Ближе всех к тому месту была, конечно, Саёко. Она вышла из комнаты Тамаё, успела дойти до середины коридора, ведущего в центральную часть дома, когда, услышав крик, в тревоге бросилась обратно. Открыв дверь в пристройку Тамаё, она увидела две тени, борющиеся в дальнем конце коридора. Одна тень — человек в военной форме, другая — Макака.

— Что? Вы хотите сказать, что Макака боролся с человеком в военной форме? — спросил инспектор Татибана.

Понятно, чему он так удивился. Заподозрил, что человек в форме был Макака, и вдруг его версия развалилась.

— Да, никаких сомнений. Я не только видела их собственными глазами, я даже разговаривала с Макакой сразу же после того, — пояснила Саёко.

Во время схватки мужчины поменялись местами, и, воспользовавшись своим положением, человек в форме выпрыгнул в окно — в конце коридора было французское окно, за ним балкон, ведущий в сад.

— Я бы мог догнать его, но побоялся за барышню, — объяснил Макака, описывая свои действия в тот вечер.

Слишком много нехорошего произошло в последнее время, вот Макака и решил в ту ночь ходить вокруг виллы дозором. Он ошибся, думая, что поминальная служба продлится до утра, а потому и не знал, что она уже закончилась и Тамаё вернулась к себе. Потом он услышал крик.

— Я чуть из кожи не выскочил, вот что. Взбежал на балкон, потом внутрь через балконную дверь и налетел на этого парня — одежка на нем была солдатская. Не, лица я не разглядел. Он прятал его за шарфом.

Макака и Саёко, которая поспешила в гостиную, хлопотали вокруг Тамаё, когда прибежали Томо и его отец Кокити. Все спорили о том, что делать, как вдруг раздался другой крик — высокий протяжный вопль откуда-то снаружи. Все в ужасе уставились друг на друга.

— Кажется, это кричал мужчина, — охнула Тамаё.

— Да, — пробормотал Томо с испуганными глазами, — где-то в стороне лодочного сарая.

— Наверное, это Киё, — прошептала Саёко дрожащим голосом, а Тамаё вскочила на ноги.

— Идемте, — сказала она. — Идемте туда. Макака, возьми фонарик.

Лило как из ведра. Все выскочили под дождь, и тут к ним присоединились Тораноскэ и Ояма.

— Что случилось? Что за крик? — рявкнул Тораноскэ.

— Не знаем, — ответил Томо. — Мы подумали, что это может быть Киё.

И они бегом пустились к наблюдательной площадке.

Оказалось, кричал действительно Киё. Он лежал на спине у подножия лестницы, ведущей на площадку; первой на него наткнулась Тамаё, точнее, споткнулась в темноте о распростертое тело и чуть не упала.

— Здесь кто-то лежит, — сказала она. — Макака, дай фонарик.

Едва луч фонаря осветил лицо Киё, все вскрикнули и инстинктивно отпрянули. Киё не был мертв, только без сознания. Но когда он упал, маска, должно быть, слетела. Он лежал, выставив на всеобщее обозрение свое отвратительное лицо; оно было точно созревший и лопнувший гранат — красновато-черная бесформенная масса плоти вместо носа и щек. Саёко вскрикнула и закрыла глаза. Но Тамаё почему-то продолжала внимательно всматриваться в ужасающее лицо.

На другой день Киндаити был вызван в поместье Инугами и, услышав от инспектора Татибана о событиях минувшей ночи, стал как-то слишком задумчив.

— А что рассказал Киё, инспектор?

— Он говорит, что услышал крик Тамаё и бросился из дома, увидел, как кто-то бежит к наблюдательной площадке. Пустился за ним, но у подножия лестницы его вдруг свалил сильный удар.

— Понятно.

— Сегодня утром он совершенно расстроен тем, что все вволю нагляделись на его изуродованное лицо, пока он лежал без сознания. Может быть, и не тем, что его видели другие, а тем, что его видела Тамаё, — вот что его страшит.

— Никто не знает, куда делся человек в военной форме?

— Нет, пока нет, но не беспокойтесь, у нас маленький город, и мы обязательно все и скоро узнаем.

— Есть доказательства тому, что он пробрался в дом снаружи?

