Настоящая красавица южанка. А вышколена как – просто на редкость! Облачена она была в полный вечерний наряд, что включало глубокое декольте, юбку с кринолином и прочее. Так вот, когда мисс Деверю усаживалась за стол, она ухитрилась проделать это так, что не звякнул ни один бокал. Это было изящество пчелы, садящейся на цветок. А дальше началось самое интересное: одарив его лучезарной улыбкой, которая углубила ямочки на щеках и обнажила аккуратные белые зубки, она начала обмахиваться веером со сноровкой искушенной соблазнительницы.

Если бы вырез ее бархатного платья был на полдюйма ниже, он увидел бы ее соски. Эта мысль приятно кольнула, и Патрик улыбнулся.

– Сэр, что вы нашли забавного?

– Поверьте, дорогая мисс Деверю, я улыбнулся просто так, без всякой причины.

– Да нет же, мистер Прайд, причина наверняка есть, и я хочу ее знать, – капризно проговорила она. – Я вообще хочу знать о вас все, до самой малейшей детали.

Такой оборот дела его слегка озадачил. Это ведь все равно, как если бы она попросила его сейчас расстегнуть штаны, чтобы посмотреть, какого цвета у него нижнее белье. Низкий тембр голоса делал ее речь неожиданно эротичной. Ей едва семнадцать, но, без всяких сомнений, перед ним была созревшая женщина.

– То есть вы хотите, чтобы я выдал вам все свои секреты?

– Ну все не обязательно, хотя бы несколько.

«Как бы она отреагировала, если бы я сейчас признался, что люблю замужнюю женщину?» – вдруг подумал Патрик и сам удивился своей мысли.

Но Шарлотта неожиданно рассмеялась возбуждающим чувственным смехом, и образ Эльке слегка потускнел, а потом и вовсе растаял.

Шарлотта наклонилась к Патрику и посмотрела ему в глаза.

– Ведь вы меня не помните?

– Боюсь, что нет. Я не был дома двенадцать лет. Скорее всего когда я уезжал, вы были еще в колыбельке.

– Ну, не совсем так. Мне было семь лет. – Она взмахнула ресницами, продемонстрировав во всем великолепии их темную опушку. – А я вот вас не забыла. Вы приходили попрощаться с моими родителями, когда отправлялись на войну, и ваш военный мундир меня покорил. А золотые галуны на эполетах… они просто свели меня с ума! Я стала просить их у вас и устроила истерику, когда вы отказались расстаться с ними.

Так значит, это была Шарлотта Деверю. Вот эта самая. Выходит, ей сейчас не семнадцать, а почти двадцать.

Он пытался узнать в этой соблазнительной молодой женщине ту полнощекую круглолицую капризную девчонку. Тогда родители хотели силой увести ее из гостиной, но ничего не получалось. Вот уж поистине гадкий утенок превратился в прекрасного лебедя!

– Я помню, какой шум вы тогда подняли, – произнес Патрик, понизив голос, чтобы могла слышать только она. – Вы по-прежнему такая?

Ее щеки пикантно вспыхнули.

– Придется немного подождать, мистер Прайд, и вы увидите.

За годы, проведенные в Техасе, Патрик почти забыл, что существуют такие вещи, как изысканная кухня, тонкие вина и милые соседки за столом. Теперь он наверстывал упущенное.

Рыба помпано была потрясающе вкусна, французское белое ей не уступало. Но он едва отведал их, ибо его вниманием, всем без остатка, завладела очаровательная Шарлотта Деверю.

По правилам этикета мужчина должен оказывать знаки внимания в равной степени даме слева и даме справа, но Патрик пренебрег сегодня правилами хорошего тона. Престарелой миссис Кантевел пришлось заботиться о себе самой, потому что Патрик был весь во власти Шарлотты.

Она была в чудесном настроении, мило оживлена, в ее прелестной головке, казалось, не было ни единой серьезной мысли – определенный плюс, с его точки зрения. Он устал от всех этих бесконечных разговоров о надвигающейся войне, споров об отмене рабства, предположений о президентской кампании. С тех пор как съезд республиканцев выдвинул Авраама Линкольна кандидатом в президенты, везде только об этом и говорили.

Но у его очаровательной соседки был несомненный талант. Она заставила его забыть обо всем этом. Она даже заставила его забыть Эльке.

