– Вдруг они решат напасть ночью? По крыше заберутся внутрь. Перистиля[32] в доме нет, но в атрий можно проникнуть через отверстие в потолке. – Цицерон взял чашу, поднес к губам. Рука его дрожала. – Во имя Судьбы! – прошептал консул.

– Что я должен сделать во имя Судьбы? – усмехнулся Клодий. – Спать в атрии вместе с моим верным Зосимом?

– Я велю принести туда жаровню, – торопливо сказал Цицерон.

– Так пусть туда принесут ложе. – Клодий сгреб с обеденного ложа ткани и подушку.

– Одно? Два? – переспросил консул.

– Одного достаточно. Я буду трахать Зосима всю ночь и тогда не провороню твоих убийц.

Но Цицерон, видимо, не понял насмешки, хотя в обычное время ценил хорошую шутку.

– Два ложа, – решил перейти на серьезный тон Клодий. – Мой вольноотпущенник не привык спать на полу. И я тоже.

Жара от жаровни не было, считай, никакого. Так что пришлось еще, кроме одеяла, накрыться плащом, но все равно было холодно. Однако и от холода была польза: Клодий часто просыпался, малейший шум заставлял его вскакивать. Впрочем, тревожился он напрасно – убийцы не пришли.

Засветло Зосим поднялся, разбудил патрона и помог надеть панцирь. У Клодия были меч и кинжал. У Зосима – тоже оружие парное.

– Ты хорошо дерешься, Зосим. Не хочешь пойти в гладиаторы?

– Сколько их будет? – спросил Зосим, пропустив обычную шуточку патрона мимо ушей.

– Двое минимум. Но, может быть, и две центурии.

– Справимся.

– Не сомневаюсь.

Незваные гости, как сообщалось в письме, пожаловали на рассвете. Поначалу Клодий подумал, что это клиенты с зарей ломятся к консулу выказать почтение, но потом решил, что для клиентов эти парни кричат слишком громко и бранятся, не стесняясь в выражениях.

Клодий выхватил меч и рванулся в вестибул. Он не ошибся: явились не клиенты, а друзья Катилины – Марций и Цетег. В дом их не пускали привратник и двое рабов Цицерона. В тот момент, когда Клодий отворил дверь из атрия в вестибул, Цетег обнажил меч. Увидев Клодия, тоже с мечом, он отступил и оглянулся – за дерзким гостем маячили еще трое. Клодий не стал оглядываться, он и так знал, что у него за спиной стоит Зосим.

Рабы Цицерона, очутившиеся между двумя патрициями, причем у каждого была репутация безумца, ринулись в крошечную каморку привратника и уж неведомо как втроем в нее забились. Дверь, однако, закрыть не удалось, и спина одного из них, довольно широкая и, можно сказать даже, жирная, выпирала наружу. Клодий невольно расхохотался. Цетег ничего не понял и недоуменно поглядел на свой меч, будто усомнился – настоящий ли. А Клодий ничего с собой поделать не мог, он продолжал хохотать, видя, как старательно взад-вперед двигает спиной и задницей раб, пытаясь забиться в привратницкую, – можно было подумать, что они там, прилипнув друг к другу, решили предаться Венериным усладам.

– Пришли приветствовать консула? – выдавил Клодий сквозь смех. – Извините, квириты, но на сегодня все приветствия отменяются. Консул вчера объелся, мается животом. Оставьте прошения на табличках.

Внезапно Марций из-за спины Цетега нанес быстрый колющий удар, – он держал клинок обнаженным в складках тоги. Острие меча лишь оцарапало панцирь Клодия. Вслед за первым выпадом почти одновременно Марций и Цетег подались вперед. Клодий и Зосим оказались с ними лицом к лицу – ни развернуться, ни податься назад. Можно было лишь отбивать удары и разить самим. Выпад в лицо Клодий отбил, клинок Цетега отколол кусок штукатурки от стены. В ответ атаковал Клодий: раздался скрежет металла о металл – у Цетега под тогой была надета кольчуга. Зосим, отражая натиск, сильно толкнул патрона в плечо, но не было времени даже скосить глаза – как он там, не ранен ли. В узком пространстве не до сложных приемов, проиграет тот, кто устанет первым.

