— О, почему она не выпила яд? Не могу ко всему этому привыкнуть!

По-французски она говорила с акцентом, но бегло, поскольку развлекалась изучением иностранных языков, не желая предаваться умственной лени подобно прочим обитательницам гарема. Осман Ферраджи долго готовил эту христианку с холодным темпераментом северянки к роли своей ставленницы, пока Лейла Айша не отвоевала ее у него.

Ее светлые глаза вглядывались в лицо Анжелики.

— Он внушает вам ужас, правда?.. А ведь вы женщина несгибаемая, как сабля. Когда Лейла Айша на вас смотрит, она говорит, что у вас в глазах кинжалы… Черкешенка занимала место, которое Осман Ферраджи готовит для вас… А вы дрожите от ее мук?..

— Но в конце концов, что они с ней делают?

— О, воображение повелителя не иссякает в изобретении все более и более утонченных пыток. Знаете, как он казнил Нину Паратову, прекрасную московитку, которая дерзнула резко ему ответить? Отрезав ей груди крышкой сундука, на которую встали два палача! И она не единственная, кого он пытал… Поглядите на мои ноги. — Она подняла край покрывала. Ступни и щиколотки были покрыты розовыми вздувшимися шрамами от ужасных ожогов. — Меня вынуждали обратиться в мусульманство, окуная ноги в кипящее масло. Мне было только пятнадцать. Я уступила… и можно подумать, что мое сопротивление лишь подхлестнуло мою любовь. Я познала дивное наслаждение в его объятиях.

— Но разве он не чудовище?

— Ему необходимо причинять страдания, для него это род сладострастия… Ш-ш-ш! Лейла Айша на нас смотрит.

Огромная негритянка стояла на пороге двери.

— Вот единственная женщина, которую он любит, — прошептала Дэзи со смесью раздражения и восхищения. — Надо быть вместе с ней. Тогда с вами ничего страшного не случится… Но опасайтесь Верховного евнуха, этого льстивого и беспощадного тигра…

Анжелика убежала к себе, провожаемая взглядами обеих женщин. Тщетно Фатима и служанки предлагали ей сладости и кофе. Она без конца посылала их узнать, умерла ли уже Мариам. Но нет. Мулей Исмаил все не мог насытиться мучениями, и палачи пускались на всяческие ухищрения, чтобы продлить жизнь несчастной.

— Пусть гром небесный падет на этих демонов, — стонала Анжелика.

— Но ведь она тебе не дочь, даже не служанка, — удивлялись прислужницы.

Наконец она упала на диван, накрыла голову подушками, зажала уши руками и забылась. Когда она очнулась, стояла ночь. Луна заглядывала в затихший сераль. По галерее кто-то ходил. Наверное, подумала она, это Верховный евнух делает обход. Анжелика бросилась ему навстречу и закричала:

— Она умерла? Ради всего святого ответьте, ведь она умерла?

Осман Ферраджи с удивлением смотрел на ее заломленные руки, на лицо, искаженное страхом и тревогой.

— Да, она мертва. Она только что скончалась. Анжелика испустила вздох облегчения, похожий на рыдание.

— Из-за одного апельсина! Одного апельсина… Вот жребий, который вы мне уготовали, Осман Ферраджи. Вы хотели, чтобы я стала его фавориткой и он смог бы умертвить меня в страшных мучениях за малейший проступок.

— Нет, этого с тобой не может случиться. Я тебя уберегу.

— Вы не сможете совладать с этим тираном!

— Я могу многое… Почти все.

— Но почему же тогда вы не оберегли ее? Почему не защитили?

На лице Верховного евнуха изобразилось тягостное недоумение.

— Но… Она же совсем не интересна, Фирюза. У нее очень слабенький ум. Конечно, при прекрасном теле и природном любвеобилии, увы, уже извращенном. Именно этим она и привлекла к себе Мулея Исмаила. У него появилась даже несколько большая тяга к ней, чем подобает. Он сознавал это и из-за этого на нее негодовал. И гнев его оказался добрым советчиком. Сегодняшняя казнь освободила повелителя от унизительного для его чести наваждения… И оставила свободным место для тебя!..

Анжелика отступила к своему ложу, прижав к губам тыльную сторону дрожащей руки.

— Вы чудовище, — вполголоса проговорила она. — Вы мне отвратительны. — Она бросилась на кровать, содрогаясь от беззвучных рыданий.

