Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Они прошли под сводами ворот. Анжелика споткнулась обо что-то мягкое. Это было тело другого человека, которому Колен Патюрель вонзил нож в спину, когда ему нужно было проникнуть за последнюю ограду. Потом они почувствовали тошнотворный запах. Целая гора нечистот высилась на задворках. Анжелика вынуждена была взобраться на нее вслед за своим проводником. Он проворчал:

— Нет ничего лучше, чтобы замести следы… Запахи смешиваются, и если завтра они пустят собак…

Анжелика не спрашивала объяснений. Решив бежать, она заранее была согласна на все.

Колен Патюрель скользнул в илистый сточный канал, по которому спускали воду, чтобы смывать нечистоты. Это мало помогало, так что им было лучше не видеть того, что под ногами. Шлепая по грязи, одурманенные вонью, они с трудом, на ощупь пробирались вперед. Скользя, Анжелика цеплялась за лохмотья спутника, а он одним движением ставил ее на ноги. Когда он поднимал ее, ей казалось, что весит она не более соломинки. Она вспомнила, что о силе короля пленников рассказывали легенды. Женщины из гарема однажды видели, как он свернул шею дикому быку, против которого его выпустил с голыми руками Мулей Исмаил.

— Кажется, здесь, — прошептал он.

И метнулся в темноту. Анжелика осталась одна.

— Где вы? — закричала она.

— Наверху. Давайте руку.

Анжелика подняла руку. Ее схватили, она взлетела вверх и оказалась на суку большого дерева.

— Тоже неплохой способ заметать следы, а, малышка? Теперь внимание!

Затем последовал сложный трюк, в котором Анжелика играла роль громоздкого тюка, который поднимают, раскачивают и бросают через стену. Слегка ушибившись, она оказалась на куче свежей травы. Колен Патюрель спрыгнул рядом с ней.

— Ну что, крошка, цела?

— Цела. Где мы?

— В садах Родани.

— Это один из ваших сообщников?

— Нет, скорее наоборот. Но я знаю это место. Я строил дом Родани. Вон те огни, что виднеются сквозь листву, — это терраса. Если пройти через сады, то не надо пересекать весь город.

Анжелика почувствовала приступ тошноты от запаха, пропитавшего ее одежду. Они бесшумно проскользнули под ветвями оливковых деревьев, растущих вдоль задней стены.

Вдруг со стороны дома раздался звонкий лай собак. Колен Патюрель замер. Лай усиливался. Собаки волновались, почуяв чужаков. За деревьями не было видно, что делалось у дома, обитателей которого потревожил собачий лай, но огней явно прибавилось. Слуги зажгли факелы, перекликались по-арабски.

— Кажется, они устраивают облаву в саду, — прошептала Анжелика.

— Этого следовало ожидать.

— Так что же мы будем делать?

— Не бойтесь ничего, крошка.

В эту минуту Анжелика поняла, почему за двенадцать лет плена среди тысяч невольников разных племен и различного происхождения, наполнявших городскую каторгу, нормандец Колен Патюрель приобрел такое влияние. Один голос чего стоил! Спокойный, убедительный, с легкой хрипотцой, голос человека, не знающего сомнений и страха. Атлетическое сложение Колена Патюреля, его повадки и взгляд дополняли это впечатление мощи и совершенства. Такому не надо бороться с самим собой, он не будет дрожать и колебаться! Анжелика чувствовала: в этой широкой груди сердце всегда бьется ровно, кровь редко ускоряет свой бег. Такая исключительная уравновешенность, простой, мужественный ум — вот сила, способная противостоять самой смерти! Колен Патюрель был надежным, словно несокрушимая скала.

Однако положение было отчаянным. Слуги взяли двух черных ищеек, которые залаяли первыми. Под водительством хозяина дома они пустились прочесывать аллеи сада. Собаки тянули прямо к месту, где находились беглецы. Все отчетливее доносились приближающиеся голоса и даже треск горящих факелов. Сквозь густую листву уже можно было разглядеть их колеблющееся пламя и летящие искры.

— Мы погибли! — выдохнула Анжелика.

— Не бойтесь ничего, крошка. Закутайте лицо покрывалом и, чтобы ни случилось, молчите. Подчинитесь мне.

Он поднял ее на руки, осторожно и властно положил на мох. Его тело помешало ей увидеть резкий свет, озаривший глубину рощи, а ощущение, которое она испытала от прикосновения его мускулистой груди и бороды, щекочущей ей лицо, избавило от других волнений. Она казалась птицей в его узловатых руках, он бы мог придушить ее одним движением. Она задохнулась, откинула голову, чтобы набрать воздуху, и не смогла сдержать вырвавшийся стон.

