– Это же наш Публий Клодий! – воскликнул один из погонщиков и, обернувшись к Зосиму, проговорил: – Если что, я с вами. У меня и меч есть. – Он выставил из-под плаща рукоять. Надо же, удивил! Нынче без оружия никто не отправляется в путь.
Зосим кивнул, давая понять, что помощь принимает.
– Клодий… Сенатор Клодий Пульхр… – повторил изумленно хозяин. – Да что ж такое… Да это же… наш будущий претор. А там кто? – Он указал на заложенную брусом дверь.
– Кандидат в консулы Тит Анний Милон, – сказал Зосим.
В таверне повисла тягостная тишина – лишь слышалось, как булькает в котле похлебка. Всем было ясно, что дело – смертельное в смысле самом прямом.
Зосим внезапно ощутил слабость и острую боль в боку. Тронул тунику. Ладонь тут же сделалась мокрой. Он ранен! Вроде как не опасно. Кожу только порезали. Но это ерунда. Только бы с патроном все было хорошо.
– Что теперь? – спросил Полибий, отирая лицо, – из раны на скуле шустро бежала кровь.
– Надеюсь, они уберутся в свой Ланувий, – проговорил Зосим.
– Что за ссань! Объясни! – сплюнул Полибий. – Зачем мы с ними сцепились? Видели, сколько у Милона гладиаторов? Да чтоб их посвятили подземных богам!
– В письме все дело. Патрону написали, что Милон выехал из Рима, с ним только тридцать человек, и эти тридцать – ни на что не годные домашние рабы.
– Тридцать! Да их там три сотни, клянусь Геркулесом! – Гладиатор, как всегда, преувеличивал. – А кто письмо привез? От кого?
– От народного трибуна Тита Мунация Планка, – сообщил Зосим. – Привез клиент Гай. Я еще с ним поругался из-за того, что он приказ нарушил и уехал из Города.
– Ну и где этот фекальный клиент? – Полибий огляделся. Ни Гая, ни Схолы в таверне не было – единственные, кроме Клодия, конные, они наверняка ускакали. – Гай! Собака! Отброс арены! Убью! Задушу голыми руками!
– Зосим! Помоги! – Клодий вытащил из ножен кинжал и протянул вольноотпущеннику. – Разрежь тунику.
Резать было несподручно, хотя кинжал был из хорошей стали и острый. Но ткань пропиталась кровью, щегольская бахрома слиплась сосульками. Кое-как расправившись с плотным сукном и обнажив рану, Зосим направился к очагу, погрузил клинок в огонь. Когда лезвие накалилось, Зосим вернулся к патрону. Клодий молча кивнул, стиснул зубы и вцепился пальцами в край скамьи. Зосим прижал раскаленный клинок к ране. Послышалось шипение, едкий запах горелого мяса смешался с аппетитным запахом похлебки…
– Теперь перевяжи! – прохрипел раненый, переводя дыхание.
Зосим оторвал от нижней сенаторской туники полосу и перетянул плечо.
Хозяин таверны подал Клодию чашу с неразбавленным вином. Тот сделал пару глотков и выговорил вдруг:
– Секст Тедий.
Ну конечно, сенатор Секст Тедий! Еще утром сенатор, встретив Клодия в Ариции, сказал, что к вечеру собирается в Город со своими людьми.
– Эй, слушайте! – повысил голос Зосим. К нему оборотились. – По дороге в Город должен ехать сенатор Тедий с охраной. Надо продержаться до его появления. Всем ясно?
– Продержимся, – пообещал Полибий.
Клодий сделал знак кабатчику:
– Вина. Всем.
Кувшин с неразбавленным лесбосским вином стал переходить из рук в руки.
– Добрая богиня, – прошептал Зосим, – коли живыми уйдем, посвящу тебе золотую чашу.
– О чем ты болтаешь? – удивился Полибий. – Молишься женскому божеству? С чего бы это?…
Зосим не ответил, подошел к окошку и глянул наружу. Люди Милона по-прежнему держались плотной стаей. Сам Милон вышел из повозки. Гладиатор Биррия что-то ему говорил, указывая в сторону таверны. Кто-то из людей Милона принялся барабанить в дверь, но ему, разумеется, не открыли. Однако парень попался настойчивый, все колотил и колотил, будто надеялся разбить дубовую доску.
– В Тартар вас всех, – пробормотал Зосим сквозь зубы.
– Зосим, иди сюда! – Патрон поманил Зосима пальцем, тот подошел, нагнулся.