Чуть позже пришла Фатима с чашкой успокоительного отвара. Его послал Верховный евнух. А вместе с лекарством она почерпнула на кухне множество занимательных подробностей о недавней пытке и горела желанием поделиться ими с хозяйкой. Но при первых же словах Анжелика отхлестала ее по щекам и пришла в такое возбуждение, что старухе стоило большого труда привести ее в чувство.

Она вслушивалась в ночь. Звуки внутри гарема затихали. Каждая из женщин должна была удалиться в свои покои. Днем женщины пользовались достаточной свободой: могли прогуливаться по садам, наносить друг другу визиты, но ночью каждая должна была оставаться у себя под надзором евнуха и черных служанок. И кто бы осмелился нарушить эти предписания? Ночью на свободу выпускалась пантера Альхади. Каждая женщина, осмелившаяся ускользнуть от своих стражей, рисковала столкнуться с хищником, натасканным бросаться на любую тень в женском одеянии.

Сколько юных прислужниц-мавританок, отправленных своими госпожами на кухню за каким-нибудь лакомством, были потом найдены с перегрызенным горлом! Поутру двое евнухов, воспитавших дикую кошку, пускались на ее поиски по всему дворцу. Поймав зверя, они трубили в рожок, что значило: «Альхади на цепи». Только тогда обитательницы вздыхали спокойно, и жизнь в гареме пробуждалась.

Только одну женщину пантера миловала: Лейлу Айшу, чародейку. Огромная негритянка не боялась ни хищников, ни султана, ни соперниц. Опасалась она лишь Османа Ферраджи. Напрасно она призывала колдунов, приготовлявших магические эликсиры для его погибели. Верховный евнух избегал их чар, ибо он сам владел наукой Невидимого.

Со своего балкона Анжелика смотрела на темное пламя теней, отбрасываемых кипарисами на светлые стены. Деревья росли в маленьком внутреннем дворике. Оттуда доносился их горьковатый запах, смешанный с ароматом и ропотом струящейся воды.

Теперь ограда этого двора очерчивает весь доступный ей мир! С другой стороны, там, где жизнь и свобода, стены были глухими. Это тюрьма. Она чуть ли не завидовала рабам, конечно, измученным голодом и работой, но имеющим возможность хоть ненадолго выходить из дворца. Впрочем, они ведь тоже натыкались на неприступные стены Мекнеса. Однако Анжелике казалось, что стоит ей выбраться из гаремного узилища, остальное не представит труда. Но надо найти сообщников снаружи. Чудо еще, что благодаря расчетливой снисходительности Верховного евнуха ей удалось дважды поговорить с Савари.

Тот мог устроить побег из города, но ей одной предстояло найти выход из гарема. Но пока ее изобретательный ум терялся перед столькими явными и скрытыми препятствиями. Сначала все представлялось доступным, но со временем трудность и жестокий риск побега становились все очевиднее.

Ночью — пантера. Ночью и днем — евнухи, неподвластные страстям, стоящие у каждой двери с копьем в руках или делающие обход с ятаганом наготове. Они и неподкупны, и беспощадны.

Затем — служанки. Анжелика задумалась. Старая Фатима ее очень любит и ей преданна. Но преданность не дойдет до того, чтобы помочь своей госпоже в деле, которое сама Фатима почитала глупостью. Однажды Анжелика попросила ее передать Савари записку. Старуха сопротивлялась, как могла: если ее поймают с запиской от султанской наложницы к рабу-христианину, то бросят в огонь, как вязанку гнилого хвороста, и это самое малое! Что касается раба, то трудно даже вообразить, что его ждет! Испугавшись за Савари, Анжелика не настаивала.

Но она не знала, что делать. Иногда, чтобы придать себе смелости, она вспоминала своих детей. Но Флоримон и Шарль-Анри так далеко, что мысль о них не помогала укрепить волю. Вряд ли она сумеет преодолеть столько препятствий, чтобы добраться до них.

Ей начинало казаться, что запах роз, изысканно-робкие переборы струн под рукой маленькой рабыни-мавританки, убаюкивающей свою хозяйку, — это чистые голоса самой ночи. К чему бороться! Завтра снова будет сладкий пирог с тонким кружевом корочек, под которыми укрыто жаркое из голубя, где легкая горечь перца перебивается корицей и сахаром… И ужасно хотелось чашечку кофе. Она знала, что достаточно хлопнуть в ладоши, как старая Фатима или помогавшая ей негритянка раздует угли в медной жаровне и вскипятит всегда налитый водой сверкающий чайник.