Их окружили, обмениваясь восклицаниями по-арабски. Она слышала ругань хозяина, насмешки слуг. Хозяин дома стал пинать Колена Патюреля ногой. В ответ нормандец, приподнявшись, воскликнул по-французски:

— Ох, Жозеф Гайар, неужели ты не будешь снисходителен к бедным влюбленным? Господь свидетель, у меня нет десяти жен, как у тебя!

Родани, а это был не кто иной, как Жозеф Гайар, вероотступник-француз, служащий на военных складах, вышел из себя. В бешенстве он стал тыкать дерзкого пленника кулаком.

— Ах ты, распутник! Я отучу тебя блудить в моих садах! Когда же ты поплатишься за свое адское нахальство, Колен Патюрель? Ты забыл, что ты раб, ты…

— Я мужчина, как и все остальные, и француз, как ты сам! Да полно тебе…

— добродушно отвечал нормандец. — Ну-ну, приятель, не станешь же ты устраивать скандал из-за милашки, что подвернулась мне, несчастному рабу! Я ведь даже не знаю, какого цвета у нее кожа!

— Я завтра же пожалуюсь султану!

— Тебе нужно, чтобы тем, кто меня сторожит, отрубили головы? А мне султай всыпет не более двадцати палок. Мы с ним в ладу. Когда мне удается хорошо организовать работу, он уж знает, что нет для меня лучшей награды, чем послать ко мне одну из своих заброшенных мавританок. Мне ведь не пристало быть разборчивым. Или ты другого мнения?

— Но почему в моих садах? — завопил оскорбленный Родани.

— Травка тут мягкая, да и товарищи не будут завидовать.

Вероотступник пожал плечами.

— «Товарищи»! Так я тебе и поверил. Если среди этих некормленных, задавленных работой кляч кто и сохранил тягу к женщине, так только ты, жеребец этакий, чтоб тебе сдохнуть, единственный, кому нужно…

— Ну вот, друг, ты все и понял. Кюре из нашей деревни меня предупреждал, когда мне еще только сравнялось пятнадцать: «Колен, сын мой, волокитство погубит тебя…» А ты помнишь, как мы кутили в Кадиксе, во время остановки в порту, когда…

— Нет, не помню! — взревел вероотступник. — И желаю, чтоб ты убрался отсюда. В моих садах… Постой-постой! А как же ты сюда проник?

— Через заднюю дверку. Запор мне знаком, я сам его вставлял.

— Бандит! Завтра же заставлю сменить его!

Под градом палочных ударов Колена Патюреля и Анжелику погнали к дверке в глубине сада. Она была заперта, но слуги, раздосадованные происшествием, ставившим под сомнение их бдительность, не стали искать объяснения этому. Ее открыли. Обоих грубо вытолкали на темную улицу. Далее Колен Патюрель шел первым, она — чуть позади. Их путь проходил по замысловатому сплетению узеньких улочек, напомнивших Анжелике лабиринт, где она заблудилась в Алжире. Ее проводник пробирался по ним уверенно, но ей казалось, что этому лабиринту не будет конца.

— Когда же мы выйдем из города? — прошептала она.

— А мы не будем из него выходить.

Он остановился и постучал в какую-то дверь. Вскоре рядом с нею приотворилось окно, забранное решеткой, крашенной в красный цвет, и освещенное фонарем. После краткого разговора им открыли. Анжелика увидела мужчину в черном, с удлиненными бархатными глазами. Он был в ермолке.

— Это Кайан, зять старого Савари, — представил Колен Патюрель. — Мы в меллахе, еврейском квартале. Здесь безопасно.

Другие беглецы ждали в соседней комнате, озаренной диковинными венецианскими лампами с цветными стеклами. Их радужные блики подчеркивали малопривлекательный вид бледных, поросших щетиной лиц Пиччинино-венецианца, маркиза де Кермева, Франсиса-арлезианца, Жака д'Аррастеги, старого Колоэнса и Жан-Жана-парижанина. Все они сейчас казались Анжелике ничтожными отбросами рода человеческого. Она стояла, прислонившись к притолоке, пока Колен Патюрель рассказывал компаньонам о своей вылазке. Она слышала, как они прысхали от смеха, когда он описывал случай в саду Родани.

109
{"b":"10326","o":1}