– Милон с людьми ушел?
– Пока нет, сиятельный.
– Пока. – Клодий криво усмехнулся. – Злишься на меня?
– Нет, доминус. Такого нельзя было угадать. Ведь Гай столько лет твой клиент.
– Да, печать была как настоящая. Почерк при письме на воске подделать ничего не стоит.
Они, не сговариваясь, повернулись и посмотрели на Этруска.
– А ну, иди сюда! – Голос Клодия звучал тихо, но был как лед, даже Зосиму стало не по себе.
Этруск подошел. К полным его губам прилипла фальшивая улыбка.
– Ты подделал печать?
– О чем ты, доминус? – Этруск растянул рот еще шире. – Да я никогда…
– Ты подделал печать на письме, что доставил сегодня Гай, – уже без тени вопроса в голосе продолжал Клодий.
– Доминус… Клянусь! Да я за тебя умру! – Этруск рухнул на колени. – Да я…
– Мерзавец! – ринулся к нему Полибий. – Я видел, как ты разговаривал с Гаем. – Гладиатор схватил раба за шею, будто хотел задушить.
– Я же не знал! – захрипел Этруск. – Гай сказал…
– Отпусти его! – приказал Клодий. – Ну, так что тебе сказал Гай?
– Что случайно сломал печать на письме по дороге. Сказал, что ты рассердишься. Умолял выручить. Двадцать сестерциев обещал.
Полибий сорвал с пояса Этруска кошелек и высыпал содержимое на скамью. Пять денариев.[17] И еще какие-то медяки.
– Ты нас продал, скотина, – прохрипел Полибий и отшвырнул пустой кошелек. – Что с ним делать? – Гладиатор ударил провинившегося раба пониже поясницы.
Тот рухнул на грязный пол.
– Пусть соберет деньги. Они – его, – сказал Клодий. – Он еще понадобится.
Этруск поднял голову и глянул на Клодия.
– Доминус, я же не знал, клянусь!
Клодий отвернулся. Этруск принялся ползать по полу, собирая деньги, потом забился в угол, прижимая кошелек с денариями к груди.
– Сколько же от Милона получил Гай?! – Полибий грохнул кулаком по столу.
– Скоро узнаем, – пообещал Клодий.
Зосим тем временем отозвал кабатчика в сторону:
– У тебя есть выход на крышу? Только не ври. Мой патрон не любит, когда врут.
– Есть лаз. – Кабатчик старался держаться браво, но у него дрожали губы.
– Отлично.
Зосим оглядел рабов. Надо непременно послать человека в Альбанскую усадьбу Клодия. Но кого? Лучше всего – Полибия: он смел, изобретателен и ловок. Но нет, Полибий нужен здесь. В драках на форуме он был незаменим. Этруск уже «отличился» сегодня… Да, тут нужен человек неподкупный. Взгляд Зосима упал на Галикора. Немолодой, молчаливый раб, преданный хозяину. Не из страха, а потому, что считает себя всем обязанным Клодию. На Галикора можно положиться.
Зосим отвел пожилого раба в сторону и зашептал на ухо:
– Поднимешься на крышу. По черепицам ступай осторожно, чтобы ни одна не свалилась. И спускайся так, чтобы люди Милона тебя не видели. Спрыгнешь в кусты лавра за таверной. И бегом в Альбанскую усадьбу. Беги, будто ты гонец из Марафона. Вели слугам спрятать сынишку хозяина в каком-нибудь тайном месте. Нет, лучше не так: сам спрячь и никому не говори – где. Все понял? – Галикор кивнул – он вообще был молчун. – Клянись Юпитером Всеблагим и Величайшим, что исполнишь!
– Клянусь.
– Гляди, чтобы люди Милона тебя не приметили! – напутствовал Зосим.
Потом вернулся к патрону. Тот выглядел как будто лучше. Он даже встал, опираясь на плечо Зосима. Поднял руку, будто стоял на рострах[18] и собирался держать речь перед народом Рима. Все разом притихли.
– Квириты![19] – воскликнул сенатор, и разношерстная публика в таверне заулыбалась. – Квириты! – повторил Клодий и даже сделал жест, будто размахивает полой тоги, – известный всему Риму жест Клодия-оратора. – Там, за дверьми, стоит Милон со своей шайкой. Видимо, ребята очень проголодались, раз не желают уходить и рвутся к нам обедать. Но вы понимаете, жратвы на всех не хватит, так что пусть Милон ищет другую таверну.