«Вот почему у них сначала стреляла только одна пушка, - подумал Орлов. - Пристрелялась, передала данные остальным. Теперь нам придется туго. Неужели Шпаковский не понимает, что надо изменить курс? Да, но тогда и наш прицел собьется~»

Новый взрыв прогремел у него за спиной. Перелет. Палубу затянуло черным дымом.

Оконечников кричал, подгоняя матросов, подающих снаряды. Пушка грохотала, но ее выстрелы, как казалось Орлову, звучали и тише, и безобиднее, чем взрывы вражеских снарядов. Он перестал следить за попаданиями, потому что уже не мог ничего разглядеть за дымом.

- Все! - прокричал Оконечников. - Конец припасу! Остались только снаряды для малых пушек! Отстрелялись, братцы!

Орлов устал так, словно не орудие, а он сам швырял в противника тяжеленными снарядами. Не обращая внимания на разрывы, он прошел между снующими матросами и поднялся на мостик.

- Вести огонь больше нет возможности, - доложил он, почти не слыша себя. - Не имею снарядов.

- Уводите своих в укрытие, - приказал Шпаковский. - Нечего им под осколками бегать. Еще будет работа для вас, отдыхайте пока.

Его голос доносился словно сквозь толстый войлок, и Орлов не сразу разобрал ответ командира. Когда же разобрал, то не поверил ушам. Отдыхать?

Это слово прозвучало настолько неуместно, что Орлов возмутился. Однако вспышка эмоций пошла на пользу - она встряхнула его. Он будто выбрался на свет из темного погреба. Ему стали слышны крики на палубе, и он только сейчас заметил, что «Орион» объят дымом.

- У нас пожар?

- Бьют, канальи, разрывными снарядами, от осколков загорелись такелажные ящики на баке, - спокойно ответил Шпаковский и похлопал по плечу рулевого: - Лево руля, братец. Круче, круче, до упора.

- Разрешите отправить комендоров на тушение пожара? - спросил Орлов.

- Разве это пожар? Задымление изрядное, но оно нам, пожалуй, на руку. Отдыхайте, Павел Григорьевич, и лишних людей уберите в машинное, там сейчас самое безопасное место. Сами же будьте готовы к стрельбе из бортовых пушек и пулеметов. - Шпаковский перекрестился по-католически, ладонью. - Боюсь сглазить, но лайба наша демонстрирует чудеса управляемости. Такой циркуляции^[16] я не наблюдал даже у миноносцев!

«Орион», заметно кренясь, на полном ходу забирал все дальше влево. Разрывы остались по правому борту. Они появлялись с удивительной частотой, порой вздымая сплошную стену из пены, воды и черного дыма. Осколки проносились в воздухе, барабанили по высокому фальшборту, но не пробивали его.

Орлов в два прыжка спустился по трапу и столкнулся с Кириллом. Тот вытер закопченное лицо шляпой и улыбнулся:

- Вот обложили нас!

- Тебе весело?

- А тебе нет? Держись, Паша, будет еще веселей! Разворачиваемся, видишь? Давно бы так!

- Встречный бой? Снарядов нет, чем драться будем?

- Да что под руку попадется, тем и будем! - Кирилл толкнул его в грудь. - Готовь свои пулеметы, проверим их в деле!

«Какие, к черту, пулеметы на таких дистанциях? - подумал Орлов. - Сейчас возьмут в вилку да накроют фугасами. Тут не о пулеметах думать надо, а шлюпки готовить».

«Орион» тем временем описал полукруг и теперь шел навстречу противнику. Густой дым от горящих канатов относило ветром вперед, и корабль двигался словно в тумане.

«Вот и попробуй тут стрелять, - продолжал мысленно ворчать Орлов, обходя пулеметчиков, уже заправивших ленты. - Куда стрелять, если не видно ни зги?»

Сам он занял позицию за «максимом», стоящим перед мостиком, - отсюда, сверху, будет легче управлять огнем бортовых пулеметов. Его все не отпускало то мучительное ощущение постыдного бессилия, которое охватывает каждого мужчину после промаха - неважно, из какого оружия, из дробовика по уткам или из пушки по крейсеру. Ну да, он не артиллерист. Ну да, снарядов не хватило - вполне возможно, следующий выстрел как раз пришелся бы в цель. Да, у него тысяча оправданий. Но к чему они, если задача не выполнена?

