Литмир - Электронная Библиотека
A
A

V

Брачный контракт Анрио и Алисы был подписан в большой гостиной замка Комбо. Император, согласно своему обещанию, присутствовал на этой церемонии, прибыв к Лефеврам в сопровождении Дюрока и еще нескольких офицеров свиты.

Алиса, восхитительная в белом туалете, сияла счастьем. Анрио, счастливый не меньше ее, отрывал взоры от своей юной подруги лишь с тем, чтобы бросить взгляд, полный глубокой благодарности, на маршала Лефевра и герцогиню Данцигскую; свежие и добрые лица этой почтенной четы выражали удовольствие при виде состоявшегося наконец союза двоих детей, которые выросли вместе и сон которых баюкала пушечная пальба. Радость жениха усиливалась еще более производством в полковники стрелкового полка. Этот приказ был свадебным подарком императора.

После церемонии хозяева замка повели молодых обрученных и некоторых избранных гостей в парк; там начались увеселения и народные праздники, которым предстояло продолжаться несколько дней.

За одним из столов, накрытых перед замком на лужайке, где уже сидели и угощались крестьяне, ораторствовал сухопарый, долговязый мужчина, на голову выше всех остальных пирующих, окруженный множеством любопытных голов, склоненных ушей, разинутых ртов. На нем было длинное синее пальто с металлическими пуговицами, аккуратно застегнутое, а на голове треуголка, надетая набекрень. В петлице у него алела красная ленточка. К пуговице пальто была прицеплена большая и толстая трость на кожаном ремешке. Порой он поднимался из-за стола, отцеплял трость и ловко вертел ею вокруг себя, сопровождая это упражнение тремя или четырьмя возгласами: «Да здравствует император! Да здравствует маршал! Да здравствует герцогиня!» Затем, довольный, успокоившийся, великан опять вешал трость на пуговицу, снова садился на свое место за столом и принимался пить, есть и разглагольствовать, служа предметом восхищения для всего люда, составлявшего как бы его двор.

Один из гостей осмелился обратиться к нему с вопросом.

– Итак, значит, господин ла Виолетт, – сказал крестьянин, с изумлением разглядывая одного из героев великой армии, – вы разговаривали там с императором?

– Вот как сейчас с тобой, простофиля! – ответил ла Виолетт, ставший теперь управляющим имением Лефевра.

– А что сказал вам государь, господин ла Виолетт?

– А вот… однажды… он нашел меня в одном месте, где было страх как жарко, несмотря на зимнюю пору. Это было пятнадцатого ноября тысяча семьсот девяносто шестого года; в то время я был моложе пятнадцатью годами, ребята!

– А вы были тогда таким же высоким, господин ла Виолетт?

– Немного повыше, новичок! В то время мы застряли в болотах около Вероны, в Италии. Австрийцы окружали нас; им хотелось, чтобы мы угостили своей кровью болотных пиявок. Альвинзи, австриец, ожидал только подкрепления в сорок тысяч человек, чтобы напасть на нас. Ну и что же сделал тогда генерал?

– Наполеон? Не так ли?

– Да, генерал Бонапарт, сделавшийся нашим императором. Генерал сказал нам тогда: «Ребята, численность не на нашей стороне, надо прибегнуть к хитрости. Все эти болота перерезаны шоссейными дорогами, где колонна энергичных людей может оказать сопротивление и пройти. Неприятель, гораздо более сильный, чем мы, теряет преимущество в численности и будет вынужден сжаться вместо того, чтобы развернуть свои батальоны. Вступим на эти скверные дороги. Видите вон ту деревню? Она называется Арколе, Я хочу там позавтракать. Вперед, ребята!» И мы двинулись…

– Арколе? Никак, там был мост? – спросил один из соседей ла Виолетта.

