоро выставят на рынке рабов, что ее продадут, как скот. А Глеб… Судьба этого маленького хрупкого княжича волновала ее больше всего. И только тревога за него удерживала Светораду от окончательного отчаяния, заставляла думать, как быть дальше. Ей непременно надо переговорить с одноглазым работорговцем Зифом, надо попытаться втолковать ему, что они с Глебом не простые невольники, за них могут заплатить куда больше, чем за обычных рабов.