У него раскалывалась голова от невыносимой боли. То ли старая контузия напомнила о себе, то ли ударился где-то в горячке боя. Орлов заметил вдруг, что грохот вражеских орудий становится все резче, а разрывов снарядов уже не слышно. Что за избирательная глухота? Или они уже настолько сблизились, что~

Внезапно дым впереди унесся в сторону, словно отдернутая занавесь. И стал ясно виден черный пароход с белыми, чистенькими надстройками.

Орлов прикинул дистанцию по размерам человеческих фигурок возле орудий. Сердце его заколотилось, как только он понял, что может достать врага выстрелом.

Склонившись к пулемету, поймал в прорезь прицела сверкающее орудие. И скомандовал:

- По прислуге! Длинными! Огонь!

Рядом с «Орионом» взорвался фугас, и осколки просвистели у него над головой. Но он уже давил большим пальцем на спусковой рычаг, плотно сжимая трясущиеся рукоятки. И считал: «Раз, и два, и стоп! Возьмем пониже. Раз, и два, и ~»

Ему не было видно, попадает он или пули уходят мимо. Но фигурки возле орудия исчезли. И пушка больше не стреляла.

А пароход становился все ближе, и все лучше было видно, как мечутся матросы в черных тужурках. Вот стало видно второе орудие по борту, вот и третье показалось. Пароход медленно отворачивал в сторону, подставляя под огонь пулеметов свой борт, и сверкающие пушки так же медленно разворачивались на своих лафетах, ловя черным зрачком дула приближающийся «Орион».

«Сейчас как даст со всех пушек залпом, - равнодушно подумал Орлов. - И все кончится».

Но пока кончилась только лента. Офицер, бывший у него вторым номером, аккуратно вставил новую и доложил:

- Готово, Павел Григорьевич!

Он стал бить, водя стволом влево-вправо, словно хотел вымести чужую палубу раскаленным свинцовым веником. И ведь получалось! Он видел, как белые стены надстроек покрываются оспинами пробоин. Черные тужурки сгрудились возле самого дальнего орудия, на корме, и он навел ствол на них. Но раньше, чем его пулемет, рявкнула бортовая пушка «Ориона», и возле вражеского орудия взметнулась клякса огня и дыма.

- Да мы что же, на таран идем? - воскликнул его помощник.

Орлов опустил взгляд и увидел, что на носу «Ориона», в дыму от тлеющих канатов, присели, прячась под фальшбортом, Жигарев с Кириллом, а с ними еще с десяток человек, и кое у кого в руках виднелась бухта тонкого троса.

- Не на таран. На абордаж! - заорал он восторженно и снова принялся поливать свинцом вражеский пароход.

Наверно, впервые в жизни он стрелял, не видя в прицеле противника. Ни возле орудий, ни на палубе никого не было видно. Но Орлов продолжал сжигать десятки патронов просто для того, чтобы враг не мог поднять голову, прячась где-то там, за фальшбортом.

Корабли сблизились. Орлов увидел, что Кирилл машет ему рукой. Он отпустил пулемет и скомандовал:

- Не стрелять!

В ту же секунду взлетели, разматываясь, тросы с крюками. Со скрежетом сошлись борта кораблей. Орлов увидел, как Жигарев первым спрыгнул с высокого носа «Ориона» на чужую палубу.

Он едва не рванулся следом. Но заставил себя снова взяться за рукоятки «максима». «Сами справятся, - подумал Орлов. - А мое дело - прикрыть огнем». По большим окнам определил капитанскую рубку, хотел обстрелять ее, но разглядел, что в окнах нет стекол, а изнутри сочится дым. Наверно, Оконечников своей пушкой снова его опередил. Он все же выпустил пару очередей. «Хватит, наши уже могли туда ворваться!» - решил он и навел дымящийся ствол на корму захваченного парохода, где почудилось какое-то движение. Там что-то горело, и черный дым завивался кольцами над языками пламени.

Опасаясь, что рикошеты повредят абордажной команде, он стал бить поверх цели. Когда пулемет замолчал, пропустив сквозь себя очередную ленту, Орлов сердито крикнул помощнику:

- Давай новую! Живее!

Не получив ответа, он скосил глаз - и увидел, что помощник, весь в крови, скорчился на полу.