— Нинон, вы меня пугаете!
— По правде говоря, этот Адонис с ледяным взглядом чрезвычайно привлекал меня. Доводилось слышать, что он невежественен в любви, но я нисколько не боюсь некоторой неопытности в чувствах, более того, мне нравится направлять и обучать. В общем, мне удалось затащить его в свой альков…
— И что?
— И ничего! Наверное, мне больше повезло бы со снеговиком, вылепленным во дворе и наделенным способностью не таять. В конце концов Филипп признался, что я его не возбуждаю, потому что он питает ко мне дружеские чувства. Наверное, чтобы заниматься любовью, ему необходимы ненависть и насилие.
— Это же безумие!
— Может быть, и так… но скорее всего, он просто слишком поздно родился. Если бы он появился на свет лет на пятьдесят раньше… Он странно волнует меня, потому что напоминает мне о моей молодости.
— О вашей молодости, Нинон? — воскликнула Анжелика, глядя на нежную, без единой морщинки, кожу куртизанки. — Да вы моложе меня!
— Нет, милая моя. Чтобы утешить некоторых людей, им говорят: ваше тело состарилось, но душа осталась молодой. Так вот, обо мне можно сказать обратное: тело осталось молодым — да благословенны за это боги! — но душа моя состарилась. Время моей молодости пришлось на конец правления предыдущего короля и начало царствования ныне здравствующего. В ту эпоху мужчины были совсем другими. Они постоянно сражались: гугеноты, шведы, мятеж Гастона Орлеанского… Молодые люди умели воевать, но не умели любить. Эти были громадные дикари в кружевных воротниках… Что же касается Филиппа… Знаете, на кого он похож? На красавца Сен-Мара[42], фаворита Людовика XIII. Бедный Сен-Map! Он влюбился в Марион Делорм[43], но король был настолько ревнив, что кардиналу Ришелье даже не пришлось потрудиться, чтобы навлечь на него немилость государя. Сен-Map сложил свою прекрасную златокудрую голову на плахе. В те времена было много трагических судеб!
— Нинон, не говорите со мной, как любящая бабушка. Это вам не к лицу.
— Вот уж нет! Мне действительно стоит взять тон заботливой бабушки, чтобы отчитать вас, Анжелика, так как я боюсь, что вы на неверном пути!.. Анжелика, красавица моя, неужели вы, познавшая великую любовь, собираетесь признаться мне, что влюбились в Филиппа? Он совершенно не подходит вам! Он разочарует вас больше, чем кого бы то ни было. Опомнитесь…
Анжелика гордо выпрямилась.
— Нинон, не будем больше говорить об этом, прошу вас. Я хочу выйти за Филиппа. Мне необходимо женить его на себе. Вы меня не поймете. Я не люблю его, это правда, но он меня привлекает. Он всегда меня привлекал. И я всегда думала, что в один прекрасный день он будет принадлежать мне. И точка…
Получив такого рода не самые приятные интимные сведения, Анжелика вернулась домой и обнаружила у себя в гостиной все того же загадочного Филиппа. Хотя он исправно посещал ее особняк, их отношения не претерпевали никаких изменений.
Анжелике пришло в голову, что, быть может, он приходит ради Мари-Аньес. Но и после того, как ее младшая сестра на страстную неделю уехала из Парижа в монастырь кармелиток Сен-Жак, маркиз дю Плесси по-прежнему часто бывал у нее. Однажды Анжелике передали слова кузена о том, что у госпожи Моренс самый вкусный росолис в Париже. Неужто он приходил только затем, чтобы выпить изысканного ликера? Анжелика сама готовила сладкую настойку на укропе, анисе, кориандре и ромашке.
Конечно, она по праву гордилась своими кулинарными талантами и не пренебрегала даже мелочью, чтобы очаровать Филиппа, но эта новость больно ранила ее. Значит, ни ее красота, ни ее беседы не привлекают Филиппа?
С наступлением первых весенних дней Анжелика совсем пала духом, а суровый пост только усилил ее уныние. Она до такой степени увлеклась тайной мечтой выйти замуж за Филиппа, что не находила в себе сил от нее отказаться. В самом деле, став маркизой дю Плесси-Бельер, она была бы представлена ко двору, получила бы возможность снова увидеть родные края, воссоединиться с семьей и даже управлять прекрасным белым замком, который так поразил ее воображение в юные годы.
В состоянии полного душевного разлада, когда надежда и уныние беспрестанно вытесняли друг друга в ее сердце, Анжелика загорелась желанием обратиться к Лавуазен за советом и с просьбой предсказать будущее. Неожиданным образом такую возможность предоставила ей госпожа Скаррон, когда однажды после полудня она постучалась в отель Ботрейи.