К тому времени, как подали десерт, они уже называли друг друга по имени.

– Я наблюдаю за вашими родителями, Патрик, и вижу, что они очень рады вашему возвращению. Они просто счастливы, – проговорила Шарлотта и грациозно кивнула в ту сторону, где сидели супруги Прайд. – Но, наверное, не счастливее меня. Я догадываюсь, что вы сейчас думаете: моя смелость граничит с нахальством. Но что можно поделать, если вы самый симпатичный мужчина в Натчезе и к тому же герой, как я слышала.

– Ну насчет героя это вы уж слишком. Я убежден, что большинство мужчин, которых считают героями, по несчастью оказались в определенное время в неприятной ситуации и просто сделали все, что в их силах, чтобы спасти свою жизнь.

– А шрам этот вы тоже получили, спасая свою жизнь? – Шарлотта закрыла свой веер и сделала попытку коснуться шрама на его щеке. И проделала она это так непринужденно, как будто они были знакомы уже сто лет. – Вы слишком скромны. Мой отец рассказывал, что правительство наградило вас за подвиги большим наделом земли.

– Десять тысяч акров, – ответил Патрик, не скрывая гордости.

Патрик вспомнил сцену в конторе отца перед его уходом на войну. Он ее никогда не забудет.

– Ты совершаешь трагическую, ужасную ошибку, – объявил Ламар Прайд, и печать недовольства омрачила его лицо патриция. – Если бы я знал, что ты вздумаешь отправиться на эту бессмысленную бойню, я бы никогда не заплатил за твое обучение в колледже.

– Мне очень неприятно слышать это, отец, – ответил Патрик. – Я знаю, ты надеялся, что я последую по твоим стопам и стану юристом. Но я давно понял, что это не для меня. Не могу представить себя вот так всю жизнь просидевшим в одной конторе, в одном кресле. И потом, кто-то ведь должен воевать за нашу страну.

– Пусть этим кем-то будет кто угодно, только не мой сын. И пожалуйста, не пытайся выдавать свою юношескую жажду приключений за патриотизм. Ты очень восторженный, Патрик. – Ламар разочарованно посмотрел на сына. – Боюсь, ты никогда ничего не добьешься».

И вот теперь, спустя двенадцать лет, приятно было сознавать, что ничего не сбылось из того, что предсказывал его отец. Совсем наоборот.

А широко раскрытые глаза Шарлотты при упоминании о десяти тысячах акров земли это ощущение еще больше усилили.

– Но ведь это же огромная плантация, – выдохнула она. – У вас, должно быть, работают сотни рабов.

– Это не плантация, Шарлотта. Это ранчо. И у меня нет рабов. Там работают всего двадцать человек – ковбоев.

– А что это значит ков бой? – Она произнесла это, как два разных слова. – Я никогда не слышала прежде такого выражения.

– Так в Техасе называют людей, которые работают со скотом. Понимаете, я не имею рабов, потому что не выращиваю хлопок. Я развожу коров породы лонгхорн.

– Ой, как интересно! Какой вы умелый и ловкий! А мне так надоело слышать эти постоянные разговоры о рабстве и аболиционизме и о том, что мы не можем обойтись на наших хлопковых полях без черных. Замечательно, в первый раз за много месяцев я провожу время за ужином без скучных и утомительных дискуссий на эту тему. Теперь расскажите мне об этом вашем, как вы его назвали, ранчо.

«Слава Богу, – подумал Патрик, – эта женщина не интересуется политикой». Он вспомнил последний спор с Эльке перед отъездом.

Судя по всему, Шарлотта была полной противоположностью Эльке.

– Я не против рассказать вам о моем ПП, буду даже рад. Боюсь только, что это скучно.

– Да что вы, разве мне может быть с вами скучно! – Она произнесла это со своим очаровательным южным выговором. Голос ее напоминал мед, густой ароматный мед. – А что означают буквы ПП?

– Согласен, название не очень оригинальное. Это просто мои инициалы. Буквами ПП я клеймлю свой скот. А вообще-то мои немецкие друзья во Фредериксбурге называют между собой это ранчо «Страсть Прайда».

Ее глаза вспыхнули, засверкали, заискрились ярче, чем драгоценности вокруг шеи и в ушах.