Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Наконец Анжелика заметила, что кровотечение останавливается — щеки сестры слегка порозовели.

Большой Матье оставил Анжелике отвар, который больной надлежало пить каждый час, «дабы возместить потерю крови».

Напоследок лекарь сказал, что хотя бы несколько часов несчастную женщину не надо беспокоить.

* * *

После его ухода Анжелика присела у небольшого столика, где на специальной подставке стояло черное распятие, отбрасывающее на стену гигантскую тень. Некоторое время спустя вернулся Раймон и сел на противоположном конце стола.

— Я думаю, что рано утром ее можно будет перенести ко мне, — сказала Анжелика, — но придется подождать, пока она немного наберется сил.

— Что ж, подождем, — согласился Раймон.

Он задумчиво склонил голову. Его чеканный профиль не казался теперь таким изможденным, как прежде. Прямые черные волосы ниспадали на белый воротник сутаны. Он почти не изменился, разве что начал лысеть, отчего тонзура немного увеличилась.

— Раймон, как ты узнал, что я живу в отеле Ботрейи под именем госпожи Моренс?

Иезуит сделал неопределенный жест красивой белой рукой.

— Мне было нетрудно получить необходимые сведения. Я восхищаюсь тобой, Анжелика. То страшное событие, жертвой которого ты оказалась, теперь в прошлом.

— Но не так далеко, как хотелось бы, — с горечью возразила молодая женщина, — потому что я до сих пор не могу показаться в свете. Многие дворяне, менее родовитые, чем я, смотрят на меня как на выскочку, как на торговку шоколадом. Я не могу вернуться ко двору, не могу попасть в Версаль.

Раймон бросил на сестру проницательный взгляд. Он знал способы обойти светские условности.

— А почему бы тебе не выйти замуж за какого-нибудь дворянина с громкой фамилией? Недостатка в поклонниках ты не испытываешь, а твоя красота в придачу с состоянием могут соблазнить любого вельможу. Тогда ты опять обретешь имя и положение в обществе.

Внезапно Анжелика подумала о Филиппе и почувствовала, как краснеет от этой новой для нее мысли. Выйти замуж? За маркиза Плесси-Бельера?.. Это было бы чудесно…

— Раймон, отчего я не подумала об этом раньше?

— Наверное, просто до сих пор не можешь поверить в то, что ты — вдова, а значит — свободная женщина, — твердо заявил священник. — Сегодня у тебя есть все возможности для того, чтобы добиться высокого положения законным путем. Причем у замужества есть завидные преимущества, а я от всей души готов тебе помочь.

— Спасибо, Раймон. Это было бы чудесно, — мечтательно повторила Анжелика. — Я вернулась издалека, Раймон, ты даже не можешь себе представить, из какой бездны. Из всей нашей семьи я одна пала так низко. Впрочем, никто из нас не может похвастаться, что его судьба сложилась блестящим образом. Почему нам так не везет?

— Благодарю за это «нам», — ответил ее собеседник, сдержанно улыбнувшись.

— О! Я не считаю, что стать иезуитом — особое везение. Вспомни, наш отец не был в восторге от твоего выбора. Он предпочел бы видеть тебя на солидной и прибыльной церковной должности. Жослен пропал, сбежал в Америку. Дени — единственный военный из всей семьи, снискал репутацию сорвиголовы и шулера, а что может быть хуже? Гонтран? Давай не будем о нем говорить. Он пошел на то, чтобы утратить связи со своей средой ради удовольствия пачкать холсты, словно ремесленник. Альбер — паж у маршала Рошана. Он ублажает шевалье, если только не попал еще в сети упитанной маршальской жены. Мари-Аньес…

Анжелика замолчала, прислушиваясь к едва слышному дыханию, доносившемуся из алькова, и продолжила чуть тише:

— Надо сказать, я совсем не знаю ее. Пюльшери всегда сетовала на ее легкомыслие. Полагаю, при дворе она сменила немало любовников. Ты знаешь, кто отец этого ребенка?

— Думаю, что этого не знает и сама Мари-Аньес, — достаточно резко ответил иезуит. — Но я позвал тебя еще и для того, чтобы выяснить: это выкидыш или тайные роды. Содрогаюсь при мысли, что она могла оставить маленькое живое существо в руках этой ужасной Катрин Монвуазен.

— Она обратилась к Лавуазен?

— Думаю, да. В бреду Мари-Аньес повторяла ее имя.