– Да, знаменитый! Его защищали сорок орудий, не считая стрелков, кавалерии, резерва. Одним словом, сунувшись туда, мы были встречены адским огнем. Самые стойкие начали колебаться, ружейная пальба и картечь осыпали мост градом пуль. Не было никакой возможности двинуться вперед! Ужасное и странное зрелище представлял этот пустой, окруженный рвами мост, по которому никто не решался пройти. Ожеро не знал, что делать, чтобы увлечь за собой войска. Вдруг в начале моста послышался громкий гул голосов. Туда приближался генерал Бонапарт. Он тотчас спросил, в чем дело, увидел собственными глазами опасность, колебание солдат, потерю инициативы. Тогда он слез с коня и крикнул: «Знамя! Подать мне знамя!» Ему принесли знамя тридцать второй полубригады. Он поднес к губам священную ткань, потом, схватив штандарт за древко, бросился к мосту, крича: «Вперед!» За ним мы повалили гурьбой, кое-как. Без строя, опьяненные, яростные, слепые и безумные, мы шли! Люди бежали по мосту, осыпаемые дождем пуль. Знамя, развевавшееся над головой Наполеона, казалось парусом корабля, который треплет буря. Ланн, Бон, Мюирон опередили генерала, пытаясь прикрыть его своим телом. Мюирон, его адъютант, упал, сраженный предназначенной для него пулей. Тут я кинулся вперед… – Ла Виолетт сделал передышку. Он точно припоминал подробности и подыскивал ускользавшее от него слово. Наконец он продолжал: – Ах, вот как было дело! Когда Мюирон упал, Ланн кинулся к Бонапарту справа, чтобы прикрыть его своей грудью от ружейного огня, направленного с левой стороны моста. Оттуда генерал не был защищен. Я с моими барабанщиками, бешеными ребятами, мальчишками восемнадцати лет, находился все время в первом ряду… Иногда еще ближе к неприятелю… и – честное слово! – чтобы поддержать генерала, я приказывал барабанить во всю мочь. Увидев, что Мюирон упал, я бросился к генералу и выпрямился. За моей спиной он был под прикрытием… преимущество роста… вы понимаете?… Вот тут генерал и обратился ко мне…

Подобно актеру, который замедляет свою речь для вящего эффекта, ла Виолетт остановился, обводя слушателей властным взором.

Все напряженно ждали продолжения.

– Итак, – продолжал бравый тамбурмажор, – великий человек сказал мне среди грохота: «Дуралей!» Да, помнится, что он назвал меня дуралеем, хотя трудно было расслышать хорошенько из-за проклятой пальбы. – «Наклонись же, ведь тебя убьют!» Тут я ответил ему, отдавая честь, как полагается перед начальством: «Ваше превосходительство, я для этого и стою здесь. Если меня убьют, атаку будут бить по-прежнему; но если падете вы, кто же без вас поколотит австрийцев?»

– Это было отлично сказано! А что же ответил генерал?

– Ничего. Некогда было. Жестокий артиллерийский залп сбросил нас всех в болото, разрушив часть моста. Вот-то мы побарахтались в иле, ребятушки! Но не беда! Я по-прежнему заставлял моих малышей-барабанщиков бить атаку, а генерал как ни в чем не бывало держал развернутое знамя над головой. Кончилось тем, что мы все-таки перешли этот дьявольский мост и опрокинули Альвинзи в болото, где он собирался отдать нас на съедение пиявкам! Вот, друзья мои, когда я впервые разговаривал с Наполеоном. Потом мы толковали с ним во время сражения под Иеной, под Данцигом, под Фридландом… Да еще это не кончено, надеюсь вполне, что не кончено! – заключил ла Виолетт, ища сочувствия со стороны крестьян своим воинственным предсказаниям.

После его последних слов наступило некоторое молчание. Наконец один из крестьян, по имени Жан Соваж, фермер маршала Лефевра, здоровенный хлебопашец под сорок лет, поднимая в знак дружбы свой стакан, сказал ла Виолетту:

– За ваше здоровье, господин управляющий! Пью за храброго, истинного француза, а все мы, крестьяне провинции Бри, – люди бесхитростные. Мы выслушали ваш прекрасный рассказ, и, поверьте, наши сердца бьются при воспоминании о всех этих великих сражениях, в которых вы были одним из действующих лиц. Бонапарт выказал беззаветное мужество на Аркольском мосту. Он увлек за собой армию, он, чье место было не в первом ряду при сражении, так как ему следовало руководить войсками вместо того, чтобы рисковать своей жизнью наравне с простым солдатом; он показал в тот славный день, что умеет при случае рискнуть собой и пренебречь глупой смертью… И потому мы восхищаемся им как полководцем и любим его как императора. Но нам кажется что он достаточно приобрел славы своим оружием и что ему пора отдохнуть на лаврах. Вот что чувствуем мы, бриарские земледельцы, господин ла Виолетт!

12
{"b":"103181","o":1}