Тем не менее большинство населения в округе были уроженцами Юга. Фермеры и владельцы ранчо были настроены в пользу рабовладения. Либерально настроенные немецкие поселенцы Фредериксбурга были в меньшинстве.

Друзья Эльке один за другим отказались от воскресных поездок по округе. Отто умолял ее сделать то же самое.

– Liebchen, – говорил он, – этих людей ты изменить не сможешь. Так зачем подвергать себя ненужному риску?

– А где риск? Я не вижу никакого риска, – отвечала она. – Ты слышал, доктор говорил, что ничего страшного не будет, если я раз в неделю совершу небольшую прогулку в кабриолете.

– Да не о поездках я говорю. Ты слышала, как спорят наши клиенты? Ты видишь, на чьей они стороне? Эти листовки многим могут не понравиться.

– А я все не перестаю думать, как бы я себя чувствовала, если бы была черной. Понимаешь, беременной, но черной. Нет, Отто, я не смогу жить спокойно, если не буду делать все от меня зависящее для того, чтобы каждое дитя, белое или черное, росло свободным.

И хотя слова Эльке приводили его в отчаяние, но никогда Отто не любил ее больше, чем в эти минуты.

– Ну хорошо, если это для тебя так важно, я тоже буду ездить вместе с тобой, чтобы быть уверенным в твоей безопасности, – ответил он, напуская на себя бравый вид, хотя сам в это время умирал от страха.

Вот уже несколько недель, как он ездит по воскресеньям с ней по округе, мобилизуя для этого каждый грамм храбрости, который был в состоянии выработать его организм. Слава Богу, Эльке была сейчас довольно рассеянной и не замечала, чего это стоит ему.

Отто постоянно казалось, что за ними кто-то следит. Он жил в постоянном страхе, что этот кто-то притаился сейчас за вон той скалой. Вот он внезапно выскакивает, и… Бог знает, что тогда.

Но в этих страхах Эльке он не признавался. Он и так уже сказал ей больше, чем нужно.

В это утро он молился в церкви, чтобы Господь ниспослал ему мужества. Но Он еще его не услышал. Колени Отто были совсем слабые, когда он следовал за Эльке вниз по лестнице и потом обходил булочную до того места, где оставил лошадь и кабриолет.

– Сегодня чудесный денек, как раз для поездки, – сказала она, взбираясь с его помощью на сиденье.

– Да, денек хороший, – согласился Отто, вглядываясь в августовское небо и выискивая в нем хоть какие-нибудь признаки приближающейся грозы, а лучше всего урагана.

А потом они поехали, и Эльке, беззаботно улыбаясь, смотрела прямо перед собой, в то время как Отто, полумертвый от страха, вцепившись в вожжи, правил кабриолетом.

«Но все равно я всегда буду рядом с этой храброй женщиной и моим ребенком в ее чреве, даже если это меня убьет».

Патрик завязал шелковый галстук и протянул руки, чтобы Джона, старый слуга их семьи, помог ему влезть в новую черную визитку.

– Вы выглядите прекрасно! – воскликнул Джона, и его черное лицо расплылось в белозубой улыбке. – Сегодня все леди будут ваши, сэр.

«Все не все, но уж одна леди это точно», – подумал Патрик, усмехнувшись.

Патрик и оглянуться не успел, как они с Шарлоттой стали парой. Все как будто сговорились, чтобы их свести. После того первого ужина она появлялась везде, где бывал он, от охоты на лис до балов.

– Я вам больше не нужен, сэр? – спросил Джона.

– Нет, спасибо за помощь, – ответил Патрик, кивком отпуская старого слугу.

Он подождал, пока Джона уйдет, а затем посмотрелся последний раз в зеркало, которое висело в золоченой раме в простенке у кровати. На него смотрел элегантно одетый мужчина, совсем не похожий на того, кто в тяжелых кожаных штанах и пропитанной потом рубашке объезжал ранчо.

Патрик уже начал привыкать к этой одежде. А над его новым костюмом портной старался так, как будто решался вопрос жизни и смерти.

Патрик спустился в холл и, заметив одобрение в глазах матери, понял, что усилия портного не пропали даром.

– Вот таким же красивым был отец в твоем возрасте, – сказала она, беря его за обе руки.

– Ну, мама, – проговорил он, чувствуя непонятный дискомфорт.