— Да. Он наследил грязными ногами по всей гостиной Тамаё и в спальне, а вот снаружи ничего не найдешь. Сами понимаете, ночью еще лило, и следы смыло дождем, так что сказать, как он вошел в дом и куда сбежал, невозможно.

— Ночное происшествие, инспектор, говорит о многом. Доказывает, что этот человек, репатриированный солдат, упорно скрывающий свое лицо, действительно существует, и он не житель этого дома, разыгрывающий две роли, как мы думали.

— Да, я это уже понял. Но, господин Киндаити, кто он такой? Какую роль играет в этой пьесе?

Киндаити покачал головой.

— Не знаю. Знал бы, смог бы раскрыть это дело. Одно ясно: это кто-то, тесно связанный с кланом Инугами. Он ведь сообщил в гостинице токийский адрес Инугами. А этой ночью смог найти комнату Тамаё.

Татибана озадаченно уставился на Киндаити.

— А это значит, что он прекрасно знает план виллы?

— Вот именно. Эта вилла устроена так странно и сложно, что я, к примеру, хотя и бывал здесь уже не раз, до сих пор не могу в ней разобраться. Если он задумал обыскать именно комнату Тамаё, значит, план дома ему хорошо знаком.

Татибана молчал, размышляя. Потом, глубоко и с шумом вздохнув, заявил решительно, словно стараясь убедить самого себя:

— Все это выяснится, как только мы его поймаем. Да, изловить его — вот лучший выход из положения. Поначалу, должен признаться, мы кое-что в расследовании упустили, полагая, что он живет в доме и разыгрывает две роли. Однако теперь-то нам известно, что все обстоит иначе. Уж теперь-то мы изловим его, очень скоро.

Однако дело пошло не совсем так, как наметил инспектор. Несмотря на все старания, полиции не удалось разнюхать, куда подевался репатриированный солдат. Зато очень скоро выяснилось, откуда он явился.

Немало людей видело, как человек, соответствующий описанию, сошел с поезда в Верхнем Насу вечером пятнадцатого ноября, то есть в день убийства Такэ. Скорее всего, он приехал из Токио, поскольку поезд был токийский. Больше того, несколько свидетелей видели, как он тащился по дороге из Верхнего Насу к Нижнему.

Эти факты вроде бы указывают на то, что ему что-то было нужно именно в Верхнем Насу, а не в Нижнем. В Нижнем Насу поезд тоже останавливается, так что он спокойно мог бы проехать еще одну остановку, чтобы попасть туда. Однако путь от Верхнего Насу до Нижнего он проделал пешком и остановился в гостинице «Касивая», и у него наверняка были причины, по которым он не остановился в Верхнем Насу.

Еще несколько человек заметили солдата после того, как он покинул гостиницу, и трое из них клялись, что видели его в горах за городом. Полицейские обшарили те места, но снова вернулись с пустыми руками. Наверное, покинув гостиницу, он весь день скрывался в горах и с наступлением ночи вернулся на виллу Инугами. Там он обшарил комнату Тамаё, оглушил Киё и сбежал. Однако где он скрывается, так и осталось неизвестно.

Словом, прошло пять дней, семь дней — полиция сбилась с ног в поисках, — и вот наступило двадцать пятое ноября, десятый день после убийства Такэ. В этот день произошло второе страшное убийство. И причиной его стала опять красавица Тамаё.

К двадцать пятому ноября горы над озером Насу уже приобрели зимний облик. День ото дня вершины хребта Хидо, вдали за озером, становились все белее, иной раз по утрам вода у берега подергивалась тонким ледком. Но выдавались и погожие дни, такие светлые и ласковые, какие, верно, бывают только в это время года, когда воздух, быть может, чересчур прохладен, зато солнце согревает человеческую душу.

В тот день Тамаё хотелось солнечного света, и она вышла покататься по озеру на своей гребной лодке. Разумеется, одна, ни слова не сказав даже Макаке, потому что после того случая с лодкой он наотрез отказывался отпускать ее на озеро. Несмотря на запрет, она все-таки улизнула, как ребенок, который тайком сбегает из дома, чтобы поиграть.

После того случая Тамаё чувствовала себя как крепость в осаде. День за днем она подвергалась артиллерийскому обстрелу со стороны подозрительных полицейских, а члены клана Инугами испепеляли ее взглядами ненависти, злобы и неистовой ревности. Она уже задыхалась в этом окружении.