Тут послышались голоса, из-за угла соседнего дома вышли юноши – те, что накануне так старательно изображали охранников консула. Они выспались и теперь явились демонстрировать преданность. Нападавшие спешно отступили и, не сговариваясь, кинулись бежать. Цетег упал, но никто не попытался задержать заговорщиков.

Клодий не отказал себе в удовольствии кольнуть раба острием клинка пониже спины.

Тот ойкнул совершенно немужественно.

– Вылезай! – приказал Клодий. – Иди, скажи хозяину, что приходили Цетег и Марций, но теперь уже ушли. Про драку расскажи подробно! Слышал?

– Да, доминус, – пробормотал раб, выбираясь из привратницкой.

Хотя вряд ли он видел что-то, кроме затылка и шеи своего собрата.

Клодий привалился к стене.

– Хорошо, что твой отец заставлял нас постоянно тренироваться, – сказал Зосим.

Патриций кивнул и отер пот с лица. Их отец каждодневно обучал сыновей владению оружием. Но братьев было трое, и для Публия поначалу не находилось партнера. Он, самый младший, тренировался с Зосимом.

Раб вернулся бегом:

– Консул давно уже встал и ждет тебя в таблине,[33] доминус. – Раб говорил с преувеличенной тревогой, строя при этом нелепые рожи, которые, видимо, должны были означать радость и восхищение.

– Лучше бы консул ждал меня в триклинии,[34] я не успел позавтракать, – пробормотал Клодий.

Цицерон, чисто выбритый и причесанный, в тщательно уложенной тоге, был мертвенно бледен. Вместе с господином в таблине находился лишь молодой раб-секретарь Тирон. Когда Клодий откинул кожаную занавеску таблина и вошел, первым делом взгляд его упал на одноногий столик из цитрусового дерева. Две серебряные чаши были наполнены разбавленным вином, а рядом на тарелке лежали ломти хлеба и сыр. Все же старый болтун догадался, что его защитнику необходим завтрак. Клодий уже было протянул руку, но чашу взять не успел – Цицерон обнял его, будто Клодий был его любимым сыном.

– Они хотели убить меня, мой мальчик! Они приходили меня убить!

– Точно об их намерениях ничего сказать не могу, но они так рвались в атрий, что готовы были прикончить меня, – отвечал Клодий, прикидывая, как бы добраться до еды и питья. – По-моему, надо выпить за нашу маленькую победу. Как ты думаешь, Марк Туллий?

– Да, да, всенепременно. Теренция еще спит. Мой милый Тирон предложил перекусить здесь, в таблине.

Они уселись за одноногий столик. Изящная безделка, за которую, рассказывали сплетники, консул выложил полмиллиона сестерциев. Марк Туллий едва пригубил вино, ну а Клодий с удовольствием осушил чашу до дна и протянул Тирону – тот наполнил ее вновь.

– Зосим! – крикнул молодой патриций.

Верный слуга тут же возник на пороге таблина.

– Держи! – Клодий отдал ему свою чашу с вином и вложил в руку самый большой кусок хлеба с сыром. – Ты заслужил этот завтрак, клянусь Геркулесом!

Клодий принял ванну в своей баньке возле кухни. Ванна была вделана в пол, украшенный черно-белой мозаикой с изображениями спрутов и прочих морских чудищ, что свивались в замысловатый узор; если на мозаику проливалась вода, казалось, что твари шевелятся. Пол был теплым, и вода в ванной почти не остывала. Клодий прихватил с собой серебряную чашу с неразбавленным хиосским вином и так лежал, сибаритствуя.