— И кто только к ней не обращается? — пожала плечами Анжелика. — Недавно у нее побывал даже герцог Вандомский, правда, переодевшись савояром. Он надеялся вытянуть из колдуньи какие-то сведения про сокровища, которые якобы спрятал господин де Тюренн. Месье, брат короля, приказал привезти колдунью в Сен-Клу, чтобы она показала ему самого дьявола. Не знаю, получилось ли у нее, но Месье заплатил ей столько, как будто он действительно видел владыку ада. Прорицательница, «поставщица ангелов»[40], продавщица ядов… У нее много талантов.

Раймон без тени улыбки выслушал рассказ сестры, потом прикрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Анжелика, сестра моя, я в ужасе, — медленно проговорил он. — Век, в котором мы живем, стал свидетелем таких постыдных обычаев, таких бесчеловечных преступлений, что времена грядущие содрогнутся, услышав о них. Только за этот год несколько сотен женщин рассказали мне на исповеди, что избавились от плода в своем чреве. И это еще пустяки, неизбежный результат распущенности нравов и многочисленных супружеских измен. Но около половины кающихся грешников признались, что отравили одного из членов своей семьи, пытались устранить ту или иную нежелательную особу, обращаясь к черной магии и дьявольским обрядам. Неужели мы еще такие варвары? Расшатывая устои Веры, опускаясь до святотатства, мы обнаруживаем порочную суть нашей природы. Существует страшная пропасть между законами и поступками. И задача Церкви указать истинный путь в этом хаосе…

Анжелика с удивлением слушала откровения влиятельного иезуита.

— Почему ты говоришь все это именно мне, Раймон? А если я тоже из тех женщин, которые…

Взгляд монаха остановился на сестре. Казалось, некоторое время он изучал ее, а затем покачал головой.

— Ты — как алмаз, — сказал он. — Твердый, благородный, неуступчивый кристалл… но простой и прозрачный. Не знаю, какие ошибки ты совершила за те годы, пока мы все считали тебя пропавшей без вести, но я убежден, что, если ты их и совершила, то лишь потому, что не могла действовать иначе. Ты похожа на бесхитростных бедняков, Анжелика, — грешишь, сама того не понимая. В отличие от богатых и знатных…

Детская, наивная радость переполнила душу Анжелики, когда она услышала эти удивительные слова, прозвучавшие, как глас Милосердия, как прощение, ниспосланное Свыше. Ночь дышала покоем. Аромат ладана, окутывавший келью, тень креста, реявшая меж ними и охранявшая изголовье сестры, попавшей в беду, — впервые за много лет Анжелика почувствовала благодать и умиротворение.

Неожиданно для себя самой Анжелика опустилась на колени.

— Раймон, не мог бы ты меня исповедать?

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Прекрасный кузен

Глава 17

Сестра и подруга предостерегают Анжелику от увлечения Филиппом. — Загадочные предсказания пьяной колдуньи. — Старая сплетница принесла неприятную весть

ПЕРВЫЕ месяцы, прожитые в отеле Ботрейи, который олицетворял собой еще один шаг вверх по социальной лестнице, были проникнуты духом обновления.

Мари-Аньес сумела разбить кольцо одиночества, окружавшее шоколадницу госпожу Моренс. Анжелика была рада, что смогла удобно устроить сестру под своим кровом.

С присутствием Мари-Аньес в дом потянулись вереницы гостей, так что особняк беззаботно и весело включился в светскую жизнь, для которой он и был предназначен.

Но к самой Мари-Аньес ее былое жизнелюбие так и не вернулось. По-прежнему печальная и подавленная, она словно забыла свой хрустальный смех, который очаровывал весь королевский двор, и проявляла лишь дурные стороны характера: требовательность и импульсивность. Поначалу она даже не удосужилась выразить старшей сестре хоть малейшую признательность за ее доброту. Как только Мари-Аньес набралась сил, Анжелика по первому же поводу влепила ей звонкую пощечину. Вот тогда она заявила, что Анжелика — единственная женщина, с которой они смогут поладить. Вновь став ласковой и нежной сестренкой, Мари-Аньес долгими зимними вечерами устраивалась поудобнее рядом с Анжеликой, и они засиживались у огня, играя на мандолине или вышивая. Обсуждая общих знакомых, сестры, остроумные и колкие на язык, иногда до упаду хохотали над удачными шутками.

вернуться

40

Поставщица, фабрикантша ангелов — так называли во Франции женщин, которые делали запрещенные церковью аборты.

43
{"b":"10321","o":1}