Они проследовали на веранду, чтобы там подождать, когда подадут экипаж, который отвезет его к Деверю.

Патрик, несомненно, хотел повидаться с родителями, но постоянная опека мамы постепенно начала его утомлять. Она обращалась с ним так, как будто он никуда и не уезжал.

– Не понимаю, что это значит «Ну, мама»? – сказала Элизабет, поправляя его галстук. – А кроме того, я не единственная, кто считает тебя красивым. Мать Шарлотты сказала мне, что ее дорогая дочь чуть не падает в обморок каждый раз, когда тебя видит.

– Тогда у нее под рукой всегда должна быть нюхательная соль, потому что мы с Шарлоттой видимся чуть ли не каждый день.

– Ты произнес это таким тоном, как будто она тебе уже надоела. Так вот, я даже слышать не желаю ни о чем подобном. На всем Юге нет более прелестной девушки. Любой мужчина будет у ее ног, стоит ей только шевельнуть мизинцем. Советую не забывать об этом.

Патрик по опыту знал, что с матерью лучше не спорить. Эта хрупкая леди с бархатной южной речью обладала железной волей. И все же его не переставало удивлять, почему Шарлотта положила глаз именно на него. Среди претендентов на ее руку были гораздо более привлекательные мужчины.

И самое главное, он так до сих пор и не мог разобраться в своих чувствах к ней. И это его волновало.

Здравый смысл подсказывал ему, что более желанной женщины он не найдет, даже если проедет вдоль всей Миссисипи. Женственности, очарования, шарма, грации – всего этого в Шарлотте было в избытке. Она родилась и воспитывалась в богатой семье, в ее обществе он получал наслаждение…

«Тогда что же мне мешает попросить ее руки?» – уже в который раз спрашивал он себя.

«Потому что ты любишь Эльке», – тихо прошептал ему в ответ внутренний голос.

В те редкие вечера, что Патрик проводил дома, он писал ей письма, десятки писем – вежливые, в которых просто осведомлялся о ее здоровье и всем прочем, и откровенные, где признавался в своих истинных чувствах. Он писал эти письма и тут же сжигал. Если бы Эльке хотела, чтобы он ей написал, она бы сама написала, хотя бы поблагодарила за присланные журналы.

– Ты меня слышишь, сынок? – Голос матери возвратил его к действительности.

– Извини, что ты сказала, мама?

– Мне кажется, твои мысли сейчас где-то за тысячу миль отсюда.

«Не тысячу, – подумал он, – а много ближе. Всего лишь во Фредериксбурге».

– Я просто просила тебя передать привет Деверю.

– Ну, разумеется, мама. Я только удивляюсь, почему вы с папой не едете на этот ужин?

Элизабет взяла его за подбородок, как когда-то в детстве. Только теперь для этого ей пришлось стать на цыпочки.

– Твой отец, между прочим, говорит то же самое. Иногда вы, мужчины, бываете такими бестолковыми. Мы не идем на этот ужин, потому что не хотим мешать вам с Шарлоттой. Уверена, вам есть о чем поговорить. Я полагаю, ее родители не будут возражать, если вы после ужина немного прогуляетесь по саду.

– И все же зачем это все, мама?

– Господи, глупый мальчик. Ее мать, Гортензия Деверю, и я уже давно мечтаем породниться. – Мать ласково улыбнулась. – Ну, теперь понял зачем? Затем, что мы надеемся на вашу свадьбу.

К счастью, прибытие экипажа положило конец этому щекотливому разговору. Садясь в экипаж, Патрик чувствовал, что ситуация выходит из-под контроля.

Гортензия Деверю смотрела на дочь с хмурым беспокойством.

– Ты уверена, что правильно поступаешь?

– Уверена, – решительно кивнула Шарлотта. Очаровательная в своем пеньюаре, она сидела в кресле, пока горничная Элла Мэй укладывала ей волосы.

Стоило хотя бы немного пообщаться с ее матерью, даже просто посмотреть на нее, и становилось ясно, откуда это все у Шарлотты, кто ее направляет. Шарлотта была последним ребенком Гортензии, ну и, разумеется, самым любимым. К тому же они и внешне были очень похожи.

– Посидите спокойно, мисс Шарлотта, – проворчала Элла Мэй. – Как же я могу уложить ваши волосы, когда вы все время дергаетесь?