— Анжелика, я пришла за вами. Вы должны отправиться со мной, прошу вас. Эта сумасбродка Атенаис вбила себе в голову, что ей надо посоветоваться, право не знаю о чем, с проклятой ведьмой Катрин Лавуазен. Мне кажется, что будет нелишним, если мы с вами как две набожные женщины станем молиться, чтобы противостоять колдовству, которое, боюсь, падет на голову нашей беспечной подруги.
— Вы абсолютно правы, Франсуаза, — поспешила согласиться Анжелика.
Так, в сопровождении двух ангелов-хранителей, нетерпеливая и решительная Атенаис де Монтеспан пришла в логово колдуньи. Из зловещей старой лачуги, где в течение долгих лет карлик Баркароль встречал закутанных в плащи гостей, разбогатевшая провидица перебралась в роскошный дом в Тампле. Теперь к ней приходили, почти не таясь.
Колдунья принимала посетителей, сидя на некоем подобии трона и завернувшись в расшитую золотыми пчелами мантию. Однако в тот день Катрин Монвуазен, которую знакомство с высшим светом не отвратило от дурных наклонностей, была в стельку пьяна.
С самого порога приемной три дамы поняли, что им не удастся вытянуть из предсказательницы ни единого связного слова.
Но гадалка, оглядев вошедших мутным взглядом, неожиданно поднялась со своего трона, пошатываясь, подошла к перепуганной Франсуазе Скаррон и схватила ее за руку.
— Вот вы, — заговорила она, — да-да, вот вы! У вас очень необычная судьба. Я вижу Море, и затем Ночь, но ярче всего — Солнце. Ночь — это нищета. Мы все знаем, что это такое! Нет ничего чернее нищеты! Черная, как Ночь! А Солнце — это король. Так вот, красавица моя, вас полюбит сам король, и он даже женится на вас.
— Вы ошибаетесь! — воскликнула взбешенная Атенаис. — Это я пришла спрашивать у вас о любви короля. Вы все перепутали.
— Не сердитесь, дамочка, — заплетающимся языком возразила колдунья. — Я не настолько пьяна, чтобы спутать судьбы двух человек. У каждого своя судьба, не правда ли? Ну-ка, дайте мне руку. Вашу жизнь также озарит Солнце. Еще вижу Удачу. Да, король полюбит и вас тоже. Но все-таки на вас он не женится.
— Чума на эту пьяницу! — процедила Атенаис, в бешенстве отдергивая руку.
Но Лавуазен твердо решила оделить своим вниманием каждую гостью. Она схватила руку Анжелики, закатила глаза и покачала головой.
— Необычайная судьба! Ночь, но прежде всего — Огонь, Огонь правит вашей судьбой.
— Я бы хотела узнать, выйду ли я замуж за маркиза?
— Не могу сказать, будет это маркиз или нет, но я ясно вижу два брака. Вот здесь, эти две маленькие черточки. И шестеро детей…
— О Господи!..
— И еще любовные связи!.. Одна, две, три, четыре, пять…
— Не стоит, — запротестовала Анжелика, пытаясь высвободить руку.
— Да подождите вы!.. Этот удивительный Огонь. Он освещает всю вашу жизнь, до самого конца. Он настолько силен, что затмевает Солнце. Вас полюбит король, но вы… вы никогда не полюбите его, и все из-за этого Огня…
Даже в карете по дороге домой Атенаис никак не могла остыть.
— Эта женщина не стоит ни су из того, что ей платят. Я никогда не слышала столько глупостей сразу. Король полюбит вас!.. Король полюбит вас!.. Она всем говорит одно и то же!
Ошеломляющую новость Анжелика услышала от мадемуазель де Паражонк. Молодая женщина не была готова к такого рода известию, и ей потребовалось некоторое время, чтобы пробраться сквозь дебри иносказаний, которыми изъяснялась жеманница, и понять смысл сказанного. По своему обыкновению, мадемуазель явилась к ужину, возникнув из ночного тумана, как серая взъерошенная сова с пристальным и немигающим взглядом, некстати украшенная бесчисленными бантиками. Гостеприимная Анжелика усадила ее рядом с горящим камином и предложила печенье. Сначала Филонида долго и витиевато рассказывала о своей соседке мадам де Гоффрей, которая только что «ощутила последствие дозволенной любви», то есть после десяти месяцев замужества произвела на свет прелестного мальчика. Затем мадемуазель де Паражонк перешла к болезням «ее дорогих страдальцев». Анжелика подумала было, что собеседница рассказывает о каких-то престарелых родственниках, но оказалось, речь шла о ногах самой мадемуазель де Паражонк. «Дорогие страдальцы» обзавелись мозолями. И в заключение она произнесла особенно изысканную, но невероятно мудреную фразу. Глядя на дождь, барабанящий по мостовой, она сказала: «Низвергается третий элемент». Наконец, желая сообщить потрясающую новость, Филонида заговорила, как все нормальные люди:
