Акчура глянул на Исава, но тот сидел как восковой и участвовать в ползании по полу не собирался.

Губы Исава словно прятали улыбку – явление Титеевны его не сконфузило.

– Хорошо… – сказал Акчура, начиная с ненавистью, хотя и довольно аккуратно собирать листки обратно в пакет. – Наверху поговорим…

– А я, между прочим, тоже не дура – давно догадывалась, чем у вас дружба пахнет! – говорила Марина Титеевна, с презрением любуясь, как

Акчура ползает перед ней с пакетом.

– Все-то у вас, Марина Титеевна, чем-то пахнет! – огрызался снизу

Акчура. – Нос потому что суете везде…

– Сама я, что ли, в подвал этот нос сунула? Ты мой нос сюда сунул…

Я же как прислужка тут: полы помой, трусы-носки стирай, корми…

– Корми?! – Акчура даже приподнялся с пола. – А кто вас саму кормит, а?

– Пока был жив твой отец…

– Ноги поднимите! – оборвал ее Акчура, подбирая те самые листы, которые она пару минут назад пинала своими кроссовками (а он еще ей из Англии эти кроссовки вез, дурак).

Мачеха обиженно поднялась и отошла на убранное место. Исав улыбался.

– Чувствовала я, что у вас за дружба… а теперь коркой хлеба попрекают…

– Да идите вы с вашим хлебом! – буркнул Акчура.

Исав, наконец, не стерпел и задрожал от смеха.

– Дружба! – выпрямился в свои метр восемьдесят Акчура. – Да вы посмотрите на него – он же психический… он же смеется!

– Ты сам будто на Кашмирке не учился, – подколола мачеха.

Акчура, не отыскав подходящих слов для обороны, пнул принесенную сумку.

Сумка качнулась и рухнула – и из нее, как из испорченного рога изобилия, полетели, прыгая и стуча по полу, рыбные консервы, несколько яблок; рулон распечатанной туалетной бумаги, который тут же начал разматываться, как свиток…

То, что выпало последним, после всего этого салюта, произвело совершенно неожиданный эффект.

Две книги, обернутые в аккуратный целлофан.

Изданы они были со вкусом и роскошью, на первой значилось “Триумф

Заратустры”, на второй – “Autumn Tales”. Фамилия автора на обеих книгах была одна и та же.

– Что это?! – Акчура быстро поднял книги с пола и сжал их, не зная, что с ними делать дальше… Потом с ненавистью посмотрел на Марину

Титеевну и одновременно почти со страхом – на Исава; тот уже не смеялся, хотя уголки его тонких губ все еще закруглялись, словно не могли остыть от смеха. – Это же мои кни… то есть не мои… Марина

Тите-евна! – взвизгнул наконец Акчура.

– Ну, принесла, – ухмыльнулась мачеха, откинув с лица крашенную в кукольный цвет прядку. – Показать хотела, похвалиться.

– Чем хвалиться? – надвинулся на нее Акчура. – Я же вам!.. Я что, не говорил?!

– Тихо-тихо! – погрозила пальчиком Марина Титеевна.

Акчура стоял посредине убежища, то бессмысленно листая, то перетасовывая книги. Исав, как ни в чем не бывало, подкатил к себе пяткой одно из яблок, поднял, пожонглировал, зачавкал.

– Вы ему раньше уже мои… то есть, такие книги приносили? – наконец, начал прозревать Акчура.

– Приносила.

– И что… он говорил?

– Нра-авились, говорил. И издано хорошо, говорил, с качеством.

– М-гу, – кивнул Исав, упаковав в рот все оставшееся яблоко.

– …Так вот за что он мстил, а я-то думал…- пробормотал Акчура, потом снова надвинулся на мачеху, но уже с вернувшимся самообладанием. – Я повторяю… Почему вы таскали ему эти книги? Чем вы хотели хвалиться? Тем, что я издаю его книги под своим…

– Секу-ундочку! Это ж какие такие его книги? Вот эти, что ли? -

Марина Титеевна снова боднула кроссовкой недособранные листки. Потом вырвала из Акчуриных рук одну из книг и торжественно ею потрясла. -

Вот они, книги! Вот это книги, а не эти… бумажульки, каракульки, в руку взять тошно, тьфу… Кто все это по стопочкам рассортировывает, а странички проставляет, корректору денежки платит, а девкам-наборщицам из этого Дома Толерантности; а редактор, Бог ей здоровья, еще по-христиански берет за страницу; а издательскую жену по ресторанам выгуливать? а контракты, контракты все эти заключать!

– …И гонорары за все это получать, – ядовито улыбнулся Акчура и посмотрел на Исава, изучая, какое действие произведет на него эта откровенность.

Исав выплюнул огрызок и снова принял вид зрителя. Не слишком, правда, заинтересованного – зевнул.

Зато Марину Титеевну эти “гонорары” как-то нехорошо ужалили:

– Да не смеши наро-од! Еле концы сводим, даже на машину не скопили, и… и, между прочим, этого твоего извращенца на эти гонорары и содержим по полному люксу… И шпро-оты ему, и витамины (покосилась на огрызок)… и бюро интимных услуг!

Акчура побелел:

– То, что мы с Исавом были когда-то… это никого, слышишь! не должно касаться…

– А я и не тебя под этим “бюро” имела в виду – остынь.

Акчура застыл:

– А кто… ты кого-то приводила, говори… Кто бюро? ты, что ли, это бюро?!

– Ну, я бюро.

Акчура расхохотался:

– Я… я-то думал, что это я… я его предал, и мучился, как дурак, как последний дур-ррак! а он… он-то, оказывается и знал это все – молчал, и еще с ней… Господи, да когда же это у вас все случилось? ха-ха…

– А прошлый раз и случилось, когда он тут с рукописями своими… шалил, – усмехалась Марина Титеевна, беспокойно посматривая на

Исава. – Жалко его стало, не старик еще, ну и что, что графоман: что же его теперь от женщины совсем отлучать? Жалко стало… Да что ты все как помешенный смеешься?! – обиделась она, наконец.

Исав подошел к Акчуре:

– Это неправда.

Акчура замер на полусмехе; Марина Титеевны как будто обиделась еще больше…"

– Та-ак! – Акчура повернулся к Исаву. – Наша уважаемая Валаамова ослица, наконец, отверзла свои… Так что там у нас неправда?

– Я не прикасался к твоей… мачехе. Да, предлагала… Уже почти обняла. Я тоже в первый… момент – обнял. И отказал.

– Так… Ха! Так обнял или не прикасался? Только честно – спал с ней? Спал?!

Тут рассмеялась Марина Титеевна, мелким и колючим смехом (Акчура хорошо знал этот смех и что от него можно было ждать):

– А я, к вашим сведеньям, и не говорила сейчас, что прямо спала!

Жалела. Жалела, как дура… Эх-х! Чувствовала, что гомик, а пожалела…- бросила она Акчуре и, не останавливая смеха, втолкнула тряпку в ведро и собралась мыть полы.

Продолжить это полезное дело ей не удалось.

Акчура схватил ее за ворот и рванул к себе; увидев его безумные зрачки, Марина Титеевна прошипела:

– На мать руку поднял… На беззащитную, да?

– Ма-ать? Да вы путаете что-то, – Акчура все сильнее сжимал ее воротник. – Это вы отца в могилу отправили, беззащитная… Не смейте называться матерью, Ма-ри-на Титеевна!

– Отпусти… а кто вырастил… отпусти…

– Отпусти ее, Акчура.

Как всегда, слова Исава были неожиданными и с какой-то властью над

Акчурой. Он ослабил хватку – мачеха вырвалась и со всей силой хлестнула по лицу Акчуры тряпкой:

– Ну, пожалеешь… Уж я все твои секреты с книжками всем на чистую воду…

И, не договорив, бросилась к выходу.

Оттолкнув Исава, Акчура в два прыжка нагнал ее и, уже не растрачиваясь на сжимание горла, сбил ее на пол. Замелькали удары.

– Полиция… – всхлипнула Марина Титеевна, прежде чем на нее обрушилась темнота.

– А она здесь.

Акчура поднял голову. Над ним возвышался молодой участковый в форме американских ВВС.

– Ну, кто так убивает, – посетовал участковый, одной рукой поднимая с пола тело Марины Титеевны. – Ах, уважаемый человек в городе, а убить по-человечески не может… Так это надо дэлать, – участковый собрался показывать как.

– Не надо…

– А! Понимаю, помэнялись планы. Ну, тогда у вас с ней будет много возни, много… – вздохнул незнакомец, возвращая тело обратно на пол. – Я вообще-то здесь по другому делу. Ермак Тимофээвич конвертик передал.

В трясущихся руках Акчуры оказался запечатанный конверт.

– Ермак Тимофеевич, сам? Как… вы меня здесь нашли?

– А работочка такая: находить кого надо, где надо и когда надо…